Так закончился первый день нашего знакомства с Биратнагаром.
На следующее утро из Катманду должен был прилететь непальский чиновник, специально прикрепленный к нашей группе. Мы поехали встречать его на аэродром. Когда мы вылезали из машин, по трапу уже спускались пассажиры. Господин Шрештха подошел к среднего роста сухощавому непальцу. Они молча приветствовали друг друга, сложив руки на груди, и затем, о чем-то говоря между собой, размахивая руками, приблизились к нам.
— Познакомьтесь — это господин Барма, ваш друг и опекун, спортсмен, охотник и музыкант, чиновник правительства 2-го класса, — представил нам господин Шрештха молодого непальца.
Мы опять расселись в джипах и тронулись в обратный путь. По дороге господин Барма, подшучивая, обращался к нам и расспрашивал в присутствии господина Шрештхи, как он заботился о нас, довольны ли мы им, не обижал ли он нас. Весь этот разговор неоднократно прерывался остротами и шутками со стороны Шрештхи. Дружный хохот, раздававшийся из машины, заставлял прохожих оборачиваться в нашу сторону. С каждым километром пути мы проникались уважением к господину Барме и начали понимать, что с этим человеком мы не пропадем в джунглях, в которые на днях собираемся отправиться на долгие месяцы. Приехав в водный департамент, господин Барма тут же заявил, что этот дом для нас не подходит и что нам требуется другое помещение для жилья. Затем он сказал, что мы должны представиться губернатору Биратнагара.
— Подождите минутку, я переоденусь, и мы поедем в резиденцию к губернатору, — с этими словами он ушел в отдельную комнату и через несколько минут перед нами явился совершенно другой человек. Господин Барма был одет в непальский костюм. Поверх белых, обтягивающих ноги штанов свободно до колен спускалась рубашка с двумя разрезами по бокам. На рубашку был надет короткий пиджак серого цвета, на голове маленькая черная непальская шапочка. Мы нарядились в парадные костюмы, и кортеж из трех джипов тронулся в путь. Миновав уже знакомую нам бензоколонку, мы проехали базар, где покупали накануне фрукты. Затем свернули направо и выехали к узкой дороге, мощенной красным битым кирпичом. И вдруг мы словно попали в жерло камнедробилки. Все кругом дребезжало. Нас кидало друг на друга. Челюсти тряслись. Мы не в состоянии были произнести ни слова, и это несмотря на то, что машина двигалась с черепашьей скоростью. Чтобы кое-как уберечь себя, пришлось ехать в полусогнутом положении, стоя на пальцах ног. Я хотел даже было попросить господина Барму остановить машину, чтобы остаток пути проследовать пешком. Но, на наше счастье, эта дорога кончилась, и мы выехали на проселочную дорогу. Господин Барма повернулся в нашу сторону и сказал:
— Ну как, почувствовали, что такое кирпич? Я нарочно повез вас по этой улице, чтобы вы поняли, почему она называется «Улицей бесплодия». Проехав по ней один раз, наверно, уже никакая женщина не сможет родить. Народ точно дает названия, — засмеялся господин Барма.
Вскоре мы миновали ворота, у которых стояли двое полицейских, и въехали во двор, спугнув изящного маленького в красных пятнах олененка. Джип остановился около подъезда. Когда мы подошли к ступенькам здания, навстречу нам вышел сам губернатор, высокий, молодой, лет тридцати, человек. Он пожал руки и пригласил к себе в зал приемов. Беседа была недолгой, но полезной. Губернатор обещал нам оказывать всяческую помощь и даже выделить для охраны полицейских. Мы поблагодарили его за теплые слова и обещанную помощь и пригласили к себе в новый дом на приближавшееся празднование годовщины Великой Октябрьской революции. Губернатор любезно принял наше приглашение. На этом наш официальный визит окончился.
Наш джип миновал водный департамент и помчался по асфальтированной дороге на юг от Биратнагара. Мы переглянулись и спросили господина Барму, куда мы едем. Барма с гордостью ответил:
— Это означает, что вы теперь живете в другом доме, который я снял для вас в Джогбани, туда я вас и везу. Все вопросы прошу задавать на месте! — рассмеявшись, скомандовал он.
Минут через пятнадцать мы остановились около нашей новой резиденции — уютного домика с садом, окаймленного каменной изгородью.
Пока Барма закупал продукты через купцов-посредников, мы имели возможность осмотреть Джогбани, являющийся, по существу, пограничным городом, разделенным на две части-индийскую и непальскую. Непальская часть города — фабричный район.
Улицы в этом фабричном районе вымощены булыжником, а сам он чем-то напоминает наши дореволюционные заводские окраины.
Первым крупным промышленным предприятием, которое мы посетили, была спичечная фабрика «Текка». Попасть на фабрику не представляло особого труда, так как совладелец ее (он же бухгалтер) оказался старым приятелем Бармы. Хозяин фабрики любезно согласился ознакомить нас с предприятием. Здание фабрики длинное, одноэтажное. Процесс изготовления спичек начинается с распиловки бревен на кругляши определенной длины. Затем старая английская машина образца 1901 года снимает с них тонкие пластинки, а стоящие рядом рабочие тут же сортируют их. После этого пластинки поступают на другую машину, и здесь уже они превращаются в спички. Молодые женщины-работницы с туго затянутыми на голове пучками волос и в легких сари сортируют и складывают готовые спички в коробки. Коробки складываются в пачки, которые тут же на полу упаковываются вручную в бумагу худыми и усталыми упаковщиками, работающими с быстротою машины. Интересно отметить, что упаковщик пачек является самым высокооплачиваемым рабочим. Он иногда получает более ста непальских рупий в месяц. Это самая высокая заработная плата рабочего на фабрике. В среднем простой рабочий получает по две рупии в день, то есть шестьдесят рупий в месяц. Выходной день, как и во всем Непале, — суббота. Всего на фабрике занято триста рабочих. Общая производительность фабрики тысяча шестьсот ящиков, в каждом ящике тысяча четыреста спичечных коробок, Спички фабрики «Текка» расходятся по всему Непалу. Часть их идет на внешний рынок — в пограничные с Непалом районы Индии. Фабрика часто работает с перебоями. Причина — отсутствие сбыта товаров, в этом мы убедились сами. Рядом со спичечным цехом находится склад, доверху заваленный спичками. Много ящиков стояло даже на улице, благо что до сезона дождей далеко.
Побывали мы и на двух других, по непальским масштабам, крупных предприятиях — джутовой фабрике и сахарном заводе.
На джутовой фабрике в период полной загрузки работает более трех тысяч рабочих, то есть примерно одна шестая часть всего рабочего класса страны. Хозяином ее являются индийские промышленники. Основной владелец фабрики — индийский промышленник Рана Кришна Чанарья. Он почти никогда не бывает на предприятии и в основном живет в Калькутте. Вместо него всеми делами ведают его друзья совладельцы, почти все — индийцы. При найме на работу предпочтение отдается не непальцам, а индийцам: семьдесят пять процентов рабочих — индийцы. Джут покупается у местных крестьян как в Непале, так и в Индии. По фабрике нас водил один из директоров, непалец по национальности.
Мы вошли в прессовочный цех. Пресс-машина сжимала джут. Затем другая машина завязывала его в тюки.
Кроме прессовочного цеха на фабрике работают цехи по выработке джутовой пряжи, по производству рогожи и цех по изготовлению джутовых мешков. В них установлены очень старые машины английского и голландского производства. Джутовые мешки в основном идут не на внутренний рынок, а в Индию и Сингапур. Иногда выполняются заказы и для европейских стран. Фабрика ежедневно выпускает сорок четыре тюка джутовых мешков. В каждом тюке по пятьсот мешков.
На джутовой фабрике работают рабочие двух категорий: по контракту — это в основном рабочие индийского происхождения, и просто по найму. Рабочие по контракту заняты на более высокооплачиваемой работе, как, например, сшивании мешков из рогожи: за это они получают по сорок индийских рупий в неделю, то есть в два раза больше, чем остальные рабочие фабрики. Самая низкая оплата у рабочих, занятых упаковкой мешков, — они получают двенадцать-шестнадцать индийских рупий в неделю, и все в основном являются непальцами. На фабрике есть уголок отдыха, где можно почитать газеты и журналы, в том числе и советский журнал «Совьет бхуми» (Советская земля) на непальском языке. Особенно большой интерес к Советскому Союзу заметен среди среднего технического персонала. Они много читают о нашей стране и живо интересуются ее внутренней жизнью и успехами. Меня на фабрике буквально забросали самыми разнообразными вопросами — от жилищных условий до полетов в космос.
Я спросил директора джутовой фабрики, есть ли у рабочих своя профсоюзная организация. Он сделал вид, что не расслышал моего вопроса, и тут же перевел разговор на тему о бытовых условиях рабочих. Он сказал, что у них рабочие пользуются большими правами, чем на других предприятиях. Так, например, рабочим фабрики ежегодно предоставляется месячный отпуск, но без оплаты. Кроме того, на фабрике существует так называемая неделя медицины (оплаченный отпуск на восстановление здоровья), а в случае производственной травмы рабочий имеет право на пятнадцать оплачиваемых дней в год. Затем мы осмотрели рабочие бараки. Это были темные, без всяких удобств помещения, где рабочим предоставляют койку за полрупии в неделю. Низкооплачиваемым дается небольшая скидка.
При фабрике существует так называемая детская площадка. Она представляет собой неказистый вид. На земле, за перегородкой, копошилось около десятка неумытых малышей, за которыми смотрела одна няня. Няня сидела на стуле и что-то вязала, а детишки были заняты только тем, что отгоняли от себя тучу больших зеленых мух, старавшихся сесть к ним на головы и под грязные носы.
На фабрике, по словам директора, имеются два врача, которые в рабочее время лечат бесплатно всех рабочих и даже бесплатно дают им необходимые лекарства. В том, какие это врачи, я вскоре убедился, когда увидел одного из них в гостях у Бармы.