И он добился своего, я действительно испытал страх. Одно дело – смерть, на это у меня мужества хватало, но чтобы гнить заживо в параличе, как кусок мяса!
Корин снова показал монету:
– Так вот, я хочу поговорить с тобой об этой монете. Как уже было сказано, она особенная.
Это он действительно уже говорил. Но я и тогда, и сейчас ничего не понимал. При чём тут какая-то монета?
– Да, она весьма необычна, – подбросил он монетку в воздух, поймал её и перевернул на ладони. – И знаешь, чем именно?
Я помотал головой.
– Не знаешь? Ну что же, верю. Я и не думал, будто ты знаешь. Прежде всего, её необычность в том, что именно благодаря этой штуковине ты до сих пор жив. – Корин снова подбросил и поймал блестящий кругляш. – Если бы не эта монетка, я позволил бы Лафету пронзить тебя шпагой в тот миг, когда открылась дверца кареты. – Он покачал монетку на ладони. – Для тебя это просто золотая монета. Ты заплатил десяток таких за коня и одежду. На первый взгляд она такая же, как тысячи других, – и по размеру, и по весу. Но если ты приглядишься к ней повнимательнее, то обнаружишь некое отличие. Скажи, чьё лицо красуется на золотых монетах во всех землях? – Его нога снова двинулась к табурету.
– Императора? – прохрипел я.
– Правильно! – Он поднёс золотой к моему лицу. – Но присмотрись, здесь нет императорского профиля. Здесь отчеканен совсем другой. Знаешь чей?
– Нет.
– Действительно, тебе это лицо незнакомо. Сия не слишком привлекательная физиономия принадлежит первому королю Калиона некоему Ламарио де Ризену, маркизу Присевии. Всего лишь маркизу, который решил, что может чеканить собственную монету.
Я по-прежнему пребывал в недоумении. Чего ради мне рассказывают о каком-то тщеславном маркизе, которого я в жизни не видел?
– А знаешь, что стало с монетами Ламарио?
И тут до меня дошло. Теперь я понял, почему прошлое обрушилось на меня столь стремительно после того, как зловещий старикан опознал меня на балу.
– О, вижу, ты потихонечку соображаешь, что к чему. Итак, некий человек появляется в городе и начинает тратить золотые монеты, отчеканенные частным лицом. Купцы их берут без звука: золото есть золото. Но суть в том, что эти монеты были похищены. Похищены вместе с таким запасом другого золота, серебра и драгоценностей, которого хватило бы, чтобы выкупить у императора весь Калион. Теперь, бастард, ты видишь, как легли карты. Эти монеты тратил ты. Вот и получается, что ты и есть тот вор, который опустошил монетный двор.
Явившись в нашу тайную сокровищницу за деньгами, необходимыми, чтобы осуществить мщение, я наугад взял мешок с золотыми монетами, но, наверное, монеты с изображением маркиза Ламарио подвернулись мне не случайно. Судьба и злой рок снова посмеялись надо мной, направляя мою руку.
– Теперь ты наверняка смекнул, почему я не спешу удовлетворить желание моего воспитанника поскорее спровадить тебя на тот свет. Его беспокоит, как бы уличный попрошайка не предъявил права на его наследство и женщину. Сам-то ты, будучи человеком дурной крови, представить себе не можешь, насколько отвратительна для чистокровного имперца сама мысль хоть о какой-то возможной связи с таким выродком. – Сделав это отступление, Корин продолжил: – Это большая удача, что нам удалось тебя сцапать прежде, чем ты попал в руки королевских солдат. Торговцы, с которыми ты расплачивался краденными монетами, описали тебя. Теперь точно известно, от кого они их получили. Ты смышлёный малый, Амадеус, и, конечно, думаешь, что, даже наобещай мы тебе всего с три короба, на самом деле, как только нам удастся наложить руки на сокровища, твоя жизнь закончится. Не стану тебя разуверять, ибо выбор, стоящий перед тобой, прост. Ты можешь сказать нам, где они спрятаны, отвести нас в тайник, а значит, прожить ещё некоторое время без мучений, питая слабую надежду, что или нам заблагорассудится тебя пощадить, или тебе каким-то чудом удастся бежать. Ну а можешь, – он поставил ногу на табурет, – можешь предпочесть паралич, беспомощность и медленное умирание.
Корин был прав. У меня не было иного выбора, кроме как умереть прямо сейчас, лишив негодяев шанса добраться до сокровищ и надеясь, что Рикус заставит их заплатить за всё.
С этой мыслью я вытолкнул из-под себя табурет.
– Он сдохнет! – заорал Корин. Этот негодяй стал подсовывать табурет обратно под мои ноги, но я поджал их. – Он пытается покончить с собой!
Корин схватил меня за ноги и приподнял, чтобы ослабить давление петли на шею.
– Руби верёвку! – прокричал он. – Руби верёвку!
Лафет полоснул по верёвке шпагой, и меня опустили на пол. Руки мои оставались связанными за спиной.
– А он даже крепче, чем я думал, – пробормотал Корин, глядя на Лафета.
– Или, может, так нас ненавидит, что ему смерть не страшна, лишь бы не отдать нам сокровища.
Лафет пнул меня ногой.
– Ничего, я развяжу ему язык. Вот займусь им по-настоящему, и он будет умолять о смерти.
И тут вдруг громыхнул взрыв, да такой, что вся комната содрогнулась.
– Это ещё что?! – воскликнул Корин.
Оба устремились к незапертой двери и выбежали наружу.
– Кто-то бросил пороховую бомбу! – донёсся крик одного из слуг. – Чернь с улицы ломится в ворота!
И тут какой-то человек запрыгнул внутрь через окно, пронёсся по комнате и, пока я пытался извернуться, чтобы увидеть, кто же это, подскочил к двери, за которую выбежали мои мучители, захлопнул её и запер на засов. В неё тут же начали ломиться, но двери у Корина, вовсе не желавшего, чтобы его застали врасплох в обществе чужих жён, были прочные и надёжные.
– Эй, бастард, опять ты развлекаешься без меня! – воскликнул нежданный гость, и я узнал Рикуса.
Он перерезал верёвки, помог мне подняться и выбраться в окно. Мы вывалились наружу, в переулок, где мальчонка, нанятый мной для слежки за Трибо де Пуленом, ждал нас с осёдланными лошадьми.
Пока я взбирался в седло, Рикус бросил ему увесистый кошель и пояснил:
– Твой малыш проследил за каретой и сообщил, что тебя «пригласили в гости». И он же взбудоражил народ на улицах, чтобы отвлечь твоих «приятелей».
Я наскоро пробормотал благодарность, но дал себе слово, что при первой же возможности парнишка получит достойное вознаграждение.
Скакать во весь опор по мощёным улицам кони не могли, то и дело приходилось их сдерживать, чтобы копыта не поскользнулись на камнях. Но и оставить лошадей тоже было нельзя – пешком мы далеко из города не ушли бы.
По приближении к воротам я приметил троих мужчин в мундирах королевской стражи, которые о чём-то беседовали с караульными. Среди них я узнал одного из личных помощников короля.
Мы с Рикусом пришпорили коней и понеслись вперёд. Караульные у ворот вскинули мушкеты. Рикус сбил одного из них конём, но второй выстрелил в меня и, судя по тому, как дёрнулась подо мной лошадь, попал. Я выпростал сапоги из стремян, перекинул ноги и упал на бок, чтобы не оказаться придавленным крупом упавшего животного.
При падении меня так приложило о дорогу, что буквально выбило из меня весь воздух. Я откатился в сторону, попытался встать и, подняв взгляд, увидел, как мушкетный приклад качнулся возле моего лица. Попытка уклониться от удара не увенчалась успехом – сильный толчок снова сбил меня наземь.
Подскочившие стражники мигом заломили мне руки.
Подошедший королевский секретарь окинул меня взглядом и приказал:
– Отведите этого разбойника в тюрьму. Ему придётся ответить на множество вопросов.
Глава 40. Возвращение
Увы, всякая история имеет не только начало, но и неизбежный конец.
Это была уже вторая тюрьма, в которую меня угораздило попасть. Надо сказать, королевскому застенку далеко до той жуткой дыры, куда попадают узники ловцов. В его тюрьме камеры, по крайней мере, находятся на уровне земли, в них сухо и двери не сплошные, а забраны решётками. Не то что у служителей Единого, где темнее, чем в царстве Тёмного.
Если бы меня то и дело не выволакивали из камеры и не подвергали пыткам, я мог сказать бы, что в ожидании смертной казни проводил там время вполне сносно.
По моим прикидкам, прошёл примерно месяц, прежде чем ко мне явился первый, не считая, разумеется, палачей, посетитель. Вне всякого сомнения, чтобы быть допущенным к столь важному преступнику, ему пришлось изрядно потратиться на взятки. Явился он в плаще с капюшоном, надвинутым на лицо, желая остаться неузнанным.
Завидев приближающуюся тёмную фигуру, я подумал, что это Рикус, вскочил с каменной скамьи, но, увы, надежды оказались напрасными, то был вовсе не друг, пришедший меня спасти.
– Ну, хорошо ли ты проводишь время в компании своих братьев, крыс и тараканов? – поинтересовался посетитель вместо приветствия.
– Прекрасно. В отличие от моего двуногого братца они не столь алчны и злобны.
– Не называй меня своим братом. Моя кровь чиста!
– Возможно, в один прекрасный день мне удастся увидеть, какого она цвета…
– Не думаю, что ты проживёшь так долго, чтобы пролить мою кровь.
– Ладно, ты ведь не просто так сюда притащился. Выкладывай, зачем пришёл, братец.
Он порывисто стащил с себя капюшон. Лицо Лафета исказила злобная гримаса, в глазах зажёгся огонёк ненависти, губы скривились.
– Хочу, чтобы ты знал, что о свадьбе уже объявлено. Пока ты гниёшь в тюрьме и пытаешься спасти свою жалкую жизнь, я женюсь на Элоизе.
– Ты, конечно, можешь принудить её к замужеству, но не к тому, чтобы она тебя полюбила.
– Элоиза ещё полюбит меня. Надеюсь, ты не думаешь, будто она, дева чистой, благородной крови, способна полюбить эльфийского полукровку, это грязное отродье, которое и человеком-то назвать трудно?
– Да, братец, сразу видно, как глубоко тебя это задевает. Ты ведь прекрасно знаешь, что любит Элоиза меня, а ты можешь овладеть ею лишь насильно, с помощью её дядюшки. Неужели это именно то, что тебе нужно, братец? Заполучить женщину с помощью принуждения и обмана?