Рикус посмотрел на меня искоса.
– Откуда ты знаешь?
– А откуда я знаю, что солнце восходит по утрам? – рассмеялся я. – Ясное дело, что ты не мог содрать хороший куш с бедолаги, готового в ногах у тебя валяться, лишь бы не отправиться в застенок. Но ты, конечно же, изначально намеревался поделиться добычей с напарником…
– Тысячу империалов…
Это, естественно, не сармийские десятинники, но сумма весьма внушительная.
– О Единый! – вырвалось у меня.
При нашей нищете это было целое состояние.
Я быстро произвёл в уме некоторые подсчёты. При скромной жизни этих денег должно было хватить нам обоим на год. Правда, Рикус, имевший привычку вылезать из-за карточного стола, только чтобы завалиться в постель со шлюхой, мог пустить их по ветру за неделю.
– Если мы будем благоразумны…
– Мы удвоим эту сумму ещё до возвращения в лагерь. Эх, в былые времена знавал я одно местечко в Ильме… Уверен, оно и сейчас работает. Три игровых стола и пять самых красивых женщин в Калионе!
Я застонал и закрыл уши ладонями. Встал из-за стола и с разворота пнул опавшую листву. Тут же зажал кулаком рот, чтобы не взвыть от боли. Похоже, под листвой притаился камень, о который я расшиб пальцы на ноге. Присев на корточки, я расчистил листву и увидел большое бронзовое кольцо…
Как ни в чём не бывало вернулся за стол и заговорщическим тоном сказал:
– А ты уже не собираешься грабить этот монетный двор?
Рикус посмотрел на меня с сожалением и покачал головой.
– Друг мой бастард! Вот оно – золото в сундуках. Самая разная монета, отчеканенная для Калиона, Сармы и герцогств империи. Мы можем открыть любой сундук и пересчитать монеты, но как вынести это сокровище за частокол, не имея армии, я не знаю…
– Однажды в детстве я стал свидетелем ужасной казни. Полукровку, сбежавшего с этого рудника с золотыми самородками, поймали и казнили. Перед тем как несчастному рабу отрубили голову, он завопил на высоком: «За самым могучим руфусом ищи подземный ход!»
– И-и-и, – просипел Рикус, вставая из-за стола.
– Я его нашёл…
Мы развили бурную деятельность, пересчитывая монеты из каждого сундука до глубокой ночи. От нашего усердия помощника управляющего едва удар не хватил. Поначалу он всячески намекал Рикусу, что им стоит уединиться, но мой друг игнорировал все его намёки. И когда бедолага обречённо опустился на стул, мой подельник, безупречно играющий роль имперского проверяющего, только ускорился, выстраивая на столе столбики монет.
К ночи он окликнул чиновника и доверительно сообщил, что солдаты должны быть уверены в строгости проверки.
– Достаточно переживаний, мой друг. Идите спать, а я для вида ещё поработаю.
Помощник управляющего закивал и пробкой выскочил из здания монетного двора.
Спустя полчаса после его ухода на воздух выбрались и мы. Голоса стражников слышались вдали. По-видимому, они переговаривались со стражей на воротах.
Я отыскал кольцо, и мы с Рикусом потянули за него. Удалось поднять тяжёлый, обитый медью деревянный щит. Открылся чёрный провал, из которого потянуло сыростью и отчётливо стало слышно журчание воды. Разведывать, что там и как, времени у нас не было.
Мы вернулись в здание монетного двора и стали заполнять мешки для верчения золотом. Только золотом! Монетами самых разных номиналов и чеканки. Потом вытащили мешки наружу и доволокли их к дубу, который руфус.
Принимая от Рикуса очередной мешок, я спихивал его в дыру, в затопленный туннель и надеялся, что мешок упал не в какой-нибудь омут, а в ручей.
Наконец вслед за нашим сокровищем в неизвестное спустились и мы. Рикус прихватил из дома масляный светильник и в тусклом колеблющемся свете я увидел расщелину в скальной породе, древесные корни, свисающие сверху и неглубокий ручей, лишь слегка подмочивший наши мешки.
Мой напарник заверил меня, что поднявшийся ветер заметёт щит, прикрывающий лаз новой листвой.
Мы взяли с собой столько золота, сколько могли унести, и отправились по подземному ходу в сторону рудничных ворот. Минут через десять благополучно выбрались наружу метрах в двухстах от частокола.
– Бросай золото здесь, бастард. Мы ещё не доиграли свою игру…
Он вряд ли мог заметить мой удивлённый взгляд. Вокруг было темно. Но на мой безмолвный вопрос тут же и ответил:
– Мы как ни в чём не бывало вернёмся по подземному ходу назад, прикроем основательно листвой люк, а потом запрём сундуки с оставшимся золотом. Хорошо выспимся, а утром неспешно, чтобы никто не заподозрил нас в краже, уйдём.
Мне оставалось только кивнуть.
Утром мы позавтракали с помощником управляющего, который к первой взятке добавил Рикусу маленький мешочек с золотыми монетами, и спокойно вышли за ворота рудника.
Наши кони паслись там, где мы их оставили. Сняв путы, мы оседлали их и поскакали к нашему лагерю, куда и добрались без приключений.
По прибытии имперского проверяющего и его слугу Рикус отпустил. Наши люди получили по золотой монете, и со всеми нашими лошадьми мы отправились за мешками с золотом.
Я думал, Рикус справедливо наградит моих людей, но они сами напали на нас, едва увидев добытые на монетном дворе сокровища. Меня они, может, и застали врасплох, но только не прожжённого бретёра. Рикус в считаные секунды наделал в телах подлой троицы с десяток отверстий, несовместимых с жизнью. Высыпав на их тела горсть золота, он сказал:
– Если бы эти негодяи не попытались нанести нам удар в спину, нам с тобой всё равно пришлось бы их убить. Сам посуди, если бы мы разделили добычу, как предполагалось, эти остолопы наверняка начали бы хвалиться свалившимся на них богатством, и очень скоро привлекли бы к себе внимание и оказались в темнице. А так пусть их найдут солдаты короля и решат, что монетный двор ограбила целая банда головорезов, которые потом не смогли поделить добычу.
Мы нагрузили лошадей золотом и отправились к Ильме. В одной из неглубоких пещер припрятали сокровища, упаковав для себя несколько кожаных сумок с золотом в количестве, вполне достаточном, чтобы до конца дней вести жизнь богатых бездельников.
Мы тщательно замаскировали вход в пещеру камнями и ветками, и оставалось надеяться, что наш клад не обнаружит случайно какой-нибудь эльф. С другой стороны – что ему тут делать?! Земля около этого схрона была непригодна для земледелия, а на камнях почти не росла трава, чтобы привлечь сюда пастуха.
В Ильме мы сменили плебейских лошадок на чистокровных скакунов, приоделись, как полагается благородным господам, и спустя два дня уже направлялись в сердце империи, в столицу столиц, славный город Ренивьеду, о которой Рикус рассказывал с придыханием.
Глава 33. Ренивьеда
Наше путешествие к центру империи походило на сон, сказку о бедняке, ставшем принцем. Когда у тебя есть много денег и на поясе висит в ножнах клинок, а под тобой породистый скакун, неприятности, возможные и вероятные, обходят тебя стороной. Ведь никому не хочется противостоять успешным аристократам, а услужить готов каждый.
Мы ехали уже неделю, когда Рикус вдруг изумил и напугал меня неожиданным нападением.
Проснувшись среди ночи, я обнаружил, что он стоит надо мной с кинжалом в руке, и прежде, чем я успел что-то предпринять, он полоснул меня по лицу. С окровавленной физиономией я вскочил с кровати и отпрыгнул в угол, где, скорчившись от боли, выхватил кинжал.
– К чему всё и шло, да, друг? Ты рассудил, что целое сокровище лучше, чем половина, верно?
Рикус сел на свою койку и отёр кровь с клинка.
– По прибытии в Ренивьеду ты поблагодаришь меня: теперь на тебе нет клейма каторжника.
Моя рука непроизвольно потянулась к кровоточащей ране на щеке, а Рикус потянулся на кровати.
– Ты же эльфийский колдун и имперский лекарь? Если к утру не истечёшь кровью, тебе придётся придумать для столицы подходящую историю, объясняющую происхождение шрама…
В дороге Рикус поведал мне историю первого императора, покорителя степи. Для победы над кочевниками он объединил несколько королевств. Так родилась империя.
Ренивьеда превзошла всё, что я мог себе вообразить. Город был больше, грандиознее, великолепнее Ролона не только по размеру, но и по содержанию: её могучие укрепления – высокие, прочные, незыблемые – обладали способностью как сдерживать натиск армий, так и противостоять разрушительному действию времени. Когда мы оказались на многолюдных улицах, я, как последний неотёсанный олух из глубокой провинции, только и делал, что вертел головой по сторонам с разинутым от изумления ртом и вытаращенными глазами. Не будь со мной Рикуса, здешняя шваль, несомненно, оставила бы меня без кошелька, одежды и чести, не дав мне пройти и нескольких кварталов.
– Это башня Зилада, первого завоевателя, – указал Рикус на высоченную каменную твердыню возле реки.
Это сооружение выглядело способным выдержать натиск всех полчищ степняков и служило надёжным хранилищем богатств, стекавшихся из других королевств.
В центре города располагался императорский дворец. Королевский дворец в Ролоне казался лачугой по сравнению с этим образцом блеска и величия.
Поблизости от него находился храм Единого, экзотический и древний, в котором смешались языческая и современная культуры. Статуи древних богов стояли у входа, широкие арки поддерживали на своей спине мифические животные, а огромное каменное колесо, символ Единого, выложенное совсем недавно над главной аркой входа, будто тут было всегда. Появление храма Единого на обломках древнего святилища казалось вполне уместным, и, глядя на это величественное строение, было легко принять на веру убеждённость большинства местных жителей, что Бог особо любит их королевство, а потому и сделал его самым могущественным государством известного мира.
Здешний народ отличался от жителей Калиона не в меньшей степени, чем строения. Город был буквально пронизан высокомерием, и оно сквозило во всём, да и как могло быть иначе, если великолепные экипажи везли по улицам вершителей судеб народов или богатейших купцов, в руках которых сосредоточивалась половина мировой торговли. Да что там экипажи, стоило посмотреть на уличное отрепье! Тут и нищие держались горделиво. Никакой мольбы, никаких жалобных стонов, скорее требование подаяния, которое принималось, как монарх принимает подношение от подданных.