Слушая, как Рикус упоминает титул, который мне надлежало унаследовать по смерти отца, я вспомнил замечание Альведы насчёт того, что и сам он, хоть и объявлен вне закона, по происхождению является благородным сеньором. Я никогда даже не намекал своему другу, что мне известен его секрет.
План Рикуса был простым и одновременно сложным. Деньги, чтобы выкупить всё зерно Калиона, у нас были, а лишить негодяев поддержки короля – тоже хорошая идея. Сказано – сделано: когда мы скупили все свободные запасы провианта, то организовали поджог складов Трибо де Пулена, а организацию народного недовольства отложили на пару дней.
Всё случилось в день свадьбы Элоизы.
Выскользнув на улицу, на первый взгляд одетые как нищие, с оружием, укрытым под рваными плащами, мы направились к рыночной площади, где обычно велась торговля зерном. Там мы застали суматоху и толчею. Огромная толпа собралась перед лотками, ведя отчаянный торг за партии кукурузного и просяного зерна. Цены росли прямо на глазах.
– Богатеи всё скупят, а нам ничего не останется. Мои дети голодают! – закричал Рикус.
– Моей семье нечего есть! – подхватил я. – Чем же я их накормлю?
– Дайте хлеба моим малюткам! – завопила какая-то карга. С виду она была так стара, что «малюток» впору было рожать её внучкам, но её крик тут же подхватили другие женщины.
Народ шумел, и людей на площади становилось все больше. Они, и без того уже заведённые, распаляли друг друга, разжигая ярость злобными возгласами.
С десяток стражников из дворца короля стояли на краю площади в стороне от толпы, растерянно переминаясь с ноги на ногу. Им было не по себе, ведь недовольные превосходили их числом раз этак в пятьдесят. Сидевший верхом офицер приказал своим людям следовать за ним и, раздвигая конём толпу, направился прямиком к нам с Рикусом.
Рикус выковырял из мостовой булыжник и запустил в офицера. Камень угодил ему по шлему. Громыхнул мушкет, и карга, вопившая насчёт своих несчастных малюток, упала на мостовую.
– Убийство! – взревел Рикус. – Убийство!
Его крик был мгновенно подхвачен сотней голосов. На моих глазах людей короля повалили на землю и принялись осыпать яростными ударами.
– Там золото! – заорал Рикус, указывая клинком на дворец. – Золото и еда!
– Золота и еды! – подхватила тысячеголосая толпа.
Чернь ворвалась во внутренний двор, и во главе толпы следовали мы. Роскошные двери не стали нам преградой. В то время, как толпа заполняла просторный зал, мы торопливо устремились вверх по лестнице. Там, возле личных королевских покоев, я увидел группу куда-то спешивших по коридору людей: сначала показались сам король и магистр ловцов со своими секретарями, а следом – Корин, Лафет и Элоиза.
– Элоиза! – заорал я.
Все трое остановились и обернулись. Мы с Рикусом отсалютовали мужчинам шпагами.
– Бежите?! – вскричал Рикус. – А не угодно ли сразиться с нами?
– Признаю, вы двое доставили мне некоторое беспокойство, – невозмутимо отозвался Корин, – но возможность убить вас послужит определённым возмещением.
Едва мы с Рикусом взбежали вверх по лестнице, как Корин с Лафетом устремились нам наперерез. Я успел бросить лишь один взгляд на Элоизу, на которой было подвенечное платье, а потом мы четверо сошлись в схватке.
Рикус, опережавший меня на ступеньку, скрестил клинок с Корином, тогда как я встал в боевую стойку перед Лафетом. Лязг стали на какое-то время заглушил доносившийся снизу шум безумствующей толпы, но потом послышались и другие звуки – мушкетные выстрелы. Видимо, ко дворцу прибыли королевские солдаты.
Лицо Лафета было искажено ненавистью, но одновременно на нём проскальзывало и некое странное, лихорадочное веселье.
– Я рад тому, что моя невеста узрит воочию, как способен благородный человек разделаться с презренным отребьем.
Фехтовальщиком он был превосходным, куда лучшим, чем я мог бы надеяться когда-либо стать. В считаные мгновения противник рассёк мне предплечье, нанёс укол в правое плечо и растревожил старую рану, которую я получил в схватке с разбойниками.
– На быструю смерть можешь не надеяться, – процедил Лафет. – Я буду убивать тебя долго – пусть Элоиза видит, как вся твоя дурная кровь вытечет из тебя до последней капли.
Его клинок полоснул по колену, и теперь кровь сочилась у меня уже из четырёх ран одновременно. Тесня меня виртуозными взмахами и выпадами, которым мне нечего было противопоставить, Лафет вдруг небрежно коснулся эфесом своей свежевыбритой щеки, на которой красовался такой же, как у меня, шрам.
– Мы даже шрамами похожи с тобой, и за это я ненавижу тебя ещё сильнее.
Неуклонно тесня взмахами клинка, он прижал меня к стене и нанёс удар уже по второму колену. Я едва стоял на ногах.
– Теперь глаза, а потом уже и глотку! – прорычал Лафет.
Но внезапно резко выдохнул, словно получив удар сзади. Он уставился на меня расширившимися глазами, потом медленно развернулся. Позади него стояла Элоиза.
Когда мой противник повернулся, я увидел вонзившийся в его спину кинжал. Клинок вошёл неглубоко и при движении выпал.
– Тварь! – взревел Лафет.
Я прыгнул вперёд и проткнул его шпагой. Лафет совершил ту же ошибку, что и разбойник: не принял в расчёт женщину.
Элоиза обняла меня на несколько мгновений, прежде чем я отстранился со словами:
– Мне нужно помочь Рикусу.
У товарища, сражавшегося с Корином, дела обстояли ненамного лучше, чем до недавнего времени у меня самого. Вообще-то Рикус фехтовал гораздо лучше меня, но и Корин непонапрасну слыл первой шпагой Калиона.
Пока я ковылял на помощь Рикусу, мой друг внезапно прыгнул вперёд, сошёлся с противником вплотную, вскинул левую руку, отбив предплечьем шпагу Корина в сторону, и одновременно вонзил свой кинжал ему в живот. Де Мозер смотрел на Рикуса расширившимися от изумления глазами, не в состоянии поверить, что он побеждён и уже, можно сказать, убит. Удар Рикуса, вогнавшего кинжал по самую рукоять, заставил его подняться на цыпочки.
Рикус провернул клинок в ране:
– Это тебе за господина Фируза. – Он повернул кинжал ещё раз. – А это за лекаря Пипуса.
Он отступил на шаг от Корина, который раскачивался взад-вперёд со всё ещё торчавшим из живота кинжалом, и поднял левую руку, которой отразил рубящий удар противника. В свете свечей блеснул металлический наруч.
– Как ни жаль, но я вовсе не благороден.
Ноги Корина подогнулись, и он рухнул на пол.
Между тем мушкетная пальба внизу участилась: походило, что солдаты вытесняли толпу из дворца.
Уйти мы не успели. Солдаты, разогнав толпу черни, поднимались по лестнице. Но Рикус и не думал бежать. Он зачем-то подошёл к лежащему на полу Лафету и склонился над ним. По приближении солдат, указал на неподвижное тело и воскликнул:
– Сюда! Взять его! Это Амадеус-бастард!
Эпилог
Элоиза потребовала у капитана стражи пропустить нас к экипажу и приказала перепуганному вознице мчаться прочь из Ролона, в поместье, принадлежавшее Лафету.
Мои раны Элоиза пестовала так же заботливо, как и в прошлый раз. Весь день я лежал в постели, приходя в себя. Для меня это было своего рода бегством от действительности, приятным, но явно недолгим, не говоря уж о постоянном напряжённом ожидании: мне чудилось, что вот-вот нагрянут стражники короля, чтобы меня схватить. Рикус ошибся, не добив Лафета. Замысел моего друга – выдать Лафета стражникам за меня – был абсурдным: конечно, некоторое внешнее сходство между нами существовало, но как только Лафет придёт в себя, обман тут же раскроется. Надо же было придумать такую глупость!
Несколько дней спустя Элоиза вошла ко мне в комнату с несколько расстроенным видом:
– Он умер.
– Кто?
– Амадеус-бастард. Почти сразу по задержании мой дядя приказал убить его, в назидание прочим бунтовщикам.
– Ты имеешь в виду Лафета? Но как… как они могли так чудовищно ошибиться, ведь он наверняка объяснил, кем является на самом деле?
– Я не знаю… – вздохнула Элоиза и обняла меня.
Имелись и другие новости: Рикус получил от короля награду и был провозглашён настоящим героем, чуть ли не в одиночку очистившим дворец от мятежной черни и схватившим самого Амадеуса-бастарда, увы, лишь после того, как этот бандит убил Корина де Мозера.
Я слушал всё это, буквально разинув от изумления рот. Надо полагать, Рикус продумал всё заранее, ещё когда разрабатывал первоначальный план восстания.
И как-то ночью, когда я лежал в постели, вошла Элоиза и заперла за собой дверь на засов. Она наклонилась и поцеловала меня, после чего погладила пальцами мои щёки, остановившись на шраме.
– Помнишь, я говорила тебе, что ты мне кого-то напоминаешь?
– Да, что-то припоминаю…
– А кроме того, ты мой законный, венчанный Единым супруг. А посему настаиваю, чтобы незамедлительно вступил в свои права.
Я неловко принялся снимать с неё одежду, но Элоиза отстранила меня.
– Подожди. Прежде я хочу узнать, будет ли мне, как твоей жене, позволено читать что угодно и писать что вздумается?
– И даже рисовать, – улыбнулся я…
Мягкие губы, тёплое податливое тело, влажная и упругая Элоиза – всё это блаженство исчезло в один миг, и перед внутренним взором заскользили белые строки логов. А потом я услышал:
– Ваш персонаж создан.
Я открыл глаза и увидел серую стену кубрика…