все время. А Белохвостый Клек все парил и парил в небе над тем местом, где остались пришельцы.
Птица-стрекоза улетела, унеся с собой грохот, и жизнь в Моховой пади пошла своим чередом. Снова затараторили где-то сплетницы-кедровки, снова запели соловьи-красношейки, дрозды и синие мухоловки, у Барсучьего ключа закуковала кукушка, в кедраче завел свою грустную песню дикий голубь: «Ху-гууу, ху-гууу…»
Но вот пришла ночь. На Черемуховой релке, видимой со всех окрестных сопок, окружающих Моховую падь, и из самой пади, засветился большой красный глаз костра.
Никто из обитателей Моховой пади, кроме Мугу-плешивого, Амба-Дарлы и Белохвостого Клека, никогда не видел Огня: здесь не было лесных пожаров и на памяти нынешнего поколения зверей ни разу не появлялся Человек. А промышляло в эту ночь немало обитателей пади. Как только смерклось, вылезла из своего убежища в прибрежном завале отшельница Эдуни. Завал находился у верхней оконечности старицы, рядом с Мышиным склоном. Эдуни в эту ночь вышла промышлять лесных лягушек. Они обычно зимовали в илу старицы и теперь, выметав икру, перекочевывали в Моховую падь и на склоны Горбатого хребта. Здесь они проводили лето, охотясь за насекомыми.
Увидев красный глаз в темноте, Эдуни некоторое время в нерешительности сидела возле лаза в свое убежище, наблюдая за непонятным существом. Она знала, как светятся в ночи жуки-светлячки, гнилушки, некоторые мухи на мокрых стенках каменных ниш, глаза рыси Фуры, Амба-Дарлы и даже кабарожки Элхи, если на нее падает лунный свет. Но это свечение имеет либо зеленоватый, либо бледно-синеватый оттенок. А этот — красный. Кому же принадлежит глаз? И Эдуни затрусила вдоль песчано-илистого берега старицы. Она больше опасалась леса, где бродят ее враги, поэтому все ее внимание было обращено туда.
Увидела красный глаз и кровожадная Фура. Прошлой ночью она поймала огромного глухаря, а под утро прыжком из засады, с ветки, настигла зайца. Поэтому она была сыта и, как всегда в таких случаях, проспала часов двадцать в своем убежище под скалой на склоне Горбатого хребта. Поздним вечером она проснулась и постоянной своей тропой отправилась в прибрежный лес, где обычно охотилась. Лет пять назад, когда Фура только появилась в Моховой пади, здесь были владения семейства лесного кота. Фура яростно ненавидела своего хитрого и свирепого соперника и в первый же месяц задушила двух котят. Остальные коты благоразумно покинули Моховую падь.
Появление в пади Амба-Дарлы доставило рыси немало хлопот: каждую минуту следовало опасаться встречи с этим грозным владыкой лесов. На ее памяти дважды случалось так, что ее сородичи попадали в лапы тигра. Но Фура знала, что тигр не живет постоянно на одном месте, он вечный бродяга и, наверное, скоро покинет Моховую падь. Что же касается пищи, то с появлением Амба-Дарлы ее ничуть не убавилось, даже напротив, ведь тигр пришел сюда вместе с Большой семьей, за счет которой уже не раз поживилась и сама Фура.
Между прочим, Фура чрезвычайно разборчива в еде, она питается только свежей, еще теплой добычей, предпочитая всему прочему горячую кровь жертвы. К недоеденной добыче она никогда не возвращается. Поэтому ей необходимы обширные владения. Сейчас ее владением была вся Моховая падь, но предпочитала она все-таки вот этот прибрежный участок, протянувшийся вдоль Моховки от устья Барсучьего ключа до гнездовья орланов и еще дальше вниз по течению речки, потому что здесь всегда можно что-нибудь поймать.
Еще не выйдя на берег, она увидела сквозь заросли большой красный глаз на Черемуховой релке. Как у всех кошачьих, у Фуры великолепно развито ночное зрение, как, впрочем, и слух, но зато слабо развито обоняние. Она остановилась и долго разглядывала непонятный «глаз». Заросли мешали ей, и она, неслышно ступая, прошла поближе к берегу. Только теперь она увидела, что это вовсе не глаз, а красная вода, которая течет вверх. Но что за существа возле нее? Они произносят какие-то непонятные гудящие звуки, похожие на переменчивый говор ручья…
Страх перед незнакомым животным присущ каждому зверю, даже самому свирепому и кровожадному; этот страх свойствен даже человеку, даже гиганту слону. Известны случаи, когда слон обезумевал от страха перед ежом или мышью, а лошади бились в ужасе, впервые увидев верблюда. И даже человек с ожесточением сбивает рукой неведомое насекомое, опустившееся ему на шею, пусть это будет безобидный кузнечик или жук. Именно этот страх перед неведомым живым существом заставил Фуру уйти подальше от опасного места. Она отправилась к Барсучьему ключу. В распадке, по которому он бежит из отрогов Горбатого хребта, обычно обитают рябчики, и она сегодня будет охотиться на них. Фура большая лакомка, ей всегда требуется перемена блюд; питаться все время одними и теми же животными она не любит, а рябчик ей как раз давно не попадался. Правда, она знает, что неподалеку, чуть ниже по течению ключа, находится логовище Амба-Дарлы. Но он только вчера задавил самку изюбра и теперь наверняка будет долго спать. Просто надо держаться от его убежища подальше.
Возле Барсучьего ключа, уже в безопасном месте, она облюбовала ствол пихты и, встав на задние лапы, принялась царапать кору — точить когти, как это делает домашняя кошка. Когти — ее первейшее оружие, и она очень заботится о том, чтобы оно всегда было безупречно острым. Когда она ходит, то тщательно убирает когти, чтобы они не тупились об землю, и выпускает их наружу, только нападая на добычу. Убедившись, что оружие достаточно остро, Фура опустилась на все четыре лапы и стала выслушивать звуки, рождающиеся в тишине распадка. Она готова к охоте.
В это же время неподалеку от Барсучьего ключа промышлял Мугу-плешивый: выгрызал натеки лиственной смолы. Он уже приучил желудок к пище и давно управился с запасами рыбы (ему помог в этом и Чфы, разнюхавший склады), съел несколько молодых кабанчиков, уйму улиток, кедровых орехов — после прошлогоднего обильного урожая шишки продолжали висеть на ветвях и время от времени падали на землю. В эту пору орешки не в пример осенним — вызревшие, подсохшие, очень маслянистые. К тому же пошла зелень, всюду выбрасывались навстречу солнцу молодые побеги. Мугу-плешивый поедал их в огромном количестве. А в конце апреля он расцарапал кору на нескольких стволах пихты и лиственницы, теперь там постоянно наплывали натеки смолы, и Мугу-плешивый время от времени лакомился ими. Никто не знает, почему он это делает, может быть, лечится от гельминтов — глистов? Это знает только сам Мугу.
За этим занятием он и учуял подозрительный запах. Неужели дым? Старый медведь с беспокойством начал ловить ноздрями воздух. Так и есть — дым! Откуда же его наносит? Мугу-плешивый прошел взад и вперед, запрокидывая голову кверху, даже встал на задние лапы. Ага, поймал струйку — дым тянет со стороны Моховки. Забыв о смоле, Мугу повел нить — струйку запаха дыма, стараясь не потерять ее. Скоро он очутился на Мышином склоне, откуда хорошо видна Черемуховая релка. Так и есть — Огонь… Ба, да там и Человек! Панический страх охватил Мугу-плешивого.
В эту ночь ему было уже не до охоты. Скатившись по крутому откосу к Барсучьему ключу, он перемахнул его двумя прыжками и подался на восток, откуда бежит Моховка. Жаль было ему покидать свои благодатные владения, но что поделаешь!
Запах дыма поднял из логовища и Амба-Дарлу. После сытной трапезы он отсыпался в своем любимом убежище, на уступе скалы возле Барсучьего ключа. Запах дыма, как и запах Человека, был хорошо знаком Амба-Дарле — где только не побывал он за свою долгую бродячую жизнь. Случалось ему убегать от лесных пожаров, натыкаться на охотничьи избушки, встречаться нос к носу с Человеком на лесосеках, даже переходить через железную дорогу. Он не испытывал такого панического ужаса перед Человеком, как Мугу-плешивый, однако из осторожности обходил его или уступал дорогу при встрече. Потому что знал — тот может извергать молнию и гром, а это всегда очень пугает Амба-Дарлу. (У тигров вообще очень слабые нервы. В сихотэ-алинской тайге был однажды пойман годовалый тигренок. Пока его, закутанного в одеяло, выносили из тайги, у него случился инфаркт миокарда, и зверь погиб.)
Не удивительно, что Амба-Дарлу охватило беспокойство. За полтора месяца, прожитых в Моховой пади, его чуткий нос впервые уловил запах дыма. Тигр шел прямо на запах, на Мышиный склон. Он не удивился, когда увидел Огонь, по опыту зная, что там, где дым, там есть и Огонь. И почти всегда Человек. Он долго рассматривал костер и людей, сидящих возле него. Что ж, ничего страшного нет. Из Моховой пади он не уйдет: здесь такое обилие еды для него! Просто надо быть теперь очень осторожным и точно знать, когда и где будет ходить Человек, чтобы случайно не встретиться с ним. Амба-Дарла вернулся в свое укромное логовище и снова задремал. Только более чутко, чем до сих пор.
У каждого обитателя Моховой пади свой обзор окружающей местности. Конечно, он связан главным образом со способом добывания пищи. Дальше и лучше всех видят местность жители третьего этажа — коршун Тиня и его супруга, ворон Карр, но особенно, конечно, Белохвостый Клек: он видит на десяти километров вокруг, не говоря уже о самой Моховой пади и ее ближайших окрестностях. На его глазах совершаются все драмы и трагедии, происходящие в урочище. Ему знакомы многие обитатели пади. Теперь объектом его наблюдений стал Человек. Белохвостый Клек беспокойно провел эту ночь. И без того-то сон его всегда очень чуток и насторожен, а тут еще этот Огонь… Орлан чуть ли не каждую минуту открывал глаза, чтобы проверить, не приближается ли Огонь к гнезду орлицы.
В числе прочих обитателей Моховой пади, ведущих сумеречный и ночной образ жизни, были еще два, внимание которых привлек ночной Огонь, — кабарга Элха и заяц Пишки. Элха проводила много времени среди скал, которые начинаются за устьем Барсучьего ключа вверх по течению Моховки. Там у нее было несколько «отстоев» — утесов, на недоступных вершинах которых она искала убежища, когда ее преследовали гнус или хищники; никто из ее врагов не мог взобраться туда. Большей частью за ней охотились росомахи и куница Харза. Несколько попыток поймать ее сделал Амба-Дарла, а еще раньше — Фура, но Элха, словно птица, улетала от них.