Паслась же она обыкновенно на Черемуховой релке. Здесь легко можно было укрыться от преследователей. Хищники редко заглядывал# сюда. Элха великолепно плавала и при малейшей опасности бросалась в Моховку и отстаивалась на быстрых перекатах по брюхо в воде: ни куница, ни росомаха не могли подплыть к ней, их сносило быстрое течение; иногда же она скрывалась на той стороне речки.
Правда, однажды, у вершины Черемуховой релки ее окружили три куницы — семейство Харзы. Элха, как обычно, кинулась в Моховку и остановилась там на быстрине. Тогда куницы пробежали метров двадцать берегом вверх по течению, Харза бросилась в речку, и течение быстро понесло ее вниз. Хищница, начала пригребаться так, чтобы поток нанес ее на добычу. Когда Харза была уже метрах в двух от Элхи, кабарга подвинулась в сторону и поток стремительно пронес хищницу мимо. Неудача постигла и остальных двух куниц. А Элха перебралась на противоположный берег Моховки и скрылась в тальнике.
Месяц назад Элха принесла двух кабаржат. Теперь она прятала их в густых зарослях вейника неподалеку от устья Барсучьего ключа. Она приходила к детям, только чтобы покормить их молоком, а остальное время они тихо лежали, слившись с прошлогодней травой.
Вот и сегодня в сумерки, спустившись с утесов, она покормила детенышей, тщательно облизала их и отправилась пастись в самый конец релки. И вдруг… Что это там светится красное? И что за животные там? Элха замерла на месте, стала водить своими длинными ушами-звукоуловителями. Ничего подозрительного. Элха сделала еще десяток неслышных шажков своими стройными ножками, словно обутыми в лакированные изящные туфельки-копытца, и снова замерла. Может быть, какой-то древний инстинкт подсказывал ей, что если хищники боятся Огня, уходят от него, то вблизи него ей будет безопасно? Или это было желание получше разведать, не угрожает ли опасность ее детенышам, которые прячутся неподалеку отсюда. Трудно оказать, что именно влекло Элху к Огню, но она всю ночь паслась вблизи него. Только на заре, когда Огонь погас, Элха пришла к детенышам, накормила их и улеглась отдыхать в сторонке.
Зайца Пишки Черемуховая редка привлекала тем же, чем и Элху, — отсутствием хищников. Жизнь Пишки полна тревог. Кто только за ним не охотится. Медведь и тигр, росомаха и соболь, рысь и куница Харза, орлан и ястреб-тетеревятник и даже ворона! Опасности подстерегают его на каждом шагу. И если Пишки дожил до своих четырех лет, то тут уж надо отдать должное его осторожности, величайшей бдительности да еще очень быстрым ногам: как и Элху, его спасают ноги. Большинство же его сородичей попадает в лапы хищников уже на первом или втором году жизни.
О зайце говорят много несправедливого. Например, обзывают косым. Он вовсе не косой. Нет другого животного, которое одновременно видело бы все вокруг и у которого до такой степени был бы развит слух. А Пишки, не поворачивая головы, видит и спереди, и сзади, и справа, и слева. Уши его способны поворачиваться на сто восемьдесят градусов каждое. А еще говорят: «Труслив как заяц». К Пишки это ни в коей мере не относится. Прошлым летом на этой вот релке его атаковал ястреб-тетеревятник. Пишки, разумеется, Пустился наутек, однако не успел добежать до укрытия: преследователь спикировал на него, но неудачно. Взвившись в воздух, ястреб напал второй раз. Но тут случилось совершенно неожиданное: Пишки опрокинулся на спину и в ту самую секунду, когда враг готовился вцепиться ему когтями в горло, с силой саданул его задними лапами. Ястреб тут же издох, а Пишки умчался своей дорогой.
С Элхой, как и с красавцем Гру, Пишки был в дружеских отношениях — они часто паслись вместе, предупреждая друг друга об опасности.
Пишки несколько позднее Элхи обнаружил костер и сразу насторожился. Несмотря на умение видеть все вокруг, зрение у Пишки, как, впрочем, и обоняние, в общем-то не сильное. Понаблюдав за костром с расстояния в сотню метров, Пишки счел за благо отойти подальше от непонятного предмета. Здесь он пасся до утра, а с зарей перекочевал в заросли вейника, в которых укрывала своих детенышей Элха. Там он улегся на покой в неглубоком своем логовище.
С этой ночи почти все приметные обитатели Моховой пади стали еще более осторожными, чем прежде.
КРУТЫЕ ОТРОГИ
Место, в которое перекочевал Мугу-плешивый, находилось километрах в пятнадцати вверх по течению Моховки, на правом ее берегу, и называлось Крутые отроги. Местность здесь была более пересеченная, чем в Моховой пади. Горбины увалов сменялись неширокими долинами, по дну которых бежали ключи; невысокие, разрезанные распадками плато круто обрывались к берегу речки.
Пока старый медведь брел в поисках нового обиталища, он изрядно проголодался. В дороге ему было не до охоты — подгонял страх перед Человеком. Только очутившись в безопасном месте, он стал искать еду. Занималась утренняя заря. На востоке, за хребтами Сихотэ-Алиня, небо с каждой минутой светлело. Потушенные наступающим рассветом, одна за другой гасли звезды. В такую пору Мугу-плешивый обычно укладывался на покой после ночной охоты. Сейчас сон не шел к нему — одолевал голод.
Для начала он решил поискать муравьиные кучи или гнилые пни, обычно заселенные муравьями. Однако вскоре он обнаружил, что все пни начисто разрушены, а земля на их месте зализана. Не иначе как это работа черного гималайского медведя: он страсть какой охотник до муравьев. Некоторые «зализы» были еще свежие. Значит, здесь владения черного медведя. Ростом он меньше бурого, к расе которого относился Мугу-плешивый, но зато проворнее и подвижнее, а главное, великолепно лазит по деревьям. Даже берлогу на зиму устраивает в дупле старого дерева. Соседство с таким соперником не обещало ничего хорошего Мугу-плешивому, потому что за черным медведем ему трудно поспевать на охоте. А голод сосет, гонит вперед. Очень плохо, когда не знаешь местности, не знаешь, где и что искать. Какая благодать была для Мугу-плешивого в Моховой пади! Что ж, придется теперь обживать Крутые отроги.
И вот показались могучие, бронзовые стволы старого кедрача. Солнце только что поднялось из-за хребта, лучи его пронизали кроны кедров, наполнили бор золотым сиянием. Первым делом надо поискать, нет ли кабаньих порытей. Мугу обошел окрестности — нет, значит, кабанов здесь не ищи. Ну что же, можно полакомиться орехами. Кругом довольно много шишек, упавших уже после снега, весной, но почти все они уже вышелушены белками, бурундуками или кедровками. Мугу-плешивый с жадностью разгрызал каждую полную шишку, смачно ел вкусные перезрелые орешки.
Вдруг он услышал недалеко вверху треск ветки. Шлеп! — на хвойную подстилку упала крупная шишка. Пока Мугу-плешивый добежал туда, рядом шлепнулась вторая шишка. Он вскинул морду кверху. Ба! Почти на самой макушке кедра сидит черный медведь, едва заметный в гущине кроны. Да ведь это же Черный Царап, давний знакомый Мугу-плешивого! Они не раз встречались в Моховой пади, Царап время от времени наведывался и туда.
Бурый и черный медведи, как правило, не ссорятся между собой, но и не дружат. Они стараются не жить в одних и тех же угодьях, кто-то в конце концов должен уступить владения другому. Но Мугу-плешивому нет никакого резона уходить отсюда: раз тут растет кедр, сюда могут заходить кабаны, изюбры, которые тоже лакомятся кедровыми орехами. Нет, он не намерен уступать владения Черному Царапу. Пусть, если хочет, переселяется в Моховую падь.
Хотя Мугу-плешивый делал все, чтобы не обнаружить себя: прятался за толстые стволы кедров, старался бесшумно разгрызать шишки — Царап скоро обнаружил, что «работает на дядю». Он стал было спускаться, видимо, предвкушая приятный завтрак, и вдруг повис на нижней развилке ветвей: увидел Мугу-плешивого. Удобно усевшись на суку, он уставился злыми, навыкате, глазами на старого знакомца и сказал угрожающе: «Гурр!» Мугу-плешивый вскинул морду вверх и сладко облизнулся. С минуту они смотрели друг другу в глаза, Мугу — добродушно, Царап — свирепо. Он снова сказал сердито, с угрозой: «Гурр!» и несколько раз фыркнул. Старому бродяге было ничуть не страшно: уж с Царапом-то он без труда справится. Но стоит ли доводить дело до драки? Пожалуй, лучше уйти, тем более что голод уже почти утолен, а на сытый желудок кому охота ссориться!
И Мугу-плешивый отправился к речке. Он спустился по косогору в распадок и по его дну направился к Моховке. Он ступал почти неслышно, чутко прислушиваясь и зорко вглядываясь в заросли кустарников: в таких местах можно встретить зайчонка нынешнего помета, самку рябчика, высиживающую птенцов, а то и затаившегося детеныша кабарги или изюбра.
Стоп — знакомый запах! Старый медведь повел носом, стал вынюхивать землю, кустики. Так и есть — прошла медведица с детенышами, и не далее как вчера вечером: по следу уже пала роса, но пахнет он еще довольно резко. Вот раскоп — тут медведица добывала корни дудника. Ага, след ведет вниз по распадку, туда же, куда держит путь и Мугу-плешивый. Видимо, медведица идет к речке. Что ж, последуем за ней. Тут она сделала прыжок. Кого же она настигла? Ага, вот перья рябчика и запах крови. Значит, нашла гнездо. Яйца съел кто-то из детенышей. Судя по следам, их трое: два — нынешнего помета и один — уже взрослый, пестун.
Тщательно распутывая следы, Мугу-плешивый не заметил, как очутился возле Моховки. В этом месте склоны распадка раздвинулись в стороны на добрую сотню метров, между ними образовалась просторная «падушка» — небольшая падь. Вся она была в белом цвету — тут росли черемуха, дикая яблоня, груша. Надо приметить — осенью здесь будет много ягод. Вон на верхнем развилке высокой черемухи охапка сухих веток, наверное, прошлогодняя работа его случайной подруги либо Черного Царапа: они обламывали ветки, объедали ягоды, а ветки складывали под себя в развилке. Сейчас в пади стоял шумный птичий гомон — пели дрозды, кричали голубые сороки. В кронах гудели пчелы, в траве звенели цикады, над полянами шелестели крыльями стрекозы.
Мугу-плешивый пересек падь. Вот он, отлогий галечный берег Моховки, а впереди — необозримые просторы