— Итак, друзья мои, нам придется здесь зимовать. Это теперь ясно. Приготовимся к зиме, долгой и трудной. Первый раз в истории человечества люди остались на зимовку в Антарктике.
Он остановился, будто не знал, что сказать еще. Вдруг из полутемного угла раздались рыдания. Там, прислонив голову к стене, плакал матрос Вильямс. Он уже давно беспокойно посматривал на льды и море и вслух раскаивался, что пошел в эту ужасную экспедицию. Доктор Кук быстро подошел к нему:
— Нельзя плакать, Вильямс, слезами горю не поможешь. Мужайся.
— Мы все погибнем, все погибнем! — сквозь слезы прокричал Вильямс.
Кто-то простонал, кто-то выругался сквозь зубы — в кают-компании стало душно, как в могиле. Начальник экспедиции пробормотал:
— Ну, сейчас не время совещаться. Поговорим после, — и он поспешно вышел из кают-компании, заперся у себя. Капитан пошел вслед за ним. Матрос Вильямс погрозил ему кулаком, закричал:
— Вот кто виноват! Вот из-за кого погибаем!
Амундсен подошел к Вильямсу, крепко взял его за руку.
— Перестань, товарищ! Разве ты не знал, на что мы идем? Будем верить, что найдем выход.
Бормоча проклятия, Вильямс ушел из кают-компании. Скоро все разошлись по своим местам. На корабле стало тихо. Амундсен долго ходил по верхней палубе. Надвинулась ночь. Далеко к югу, на горизонте, засветилось белое пятнышко, вот оно выросло. Вдруг огненные столбы стеной поднялись высоко над головой, заиграли, задвигались — это было полярное сияние.
И память подсказала Амундсену все те случаи страшных смертей и лишений, о которых читал он в книгах.
Кто погибал в таких зимовках? Прежде других малодушные. У них опускались руки, и люди теряли силы. Холод вдруг пробежал у него по спине. Неужели он боится? «Нет. Я знал, на что шел», — подумал он вслух. Но кто будет ему верным товарищем в трудные недели и месяцы? Жить одному среди отчаявшихся, малодушных людей трудно. Нужен товарищ! Он перебрал в памяти всех матросов, штурманов, капитана. И ему показалось, что испугаются все: зима будет страшная. Только доктор Кук, пожалуй, нет: он самый крепкий, самый сильный человек.
Амундсен спустился с палубы, подошел к каюте доктора.
Доктор, сидя за столом, что-то писал. Он вопросительно посмотрел на Амундсена.
— Я пришел посоветоваться, доктор. Нам надо будет держать дисциплину, беречь всех, успокаивать. Вы представляете, что у нас будет через месяц?
— Да, представляю. Будем делать все, что в наших силах, — ответил доктор. — Иначе и они погибнут и мы вместе с ними.
Они выразительно посмотрели в глаза друг другу, пожали руки и разошлись молча.
Прошло две недели. Метели нанесли вокруг корабля горы снега. Он толстым слоем лежал на палубе, забивал люки, и утром трудно было открыть двери кают.
Амундсен и доктор Кук с помощью матросов соорудили из парусов стенки перед каждым люком. Они высчитали, какое количество топлива имеется на корабле, распределили по месяцам, чтобы хватило на всю зиму. Ламп на корабле было очень мало, поэтому решили освещать только кают-компанию.
Глядя на Амундсена и Кука, научные сотрудники экспедиции в первые недели тоже держались бодро и работали энергично. Неподалеку от корабля была сделана прорубь, ежедневно в нее опускали сетку для ловли планктона — мельчайших морских животных, ежедневно измеряли лотом глубину, брали пробы воды с разных глубин, следили за изменениями температуры воды и воздуха.
Несколько поодаль от корабля была построена будка, которую пышно называли обсерваторией. В будке установили различные инструменты для научных работ и в строго определенные часы производили метеорологические наблюдения. Вскоре было установлено, что лед не стоит на месте, а беспрерывно движется по воле ветра и течения. Определили путь передвижения «Бельгики» и нанесли его на карту; он был похож на ломаную линию — корабль шел то вперед, то вправо, то влево, то возвращался назад.
Пока еще было светло, Амундсен и Кук с двумя матросами убили десятка четыре тюленей, волоком дотащили их к кораблю и здесь зарыли в снег, чтобы мясо хорошо сохранилось. Теперь запас продовольствия увеличился, и как будто голодная смерть отодвинулась. Но тут случилась нежданная беда. Как-то за обедом, когда все сидели в кают-компании, де Герлах вдруг нагнулся над своей тарелкой и долго нюхал кусок жареного мяса.
— Что это такое? Тюлень? — резко закричал он. — Я требую, чтобы этого больше не было! Мы не собаки, чтобы есть падаль. Это мясо вредно.
Все переглянулись. Доктор Кук сказал:
— Позвольте, я, как медик, уверяю вас, что это мясо отлично поддержит наши силы.
— У нас есть сушеные овощи, есть консервы.
— От консервов может появиться цинга, а спасение от цинги — свежее тюленье мясо.
— Я запрещаю готовить обед из тюленя! — сердито сказал начальник и вышел из кают-компании.
Доктор Кук наклонился к Амундсену и пробормотал:
— Если так пойдет дело, то, конечно, экипаж погибнет…
Амундсен молча кивнул головой. После обеда они вышли на палубу. Ночь кругом лежала непроглядная. Солнце показывалось в последние недели не более как на час в сутки.
— Что теперь будем делать? — спросил доктор. — Ведь такой приказ — это катастрофа.
— Пока пусть идет дело так, как хочет начальник. Мы не имеем права нарушить дисциплину. А там посмотрим.
— Надо все-таки заставить экипаж работать. Иначе от безделья все заболеют.
Однажды к доктору торопливо подошел один из матросов — в темноте не разобрать кто.
— Идите скорей, доктор, с Вильямсом…
— А что такое? Отравился?
— Нет, собрался уходить. Буянит. Вон смотрите, он уже вышел на палубу.
Доктор Кук и Амундсен пошли к дверям кают-компании. Там столпились матросы. Они держали за руки Вильямса. У него за плечами висела сумка, в руках была палка.
— В чем дело, ребята? Почему вы его держите? — спросил доктор.
— Он хочет уходить.
— Куда уходить? Ты куда собрался, Вильямс?
— В Бельгию. Я не могу здесь зимовать.
— Как? Пешком через льды, океаны?
— Да, пешком. То есть я поплыву где надо. Я очень хорошо плаваю.
— Да, пожалуй, переплыть можно, — спокойно сказал доктор, — но пока я тебе, друг, не советую уходить. Подожди немного, вот взойдет солнце, я сам составлю тебе компанию.
Доктор взял матроса за руку и, ласково разговаривая с ним, повел назад, в каюту.
Матрос Эмиль сказал:
— Не корабль у нас, а коробка. А тут еще сумасшедший. Беда!
Амундсен подумал: «В самом деле корабль, как коробка, а льды кругом на тысячи километров. Беда!» Но вслух ответил бодро:
— Ничего, брат, держись! Не теряй бодрости. Бодрость потерять — все потерять.
— Где ее набраться, бодрости? — сердито буркнул Эмиль.
Амундсен не ответил. Что можно сказать людям, которые при первой беде становятся малодушными? Он вздохнул и спустился вниз, в свою каюту.
Амундсен — начальник
Потянулись страшные недели. 15 мая в последний раз на горизонте появилось солнце и скрылось на семьдесят дней. Ударили морозы такие, что на палубу нельзя было высунуть носа.
Чугунная печь в кают-компании постоянно была раскалена докрасна, но и она плохо согревала. Вокруг нее сидели и лежали люди. Амундсен и Кук в углу кают-компании устроили мастерскую — делали сани, шили одежду из тюленьих кож. Им помогали два-три матроса.
— А где Эмиль? — спросил доктор.
— Эмиль в кубрике. Он не встает уже два дня.
Доктор бросил пилу и вышел из кают-компании. Через пять минут он вернулся и позвал Амундсена.
— Идите полюбуйтесь, — сказал он вполголоса, когда они вышли в темный коридор, — у нас цинга.
Они молча прошли в кубрик. Плошка с тюленьим жиром слабо освещала тесное помещение. На койке лежал Эмиль. Доктор и Амундсен нагнулись над ним.
— Откройте рот! — приказал доктор.
Эмиль открыл рот. Тяжелый запах ударил в лицо Амундсена. Десны у Эмиля распухли и почернели, язык еле ворочался.
— Цинга самая настоящая, — сказал Амундсен, — нужно свежее мясо. Будем тайно кормить его… чтобы не знал начальник.
— Да, придется. Готовить будем сами.
И с того дня тайно от капитана они кормили больного Эмиля тюленьим мясом.
Но прошла неделя, и цингой заболели сразу несколько матросов.
Доктор Кук вызвал всю команду на медицинский осмотр. У многих уже была первая и вторая стадии цинги. Сказывалось однообразное питание консервами.
Начальник экспедиции и капитан тоже похварывали, и, наконец, свалились оба. Они лежали в полутемной каюте, неподвижные, как бревна. Де Герлах сильно ослабел. Однажды, когда к нему пришел Кук, он сказал:
— Доктор, позовите свидетелей, я хочу сделать завещание.
Кук ответил сердито:
— Не малодушничайте! Не теряйте надежды.
— Перестаньте, доктор! — раздраженно проворчал де Герлах. — Вы видите, что я и капитан больны смертельно.
Чтобы не раздражать больного, доктор позвал свидетелей — Амундсена, механика Виктинга, второго штурмана Брулля. Когда свидетели вошли, доктор плотно закрыл двери, чтобы никто из экипажа не мог слышать слов начальника. Если сам начальник готовится к смерти, то весь экипаж подумает, что положение безнадежно.
Де Герлах слабым голосом начал диктовать:
— Находясь в здравом уме и твердой памяти…
Доктор Кук, наклонившись над столом, записывал его слова. Изможденное бородатое лицо начальника экспедиции тянулось к столу. В глазах де Герлаха было отчаяние. На соседней койке ворочался капитан.
А трое — Амундсен, механик Виктинг и штурман Брулль, закутанные в куртки из тюленьих шкур, — молча стояли вокруг стола. Слабый свет лампы освещал их мрачные лица.
— Я тоже хочу сделать завещание, — сказал капитан, когда де Герлах окончил диктовать.
Доктор переглянулся с Амундсеном.
— Вам-то совсем рано! — сказал доктор.
— Нет, нет. Прошу вас. Пишите.
Кук снова наклонился над столом, положил перед собой новый лист бумаги. Капитан диктовал еле слышно.