и только на третьем месяце начинают летать. И все это время они очень прожорливы, кажется, каждую минуту пихай им в глотки еду, и они все равно будут голодными.
Да, не на голом месте вырастает орлиная сила. Это только маленькая пичужка в какие-нибудь две недели поднимается на крыло, но она так и остается всю жизнь пичужкой.
А за неделю до этого вывелись три птенца и у коршуна Тини, и чета коршунов тоже усиленно охотилась.
Между ними и орланами теперь возникали ссоры, в которые часто ввязывалась и ватага старого Карра.
Между орланами, коршунами и черными воронами существовали сложные отношения. Все они «владели» угодьями по берегам Моховки. Орланы охотились на всей этой территории да еще забирались вверх и вниз по течению Моховки километров за десять. Коршуны занимали участки километра на два ниже и выше Черемуховой релки. Что касается ворон, то два их семейных гнездовья раскинулись чуть выше Барсучьего ключа, и там они обычно промышляли, хотя, случалось, долетали до Крутых отрогов и до нижней окраины Моховой пади. Семьи ворон насчитывали до десятка птиц и были чрезвычайно прожорливы. Там, где они обитали, не могла спокойно вывести потомство ни одна из более или менее крупных птиц: ни утка, ни цапля, ни выпь, ни даже голубая сорока, не говоря уже о рябчиках или глухарях. Яичная скорлупа, в изобилии разбросанная там и тут по берегам и откосам Моховки вблизи поселения ворон, красноречиво свидетельствовала о их разбойничьей деятельности. А если к этому прибавить еще птенцов и детенышей четвероногих, украденных воронами, то станет ясно, какие опустошения производили они в окрестностях.
Когда у Белохвостого Клека и его супруги только еще вывелись птенцы, а у коршунов коршунята уже оперялись и вот-вот должны были подняться на крыло, вороньи птенцы уже настолько выросли, что начинали первые вылеты из гнезда, а скоро и вообще научились самостоятельно добывать себе корм. А вывелось их у двух пар в общей сложности девять новых ртов. Пока что они не улетали далеко от своих гнезд, ню скоро придет день, когда они начнут обшаривать всю Моховую падь. Теперь орланам надо следить да присматривать за своими беспомощными и доверчивыми отпрысками.
При этом вороны не пускают в свои владения ни Тиню, ни Белохвостого Клека, атакуют их с оглушительными воплями: «Kаpp!» А сами залетают во владения и коршунов, и орланов. Вместе с тем стоит орлану появиться во владениях Тини, как оба коршуна набрасываются на него и будут пикировать сверху до тех пор, пока не прогонят прочь. Только Белохвостый Клек остается равнодушным и к воронам, и к коршунам, когда они появляются где-нибудь неподалеку от его гнездовища. 0,н выше их скаредной мелочности. Но горе тому, кто дерзнет вплотную приблизиться к старому кедру — родному дому орланов. Уже не один черный вор сложил тут свои кости, когда высматривал, что бы украсть.
Все эти ссоры между жителями третьего этажа происходили на глазах у людей.
— Орлица стала вылетать из гнезда, значит, вывела потомство, — определил старый натуралист.
По его заданию Юрий Квашнин вел календарь наблюдений. Каждый вечер все, кто заметил что-либо интересное, сообщали ему, и в журнале появлялась соответствующая запись.
Как-то после ужина, просматривая при свете керосиновой лампы журнал, Корней Гаврилович заметил:
— Очень любопытно! Вот что, Юра, тебе важное задание: подобрать подходящее дерево неподалеку от гнезда орланов, да такое, чтобы оно было выше гнезда, замаскироваться на макушке и понаблюдать с биноклем и фотоаппаратом за тем, что там происходит. Три дня подряд. А тебе, Серега, — обратился он к Прохорову, — нужно сделать то же самое в районе гнездовищ черных ворон.
Утром Юрий Квашнин очень скоро отыскал место для наблюдательного поста. Это была громадная, старая-престарая ель с могучей конусообразной кроной. Она росла в какой-нибудь сотне шагов от кедра, где гнездились орланы, а ее макушка метров на пять возвышалась над гнездом. Помня о феноменальной зоркости орланов, молодой натуралист старался ничем не выдать своего присутствия. Он подобрался к ели со стороны подножия Горбатого хребта и, когда в просветах орешника разглядел впереди заветный кедр с гнездом на макушке, затаился. С полчаса не спускал он глаз с гнезда, но не заметил в нем ни единого движения. Но вот в воздухе показался парящий орлан. Он сделал круг над кедром, держа в когтях рыбину. Потом плавно опустился и исчез в углублении-лотке. Он оставался там недолго, вскоре вылез на край и минут пять сидел, встряхиваясь, перебирая перья, зорко оглядываясь вокруг. Наконец снова взлетел, широкими взмахами стал уходить ввысь и скоро скрылся вовсе.
Юрий стал бесшумно карабкаться на ель по частым сучьям, как по ступенькам лестницы. Он с нетерпением ожидал, когда покажется гнездо: что в нем, как оно выглядит сверху? Но прежде чем ему удалось добраться до уровня гнезда, в небе вновь появился орлан, видимо, другой. Пришлось вновь затаиться, укрывшись за стволом ели. На этот раз орлан находился в гнезде дольше. У Юрия совсем занемели ноги, но он сидел неподвижно, терпеливо дожидаясь, пока орлан улетит. Еще несколько метров вверх, и вот перед молодым натуралистом захватывающая картина — жилище владыки неба…
Юрий читал, что орланы, селящиеся на деревьях, строят крупные гнезда. Что ж тут особенного, раз крупная птица, значит, должно быть и крупное гнездо. Но то, что он теперь увидел, поразило его. Сооружение представляло собой добрый воз хвороста около полутора метров в диаметре. Оно покоилось на самом верхнем развилке усохшей макушки кедра и походило на опрокинутую копну, только не из сена, а из мелких палок. Верхняя площадка гнезда была несколько шире его нижней части и нависала по краям. В самом ее центре виднелась небольшая впадинка — лоток гнезда. В бинокль отлично были видны три орленка-пуховичка — они спали под жарким солнцем, сбившись в комок.
Юрий долго изучал это громоздкое сооружение, стараясь разгадать замысел его проектировщиков и строителей. Несомненно, мощная нижняя часть гнезда служит для защиты от самых опасных врагов орланов. Ни один даже самый цепкий зверь не сможет пробраться в гнездо по стволу снизу, ему просто не за что ухватиться. Но если он даже сумеет преодолеть гладкий вертикальный ствол, то его остановят нависающие, как карниз крыши, края гнезда. А огромная верхняя площадка — единственная жилая территория семьи орланов; здесь они могут разделывать любых размеров добычу, отдыхать всей семьей.
Но почему же в таком монументальном сооружении при относительном совершенстве «замысла» и исполнения, не предусмотрена крыша над головой? Ведь даже грачи, особенно жарким летом, строят «тент» над гнездом, чтобы уберечь детенышей от солнца. А тут гнездо открыто и палящим лучам солнца, и ливню (бывает же и град!), и ураганному ветру, нередко случающемуся здесь перед грозой, который может как перышки сдуть орлят из гнезда!
Размышляя над этим, Юрий пришел к следующему выводу: жизнь орланов требует спартанского воспитания. Чтобы детеныши превратились со временем в истинных владык неба, они должны стать сильными и выносливыми. А для этого пусть они растут под открытым небом, испытывают жар солнца, узнают силу ветра (на то и когти у них, чтобы держаться!), переносят холодный душ ливня. И тогда никакие невзгоды не будут страшны им!
Но было у гнезда одно уязвимое место, явный «инженерный» просчет: большая парусящая площадь сооружения и слишком тонкая опора — усохшая макушка кедра. Наверняка древесину давно уже разрушают жуки-усачи, и придет день, когда ветер сломает макушку. Об этом подумал Юрий, разглядывая в бинокль вершину кедра у основания развилка. Здесь вся древесина была иссечена лесными вредителями, издолблена дятлами и стала даже ноздреватой. Казалось удивительным: как это она до сих пор выдерживает такой груз? Может быть, орланы умеют каким-то неведомым чутьем определять допустимую прочность? Давно ведь известно, например, что в сейомоопасных районах собаки начинают выть, а кони и другие животные мечутся и даже убегают из селений уже за сутки до катастрофического землетрясения.
Занятый своими наблюдениями и раздумьями, Юрий не замечал, как бежит время, и даже как-то не чувствовал боли в онемевшем теле. Он сидел в самой гуще веток, неподалеку от макушки ели, примостившись верхом на двух соседних ветках и опершись спиной о ствол дерева. На шее у него висели бинокль и фотоаппарат с телеобъективом, из-за пазухи торчала тетрадь с привязанным к ней карандашом. Он фотографировал прилет орланов, кормление птенцов, отлет, отмечал время появления родителей с добычей.
А родители работали в этот день до седьмого пота. За день они принесли семь гадюк, десятка полтора лягушек, с десяток рыбин. Это только детенышам. Видимо, столько же, если не больше, они съели сами. Юрий безошибочно отличал орлицу от орлана: она была чуть поменьше супруга, а главное, более искусно кормила птенцов. Однажды она, должно быть намеренно, бросила в лоток гнезда живую гадюку. Что тут началось! Сначала орлята пятились от змеи, извивавшейся длинной плетью по гнезду. Орлица несколько раз прикоснулась к ней клювом, как бы показывая, как нужно поступить с добычей. Наконец, орлята ухватили змею за голову и за хвост и разорвали ее посредине. Орлица, настороженно наблюдавшая за сражением, прижала мертвую гадюку когтями, стала отрывать от нее куски и раздавать их птенцам.
Дважды за этот день в отсутствие орланов возле их гнездовища появлялись вороны. Судя по размерам и более светлому оперению, это были молодые. Но стоило им покружиться с минуту около гнезда, как тут же появлялся кто-нибудь из орланов, и воронье поспешно улепетывало с громким «карр! карр!»
Лишь незадолго до заката солнца, когда орланы окончательно устроились на покой, Юрий, уставший до изнеможения, бесшумно покинул свой наблюдательный пост.
Сергей Прохоров наблюдал за гнездовьем черных ворон с удобного уступа на скале, нависающей над Моховкой чуть выше Барсучьего ключа. Случайно он обратил внимание на ворону, которая все время что-то долбила у самой кромки берега на галечнике, в сотне метров от скалы. Приложив к глазам бинокль, он разглядел крупную ракушку-перловицу. Ворона, по всему видно, пыталась раздробить ее. Убедившись в тщетности этого занятия, она взяла ее в клюв и взлетела. Вот она поднялась почти вровень со скалой, на которой лежал наблюдатель, потом резким движением устремилась вниз… В тот же миг ракушка выпала у нее из клюва. Затем хитрая ворона опустилась на то место, где упала ракушка, и стала ее клевать. Ракушка была раздроблена, разбита о камни!