Брахман кроме дикша дал Барме также впервые джанай — шнур, который представители высших каст постоянно носят через левое плечо. В период траура джанай обычно перевешивается с левого плеча на правое.
Получив из рук брахмана лук, стрелы и сложив в горсть руки, как нищий, Барма стал просить рис у присутствующих на церемонии людей. Вначале он обратился к матери, сказав: «Мать Ганга, мать всего, дай мне пищу». Когда мать насыпала ему в руки несколько зерен, он бросил их в костер, горевший рядом с медным тазом. Затем ему подали рис остальные. Причем давали по нескольку килограммов каждый. Он клал этот рис отдельно, так как знал, что он предназначен для его семейного брахмана как награда за труд. Затем в сопровождении своего дяди Барма пошел в храм Ганеша, куда они направились в обход, стараясь ни в коем случае не пересекать реку. Река — это граница дома, считают непальцы, и если юноша в процессе обряда совершеннолетия пересечет реку, то это означает, что он покинул дом.
В храме дядя спросил Барму, решил ли он идти в отшельники (садху) или возвратиться домой. Если бы Барма решил пойти в садху, то дядя стал бы его уговаривать не делать этого, а если бы уговоры не помогли, то Барма должен был не возвращаться домой, а отправиться навсегда в лес. Но Барма остался дома — он поклонился Ганешу и возвратился с дядей под отчий кров, где сменил одежду, наелся как следует, и теперь к нему уже все обращались не как к сыну, а как к равному.
Ни один порядочный индуист не выдаст свою дочь замуж за мужчину, у которого не было обряда совершеннолетия.
Продолжая свой путь в поисках сведений о разливе реки Бакры на опушке леса, мы увидели группу павлинов. Они спокойно расхаживали по поляне и клевали какие-то зерна. Необычайно красивая окраска и длинный хвост придавали им вид сказочных птиц. Не зря в Индии павлин считается царем птиц и охраняется правительством. Даже тигр, наводящий страх на всех обитателей джунглей, не в силах устоять перед красотой павлина и часами ходит за ним, любуясь окраской оперения. Но птицы заметили нас. Разбежавшись на длинных ногах по поляне, они подпрыгнули и взлетели в воздух. С места павлин подняться не может — мешает длинный хвост. Вот почему ему, как и самолету, требуется площадка для разбега. Поднявшись в воздух, павлины скрылись за деревьями, разнося по джунглям скрипящий крик опасности «маджу, маджу». Видимо, за свой голос и скрипящий крик они получили название маджур.
По дороге нам попались следы медведя, которые вели в чащу.
Мы вошли в лес, разогнав большое, голов в пятьдесят, семейство обезьян. Они разбежались по веткам деревьев и сверху внимательно следили за нами. Вдруг под кустом низкорослого дерева около ручья мы увидели приготовившегося к прыжку громадного леопарда.
Не долго думая, я вскинул винтовку и выстрелил. Леопард остался лежать на месте. Через него перескочило какое-то животное и, сделав огромный прыжок через ручей, скрылось в лесу. Это был второй леопард. По-видимому, в лесу происходила охота леопардов на любопытных обезьян. Когда я слез со слона, то около леопарда лежала с разодранной лапой мертвая обезьяна, а на кусте прямо над тяжело дышавшим в предсмертной агонии леопардом сидел маленький обезьяний сосунок и визжал от страха. Я поставил винтовку к дереву, а сам полез за сосунком. Детеныш стал прыгать по веткам, и мне его не удавалось схватить. Тогда я попросил погонщика, чтобы он заставил слона нагнуть в мою сторону кусты. В это время леопард сделал свой последний прыжок и, уткнувшись мордой в куст, свалился в ручей. Я в испуге отскочил в сторону. Но обезьяньего сосунка уже не было, он куда-то скрылся и, видимо, дрожа, сидел где-нибудь высоко на дереве и смотрел на труп своей матери. Мы взвалили леопарда на слона и пошли к себе в лагерь. Так был убит третий и последний хищник за все наше путешествие по лесам Непала.
Мы вернулись в лагерь поздно вечером, когда уже все были в сборе и ждали нас к ужину. Николай Иванович подошел к нам, повертел в руках голову леопарда и сказал:
— Не этого ты убил. Сегодня, когда мы возвращались домой, передо мной в метрах пяти перепрыгнул просеку огромный тигр и скрылся в тростнике, совсем рядом с лагерем… Рабочие испугались и не решились идти дальше. Вот того тигра надо было бы тебе пристукнуть. А то теперь опять рабочие будут волноваться и выходить на работу только после рассвета.
Сказав это, он почесал руки, на которых была видна мелкая красная сыпь. Я спросил его, в чем дело. Николай Иванович махнул рукой, вновь почесал руки и сказал:
— Да вот попал сегодня на проклятые стручки.
Я знал, что от дерева, которое называется каусо, почти нет спасения. Оно растет обычно в лесу. На ветвях висят красивые коричневые стручки. Кажется, что они покрыты бархатом, настолько приятны на вид. Но если путник случайно дотронется до них, они щедро одаряют неосторожного мелкими, как пудра, семенами, напоминающими стеклянный порошок. Если такая пудра попадет на голое тело, то оно начинает зудеть и очень сильно чесаться. Рабочие обычно в таком случае приносили какую-то зеленую травку и терли ту часть тела, на которое попала пудра, после чего зуд прекращался. Если этой целебной травки поблизости не оказывалось, то они с помощью кукри рубили лианы чжодело, из которых обильно тек сок, и им вытирали пораженные места. Николаю Ивановичу вряд ли можно было позавидовать в тот день. Он сидел за столом, ел традиционную рисовую кашу и чесал руки.
ГЛАВА ПЯТАЯЗАТЕРЯННЫЙ МИР
Утром нас разбудил голос.
— С праздником, саб! — Лал Бахадур, заглянувший к нам в палатку, в приветствии сложил на груди ладони.
— Спасибо, Лал Бахадур.
У входа в палатку за его спиной мы увидели и других рабочих. Все они сделали намастэ и дружно поздравляли Николая Ивановича с рождением первой внучки.
Нам также было приятно их внимание, тем более что, кажется, никто из нас не говорил им об этом накануне. У Николая Ивановича настроение приподнятое, хотя дома он, вероятно, теперь бы отдыхал, а в Непале это для него обыкновенный трудовой день. В Москве, конечно, уже выпал снег, чистый, еще не успевший загрязниться, он нарядно припушил деревья и оконные карнизы, и мороз озорно пощипывал носы и уши вечно куда-то торопящихся москвичей.
А здесь стояла жара. Мы ехали на головном слоне. Солнце, как обычно, нещадно палило наши голые по пояс тела. Все так загорели, что многих издали почти невозможно было отличить по цвету кожи от местных жителей.
Мы следовали в один из самых отдаленных районов страны, где летом во время муссонов и тропических ливней местность бывает безнадежно отрезана от остального мира потоками воды.
Здесь же под могучими ногами нашего слона мягко шуршал мелкий песок огромного солнечного пляжа, по которому неторопливо протекал небольшой ручей. Вдали виднелась густая полоса джунглей.
Погонщик, осмотревшись, равнодушно направил слона к ручью.
— Ковал, — лениво сообщил он.
«Слава богу, скоро река», — подумал я. Но погонщик, видя, что мы смотрим куда-то вдаль, показал рукой на ручей.
Мы не сразу поверили, что эта тихая водичка и есть та неукротимая река, которая, своенравно меняя русло, надолго загоняет людей в свои деревни и изолирует их от внешнего мира на все время муссонов, когда с неба на землю низвергаются потоки дождя.
Невдалеке виднелась деревня Керабари Она совсем невелика, но довольно широко известна в Непале. Во времена хозяйничания в стране семейства Рана здесь были заповедные охотничьи места премьер-министров. Когда кончались дожди и сходила вода, могущественные махараджи приезжали сюда охотиться на тигров, медведей и оленей. Слуги разбивали рядом с Керабари лагерь и устраивали засады, гнали зверей на «охотников», которых те и убивали из совершенно безопасных укрытий. Это было скорее истребление животных, чем охота на них. Но глухие джунгли так густо населены всяким зверьем, что даже подобные охоты не в состоянии были отпугнуть животных от этих мест.
Пока мы обсуждали вопрос, где разбить лагерь, появились местные жители. После приветствий наиболее смелые из них, видя наши затруднения в подыскании подходящего места, единодушно рекомендовали прежнюю охотничью стоянку владетельных Рана и охотно, целой гурьбой, проводили нас туда.
Это было ровное и сухое место, а источник вполне разрешал проблему водоснабжения. Реки, берущие начало в Гималайских горах, несут в своих водах мириады мельчайших частичек слюды, которые под лучами солнца придают их водам вид сверкающего серебряного клинка. Это, правда, очень красиво, особенно в сочетании с зеленью джунглей и синевой гор, но очень плохо отражается на желудках. Из-за такой воды в деревнях масса случаев желудочно-кишечных заболеваний, особенно у детей. Поэтому мы предпочитали брать воду в источнике, где вода била из-под земли.
Итак, место выбрано, начали ставить палатки. Хотелось управиться поскорее, так как к нам все подходили и подходили новые гости. Многие пришли в лагерь издалека, пройдя несколько десятков километров, чтобы посмотреть на советских людей.
Усевшись за походные столы, мы дружно принялись за обед. Он прошел весело, под неослабным наблюдением нескольких десятков карих глаз. Усевшись на корточки вокруг нас, местные жители, молча, с большим вниманием наблюдали, как мы едим. Изредка они обменивались друг с другом короткими фразами. Когда я встречался взглядами с кем-нибудь из них, они улыбались и одобрительно кивали головами.
После обеда, когда мы принялись разбирать вещи и приводить лагерь в порядок, наши гости по мере своих сил старались оказать помощь. Более молодые расчищали площадки, носили сучья для костра. Остальные, лишь только заподозрив, что кому-либо из нас требуется какой-нибудь предмет, немедленно кидались в палатку и приносили первое, что попадалось под руку. Им, видимо, нравились наши палатки и обилие в них незнакомых вещей, поэтому они так охотно бегали туда.
— Саб! — молодой парень, внимательно глядя мне в глаза, подал штатив, неизвестно зачем вынесенный из палатки.