Все жители деревни живут очень дружно, словно одна большая семья, и в трудную минуту все приходят на помощь к тому, кто в ней нуждается. Ссор почти никогда не бывает.
Управляет деревней и вершит суд — маджихаран (самый старший), который выбирается всеми взрослыми жителями из числа самых старых и «мудрых» мужчин. Обычно «мудрец» и самый богатый в деревне.
…Времени до захода солнца оставалось мало, и мы, тепло попрощавшись с жителями деревни, отправились дальше.
Но вот наконец наш лагерь. Мы опять в Керабарикемпе. Можно сказать, дома. Слезли со слонов, изрядно утомленные дорогой. Слоны пошли к месту своей ночевки, к берегу реки. Там их должны были кормить специально приготовленными «голубцами», представлявшими собой круто посоленный сырой рис, который туго завернут в банановые листья, перевязанные корой. Ужин слона состоял из десяти-пятнадцати таких голубцов, их клали слонам прямо в рот, и они их глотали почти не прожевывая.
А о нашем ужине позаботился господин Барма. Он пообещал нам «королевскую еду», а пока, перед ужином, предложил познакомиться с интересным гостем — достопримечательностью здешних мест — 135-летним старцем из соседней деревни.
Старик сидел в окружении десятка своих потомков до четвертого поколения — правнуков и праправнуков. Сыновья и дочери его уже давно умерли в преклонном возрасте.
Старик, гордо восседая на стуле, довольно поглядывал сильно подслеповатыми глазами на своих родственников и соседей: он был польщен вниманием людей, приехавших из далекой страны.
На голове у старика повязанное в виде чалмы грязное, видавшее виды полотенце. Под ним годами нечесанная шевелюра еще темных волос, перепутанных в клубок. На коричневом, кое-где покрытом струпьями теле рваная до колен рубашка, под ней набедренная повязка. В руке он держал ветку дерева ним, или, как его еще называли местные жители, пипал, и время от времени засовывал в рот и чистил ею зубы — это своеобразное дерево-зубочистка. С веточкой этого дерева можно часто видеть людей Непала. Они ею чистят зубы после каждого приема пищи. После того как взлохмаченная, как кисточка для бритья, ветка выбрасывается, непалец одаряет вас ослепительной улыбкой белых зубов. Видимо, благодаря дереву ним в Непале мало распространены заболевания зубов.
Медленно, с большими паузами, старик рассказывал о себе:
— Мое имя Могула. Я родился очень давно, еще до того, как в Катманду появился махараджа Джанг Бахадур Рана[7]. Моему отцу было девяносто пять лет, когда он шестьдесят лет тому назад умер от лихорадки. Было у меня две жены, семнадцать детей и сейчас живы более двухсот внуков и правнуков. Некоторых из них я почти не знаю, но вот этого, — старик положил руку на голову совершенно голенького лет четырех мальчугана, — вот этого я знаю хорошо — это внук моего любимого внука Бахадура.
Мальчик застеснялся и спрятался за спину своего пращура.
— Здоровье у меня до сих пор хорошее, только почти нет зубов, а это плохо — нечем жевать табак. Да и вижу неважно. Слух еще острый, а вот за лавочкой присматривать трудно, не могу быстро считать деньги. Торговлей я стал заниматься недавно, лет сорок назад, только после того, как меня часто стала навещать проклятая лихорадка — овул. Вот и торгую всякой снедью. А до этого я всю жизнь рыбачил на реке Тамакоси.
У меня до сих пор остались рыбацкие привычки: я все делаю сам и каждый день совершаю прогулки, иногда прохожу пешком по двенадцати миль. Наверно, я бессмертен, — улыбнулся он беззубым ртом, — хочу прожить еще столько же. Ведь недавно, когда мне было не то сто десять, не то сто пятнадцать лет, у меня родился сын, да еще какой — здоровый и крепкий! К сожалению, мальчик умер от лихорадки. Наверно, и сейчас еще бы мог родиться, да что-то молодые девушки перестали меня любить, видно, плохо стал ухаживать за ними, — старик лукаво подмигнул подслеповатым глазом. — А ведь три года назад я чуть было не женился на восемнадцатилетней красавице. Но ей, наверно, не понравилась моя лавчонка. Пожила она со мной несколько дней и ушла к богатому. А старух я не люблю, уж больно они неповоротливы и сварливы, — он достал табак, завернутый в тряпку, и принялся его жевать.
— А что вы едите, дедушка? — спросил я.
— Да, наверно, все — пью молоко, ем мясо, рис, иногда пью вино. Больше всего я люблю рыбу. Бывало, сваришь ее прямо на берегу вместе с рисом и сразу чувствуешь прилив сил. А здесь рыбы нет, да и рис дорогой.
Нашим гостям настало время идти домой, а нам — ужинать. Мы попрощались, пожелав им доброй ночи и. благополучного пути. Они в ответ сделали намастэ и во главе со стариком исчезли в сгустившейся темноте.
Мы направились в палатку ужинать. Уже у входа по запаху почувствовали, что нас ждала не традиционная рисовая каша, а нечто новое и необычное. Да и вид Бармы подтверждал наши догадки. Он таинственно улыбался и от нетерпения довольно потирал руки. Таким же удовольствием сияло и лицо нашего повара Лари. Лари торжественно принес большую дымящуюся миску и поставил ее перед нами на стол.
— Любимое кушанье короля! — объявил Барма.
Мы не смогли сдержать наших восклицаний. Это было действительно нечто необычное! В жирном бульоне, словно жесткие щетки, плавали куски щетинистой кожи дикого кабана.
Барма подбадривал нас, и мы, словно смакуя, медленно пили бульон небольшими глотками.
Мы расхваливали царское блюдо и горячо благодарили Барму и Лари за внимание. Ведь не их вина, что наши вкусы расходятся с королевскими.
После ужина по установившейся традиции мы садились вокруг костра и слушали различные истории, рассказываемые непальцами. Среди наших рабочих были люди из дальних районов страны, и в этих беседах удавалось узнавать много интересного об обычаях народов Непала.
На этот раз рассказчик попался особенно интересный.
Это был невысокого роста, круглоголовый, со скуластым монгольского типа лицом представитель племени тамангов. Таманги отличаются трудолюбием, тихим ровным характером и немногословней. Это качество выработала у них суровая жизнь в горах. Из рассказа нашего товарища мы узнали, что таманги живут на северо-западе Непала, этнически близки тибетцам. Они занимаются скотоводством и исповедуют буддизм. Суровые природные условия гор и скудные средства существования заставляют мужское население племени уходить на заработки в южные районы страны или наниматься на военную службу к англичанам. Из них английские колонизаторы издавна формировали специальные батальоны гуркхов для подавления национально-освободительного движения в колониях.
Однако в повседневной жизни таманги на редкость тихие и смирные люди, очень отзывчивые и заботливые. Всегда подтянутые, они неторопливо передвигаются упругой походкой акробатов; кажется, подбрось их в воздух, и они все равно встанут на ноги.
Одеты они обычно в длинную, чуть выше колен, серую рубашку, поверх ее короткая жилетка, плотно облегающая фигуру. Вместо штанов, которые они носят только в горах, на них дхоти — длинный кусок белой хлопчатобумажной ткани, искусно навернутый ниже пояса. Под дхоти талия туго перехвачена широким куском материи — муджетро, чтобы не журчало в животе, как выразился один таманг, за поясом — кукри.
Кукри — знаменитый непальский нож, неотъемлемая часть туалета мужского населения страны. И пользуются здесь им с большим искусством, особенно горцы. Этот большой изогнутый нож заменяет вилку и топор, пилу и бритву. Большие бревна для костра рубятся с помощью кукри. Им прокладывают путь в непроходимых джунглях, совершают жертвоприношения богам у берегов рек, украшают стены богатых домов и, наконец, используют как оружие.
Кукри изготавливают ремесленники почти во всех городах Непала, но особенной славой пользуются умельцы из Бхадрапура.
Для изготовления хорошего кукри требуется особая сталь и высокое искусство оружейника. Процесс изготовления стали очень кропотлив и необычен. Сначала из руды выплавляют кустарным способом чугун. Затем этот чугун крошат на мелкие кусочки, обволакивают их тестом, и изготовленные таким образом шарики скармливают курам и индейкам. Затем их помет собирают, просеивают и отобранные крошки металла вновь переплавляют. Полученная сталь идет на изготовление кукри самого высокого качества. Кукри настолько остро оттачивают, что ими можно бриться.
Настоящий таманг не вынимает кукри из ножен без необходимости. Вынувший его без нужды должен уколоть себе ухо с тем, чтобы капелька крови на лезвии ножа, вкладываемого в ножны, искупила его легкомыслие. Это суровый обычай людей, не привыкших шутить с тем, что несет с собой смерть. Верные до конца в дружбе, непримиримые во вражде, таманги, несмотря на свою воинственность, очень милые и искренние люди. Их честность и непосредственность неоднократно трогали нас. Так случилось и в тот вечер. Видя, что мы устали и хотим спать, таманг застегнул вход в палатку и, оставив лишь внизу маленькую дырку, ползком вылез через нее наружу. На миг появилась его голова и руки. Он нам сделал намастэ и вытащил зажженную лампу из палатки. Ночью он был дежурным и собирался сторожить наш лагерь.
А мы крепко заснули под неугомонный многоголосный вой шакалов, вышедших на охоту за бродячими собаками.
Несколько дней тому назад, когда я зашел в одну из лесных деревень в районе Бакры, все ее хижины оказались пустыми. Я подумал, что люди находятся на полях. Но потом выяснилось, что жители местных деревень, помня, что такое рановские чиновники из Катманду и вообще появление господ в их местах, принимали нас за представителей правительства и убегали из деревень. Раньше, во времена правления семейства Рана, район реки Бакры был местом ссылки рановских чиновников. Провинившиеся чиновники, попав в ссылку, бесчинствовали в этих районах, забирая все съестное у крестьян. Этот же район был местом охоты членов семейства Рана и их гостей, которые со своими слугами обирали до нитки местных жителей.