Я отрицательно покачал головой, и парень, бросив штатив, исчез. Через мгновение он опять оказался передо мной.
— Саб! — в руках у него кисточка для бритья.
Наконец все приведено в порядок, и мы расположились у костра, который разожгли наши гости. Они сели напротив нас в своей традиционной позе — на корточках.
Заметно выделявшийся среди других гостей молодой человек — это был местный помещик — приветствовал нас от имени односельчан. Пока он выступал с традиционным приветствием, мы с удовольствием разглядывали его. Он был необыкновенно красив. Чистое с небольшим румянцем смуглое лицо, высокий лоб, темные, глубокие глаза, прекрасной формы нос и яркие чувственные губы. Одет он был с некоторым небрежным изяществом. Белые узкие брюки, стоптанные на босу ногу ботинки, вельветовая куртка с окантовкой из кожи и на голове черная топи.
Закончив приветствие, он небрежным движением откинул со лба прядь волнистых волос. И я заметил, что все девушки украдкой поглядывают на своего помещика, видно, что он привлекал их не только своим положением и красноречием.
Затем он рассказал нам о самой деревне.
— Наша деревня называется Керабарикемп. Раньше она называлась просто Керабари, но когда к нам приезжали на охоту премьер-министры Рана, они разбивали здесь свой лагерь — кемп (по-английски). И теперь ее зовут Керабарикемп. Около нашей деревни течет река Ковал. Горы от нас примерно в двенадцати милях, а за рекой начинаются джунгли. В них много тигров, медведей, оленей и масса всевозможных птиц.
…А ночью в лесах появляются белые всадники. Как только стемнеет, двое в белом на белых конях выезжают из лесу и движутся вдоль реки в горы. В полночь, когда луна ярко светит над деревней, они возвращаются и исчезают в лесу. Много лет наблюдаем мы за ними, их видели еще отцы наших дедов, но никто не обнаруживал их следов. Они словно растворяются в лесу. Садху говорят, что это духи павших воинов, которые охраняют нашу деревню…
По тому, как рассказчик, приглушив голос, заговорил о таинственных всадниках и по благоговейной тишине, воцарившейся среди наших гостей, мы поняли, что эту старинную легенду жители деревни бережно хранят и верят в нее. В Непале каждая деревня имеет свою, особую легенду.
— А много-много лет назад в наших местах был центр сильного цивилизованного царства, — продолжал молодой человек. В миле от нас стоял дворец царя. Сейчас от дворца не осталось и следа. На его месте крестьяне при распашке поля обнаружили колодец. Говорят, что оттуда до горы с двумя вершинами ведет подземный ход длиной около десяти миль. А в горах находится храм Сатасиганга (то есть восемьдесят седьмая Ганга).
Двадцать лет назад в пещерах около этого храма еще жили отшельники — садху, но после землетрясения они ушли, так как пещеры разрушились. Но храм и сейчас стоит на вершине горы, и он хорошо сохранился. Внутри него находится изображение бога Шивы и много древних книг из пальмовых листьев. Каждые четыре месяца, в полнолуние, храм посещают садху. Они собираются на вершине горы и поют гимны. Их пение слышно вокруг.
В пещерах мальчишки до сих пор находят оружие древних монахов. Там его еще осталось немало, иногда даже раздаются выстрелы из пушки, и вскоре после этого, каким бы ни был безоблачным день, начинает идти сильный дождь. Наши жители знают об этом, и, как только раздается выстрел, все ждут дождя. А в этом году после нескольких таких выстрелов началось сильное наводнение…
Мы не сомневались, что таинственные выстрелы — это проделки приближающейся грозы в горах, но история с храмом заинтересовала нас, и мы ждали от рассказчика новых сведений. Но он с достоинством поднялся и сделал намастэ. Остальные гости последовали его примеру.
— Пора спать, — помещик ослепительно улыбнулся, — завтра я вас поведу в горы.
Пока шла беседа, быстро и незаметно наступила темнота. Наши гости заспешили домой, пляшущее пламя костра скользило по их светлым одеждам. Как только затихли голоса гостей, мы отчетливо услышали звуки ночных джунглей. Среди них особенно выделялся вой шакалов, похожий на отчаянные крики попавших в беду людей.
Утром меня разбудили встревоженные голоса. «Тигры!» — невольно мелькнула мысль, и я, быстро схватив винтовку, выскочил из палатки. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую пелену утренних испарений. Я разглядел сначала только силуэты людей, бурно размахивавших руками, некоторые из них то и дело указывали куда-то в направлении джунглей. Подойдя ближе, я заметил, что рабочие внимательно всматривались в песок под ногами. И тут я сам обнаружил, что среди палаток петляла дорожка, проложенная огромными кошачьими лапами. Около палатки повара Лари следов оказалось особенно много.
Как потом пошутил Лал Бахадур, тигр слишком долго выбирал между Лари и другими продуктами, пока наступившее утро не заставило убраться его восвояси. По виду нашего повара было заметно, что его взволновало подобное внимание хозяина леса. Нам предстояло жить в непосредственном соседстве с тиграми, и это никого из нас, даже самых заядлых романтиков, не радовало.
Я отправился в свою палатку, где уже, конечно, хозяйничал Пурна Бахадур. Он всегда раньше всех на ногах и до нашего пробуждения успевал сделать многое.
С первого дня своего появления в партии Пурна Бахадур добровольно взял на себя роль нашего опекуна, и мы постоянно ощущали его заботы о нашем удобстве и безопасности. Каждый из нас, вспоминая Непал, думаю, обязательно вспоминает и Пурну Бахадура, всегда доброжелательного и заботливого, старательного и неунывающего, типичного сына своей страны.
Ему сорок пять лет. Немало видел на своем веку этот человек. Он исходил всю свою страну вдоль и поперек, служил у англичан в батальоне гуркхов в Малайе. В Катманду осталась его семья; для того чтобы ее прокормить, он вынужден наниматься на работу в различные экспедиции, надолго уходить в горы или джунгли. Почти все деньги он, как и большинство наших рабочих, отсылал домой, оставляя себе лишь на самое необходимое.
Раннее солнце уже успело разогнать туман, но утро было прохладное, свежее и бодрящее. Мы себя чувствовали как дома в этот ранний час, хотя рабочие зябко поеживались глядя, как мы по пояс обмывались холодной водой.
Нам предстояло отправиться на разведку камня, пригодного для строительства будущей дороги, которого, по словам местных жителей, много в соседних горах. На первый взгляд может показаться странным, что в стране, изобилующей горами и горными реками, нет подходящего для строительства камня. Однако это так. Реки, берущие начало в заоблачных высотах гималайских вершин, еще по пути к равнине превращают камень в мелкий песок. Это и вынуждало нас искать камень довольно далеко в горах.
Нашим проводником был вчерашний гость — помещик. Мы должны были заехать за ним в деревню. И вот мы уселись на слонов и тронулись в путь. Дорога сначала шла по открытому месту, затем углубилась в лес. Наша слониха Ратан Коли, меланхолично помахивая хоботом, неторопясь перешагивала кое-где поваленные стволы деревьев. Иногда она на ходу срывала ветви и отправляла их в рот. Большая любительница почесаться, как и все слоны, Ратан Коли, увидев на дороге подходящую палку, подобрала ее и, зажав самым кончиком хобота, с удовольствием чесала себе бока. Такое почесывание, конечно, могли выдержать только слоновьи бока.
Дорога вывела нас опять к реке. Ратан Коли, шагая по песку, с удовольствием запустила хобот в воду и словно из брандспойта обдала себя сильной струей под брюхо. Мы при этом постарались задрать повыше ноги.
Вскоре показалась бамбуковая рощица. На ее краю сидело небольшое семейство обезьян, играя, видимо, в какую-то очень интересную игру. Обезьяны были настолько увлечены, что не заметили, как мы почти вплотную приблизились к ним. Но наконец и они приметили слона. Вожак издал громкий крик, стая стремительно бросилась к бамбуковой роще и с визгом в мгновение ока оказалось на самых макушках толстого бамбука.
В это время слониха отбросила в сторону свою чесалку и запустила хобот в слой пыли, покрывавшей дорогу. В следующее мгновение все вокруг погрузилось во мрак, стало трудно дышать, пыль и песок забили рот и уши. С трудом откашлявшись и сняв очки, на стеклах которых густо осела пыль, мы неудержимо расхохотались, тыча друг в друга пальцами. Наши белые рубашки, пробковые шлемы, лица и руки стали темно-серыми. Погонщик имел такой же вид, но к происшедшему отнесся безразлично. Он только вежливо улыбался, глядя, как мы покатываемся со смеху. Только Ратан Коли была невозмутимо спокойна. Она довольно часто проделывала с нами такие штуки, но в этот раз ее проделка была как нельзя некстати, так как испортила нам парадный вид. Оставалось только смеяться над своими злоключениями и привести себя в порядок, так как деревня была совсем рядом.
Мы остановились у помещичьего дома. Дом в два этажа, сравнительно небольшой, весь утопающий в зелени, с массой разнообразных пристроек. К нам сразу же из-за всех углов выбежало много людей, в основном женщины и дети. Ребятишки с радостными возгласами «хатти, хатти!» восторженно закружились около слонов, наперебой объясняя что-то друг другу. Затем вышел и сам хозяин с ружьем за плечами. Поздоровавшись с нами, он забрался на спину Ратан Коли и помахал оттуда на прощание рукой своим домочадцам. И вдруг из окна неожиданно вырвался громкий, отчаянный плач ребенка, затем из-за сарая, торопливо перебирая ножонками, выскочил голышом шоколадного цвета мальчуган лет пяти и, громко всхлипывая, давясь слезами, кинулся к слонихе и бесстрашно, словно столб, обхватил ее толстенную ногу. Он что-то лепетал, заливаясь слезами, и Ратан Коли, повернув голову, внимательно наблюдала за мальчиком умными глазами.
Все дружно засмеялись. Мальчик, задыхаясь от волнения, пуская пузыри, умоляюще просил Ратан Коли:
— Хатти, хатти… не забирай моего папу… я буду хорошо себя вести…
Горькие рыдания не дали ему договорить…
Неподдельное горе ребенка всех так растрогало, что мы стали просить отца разрешить взять мальчугана на спину слона. Погонщик заставил слониху присесть, и несколько мужских рук невольно потянулись к ребенку. Оказавшись на слоне, мальчик сразу же успокоился, его черные, как бусинки, папины с раскосинкой глаза счастливо засияли, и он спокойно стал переходить с рук на руки. Он что-то радостно мурлыкал, оживленно вертел головой, и маленький хохолок на его макушке смешно прыгал из стороны в сторону. Упругое коричневое тельце пахло молоком и детской чистотой. В