Во второй половине дня Сергей заметил в бинокль небольшую стайку каких-то водоплавающих птиц, которые поднимались по заводям левого берега Моховки, в тени тальников, вверх по течению. Скоро удалось разглядеть их оперение и форму — это была чета мандаринок с выводком пуховичков. Сергей насчитал двенадцать штук. По-видимому, спасаясь от коршунов, заботливые мандаринки перекочевывали в более безопасное место.
Они были уже метрах в тридцати — сорока от наблюдателя и поспешно пересекали довольно широкий рукав реки, когда над головой Сергея раздалось призывное «карр!» и несколько черных разбойников сорвалось с макушек деревьев в лесу.
Мандаринки не сразу почуяли опасность. Вороны были уже рядом, когда уточки испуганно захлопали крыльями и стали метаться вокруг детенышей. Птенцы, словно по команде, исчезли под водой, за ними тотчас же скрылись родители. Однако вороны не улетели — одни продолжали кружить над водой; другие расселись на ближайших кустах тальника. Но вот на поверхность воды, словно поплавки, стали выныривать птенцы-пуховички. Два из них в тот же миг оказались в когтях ворон. Сергей не выдержал, выстрелил дуплетом из дробовика в самый центр роящейся над рукавом ватаги. Одна из разбойниц камнем бухнула в воду, другая свалилась на крыло, стала падать вкось, но зацепилась за тальник и села; остальные разлетелись кто куда. Тем временем мандаринки со своим выводком успели исчезнуть. Куда они девались, Сергей так и не смог определить, наверное, попрятались в заломе, что громоздился на протоке ниже по течению.
КРУШЕНИЕ НЕБОСКРЕБА
Июль, солнечная вершина лета…
Буйствует, неистовствует в своем плодородии все живое. Дни стоят тихие, знойные, лишь изредка разразится гроза с ливнем, со шквальным ветром. А потом снова тишь и зной. Зелень всюду густа почти до черноты, сам лес до того непрогляден, что встань возле куста и будешь гадать: обрыв, колода или затаившийся зверь скрывается за ним.
Все растения сейчас еще в зеленых ягодах, с незрелой мякотью плодов, в нежных рубашках, в неокрепших скорлупках орехов; потомство это еще молодо-зелено, растения отдают ему лучшие соки, и потому оно почти на глазах развивается, созревает.
К июлю выводят потомство многие звери и птицы; оно тоже прямо на глазах растет, развивается, становится самостоятельным. Никогда лес не бывает так густо населен жильцами, как в июле. Их сейчас вдвое, втрое больше, чем обитало в Моховой пади весной. И тем не менее ни одно живое существо не испытывает голода. Мириады насекомых, ранние ягоды, молодая зелень — все идет в пищу.
И вместе с тем в июле природа, как никогда, жестока в своем отборе. Ведь к следующей весне население Моховой пади должно стать примерно таким же, каким было минувшей весной. Молодых в июле так много, они так несмышлены, беспечны и беспомощны в этом жестоком мире, что подчас сами идут в лапы хищников. Поэтому для хищников июль — время кровавых пиров. Охотятся не только взрослые хищники, многие из них начинают приучать, «натаскивать» и детенышей. Они охотятся преимущественно на грызунов и на птиц, гнездящихся на земле, — рябчиков, глухарей. И хотя природа дала птенцам этих птиц быстрые ноги, способность маскироваться, незаметно затаиваться где-нибудь под валежиной или в прошлогодней листве, редко какой выводок сохраняется полностью, пока поднимется на крыло.
Уменьшают численность животных и стихийные бедствия.
Как-то в начале июля, под вечер, за поймой Моховки собралась грозовая туча — черная, с жестко-холодным, синевато-стальным налетом посредине и грязно-дымными лохмотьями по краям. Она завесила небосвод, тяжело легла на горбины и заструги хребтов Сихотэ-Алиня и теперь грозным чудищем ползла по ним к северу, подминая под себя отрог за отрогом, неотвратимо приближаясь к Моховке. Оцепенелая, чреватая скорой бурей тишина опустилась на Моховую падь. Не только птицы, даже лягушки и цикады умолкли. Лишь мириады комаров неистово звенели в горячем, застойном воздухе.
Верхний край тучи уже нависал над Моховкой, когда натуралисты собрались на биваке. Все эти дни они продолжали заниматься «переписью» населения Моховой пади — учетом численности и видового состава четвероногих и пернатых. Одновременно они приманивали мелких хищников к клеткам-ловушкам битыми воронами и рыбой, а затем по следам на влажном песке, рассыпанном по дну клеток, определяли, какие зверьки посещают кормушки. Сторожков — приспособлений для лова зверей — пока не ставили. Натуралистам предстояло отловить куницу, росомаху и, возможно, рысь.
Хотя часы показывали около семи вечера, кругом было сумеречно, почти как в начале ночи. По всей южной половине неба время от времени скакали змейки молний, перекатывался из края в край тягучий грохот грома, отзываясь глухим эхом в амфитеатре Моховой пади.
— Однако надо укрепить палатку, — говорил Кузьмич, с беспокойством поглядывая на небо. — Вон как притихло все, шквальная, видать, туча…
Не успели натуралисты натянуть покрепче растяжки палатки, как за Моховкой стал разрастаться грозный гул. Он быстро приближался. Это катился первый вал ветра. Вот он навалился с ураганной силой на левобережные тальники, положил их жиденькую поросль, выгладил ее так, будто катком прикатал. Потом сатанинский его напор ударил в шеренгу черемух на релке, затрепал кроны, расчесывая их до мельчайших веточек. Наконец, ворвался в саму Моховую падь. Тревожно и глухо загудел древний лес. Макушки старых деревьев заходили, зашатались, и странно было видеть такими беспомощными могучих великанов зеленого царства. Оттуда доносился треск сломанных веток, целых стволов сухостойника, в воздухе летели сухие палки. Ветер как бы очищал лес от мертвечины.
— Наверняка сломает макушку кедра с гнездом орланов, — вздыхал Юрий Квашнин, вглядываясь в сторону низовьев Моховки, туда, где жили орланы. Наконец дождь загнал его в палатку. Крупные капли падали не прямо, а летели наискось, почти горизонтально.
Лес стонал под ударами ветра. Перекатистый гул несся по Моховой пади. Потом хлынул ливень. Сила его заметно нарастала, и скоро в палатке-стало казаться, будто с неба низвергнулся водопад.
— Не иначе это левое крыло тайфуна из южных морей, — говорил Корней Гаврилович, прислушиваясь. — Из Приморья он обыкновенно заворачивает на восток, но бывает, что вдается глубже в материк, и тогда левым краем захватывает эти районы.
— А что, Гаврилыч, не подтопит речка-то нашу релку? — высказал опасение Кузьмич.
— Да нет, Не думаю. Пойма здесь достаточно широкая. Левобережье равнинное, излишек воды уйдет туда…
Сухой треск грома, будто тугую парусину, распорол все небо над Моховой падью. Вскоре по пологу палаши что-то защелкало.
— Град! — воскликнул Юрий. — Еще этого не хватало! — Он явно беспокоился за семью орланов, потому что тотчас же спросил: — Корней Гаврилович, не повредит ли орланам град? Ведь они ничем не прикрыты сверху.
— В таких случаях птицы прячут голову под крыло, — объяснил старый натуралист. — Конечно, разные бывают птицы и разный град. Что касается орланов, то их перья — их броня. Иначе им нельзя, под открытым небом ведь живут.
Владыкам неба не пристало прятаться в щели, когда приходит гроза — они встречают ее лицом к лицу. Вот и сейчас, в ожидании удара стихии Белохвостый Клак и его супруга сидели рядом, головами к туче. Время от времени то он, то она встряхивались. По-видимому, так они выражали свое беспокойство. Позади них, сбившись в клубок, беспечно спали птенцы. Они почти уже сменили младенческое оперение и выглядели сейчас, как оборвыши-беспризорники: то там, то тут голое тело, перемежающееся грязно-серыми, грубыми заплатками молодых перьев.
Когда издали донесся шум бури и с макушки кедра стало видно по заметавшимся деревьям, как приближается ветровой вал, Белохвостый Клек поднялся во весь рост, с беспокойством посмотрел вдаль. Он еще раз встряхнулся, слегка распустил крылья, потом дважды обошел гнездо — по самому краю и вокруг гнездового лотка, как бы пробуя прочность своего небоскреба.
Первый удар ветра поднял орланов на крылья, швырнул из гнезда. Птицы с трудом одолели его напор, осторожно спланировали прямо в лоток, к птенцам. Теперь они укрылись за бруствером, окружающим центр гнезда, прильнули телами к орлятам, вобрали головы в плечи.
Новый удар ураганного ветра стал клонить макушку кедра; она кренилась все больше и больше, снизу что-то потрескивало… Никогда ничего подобного не случалось в жизни орланов! Но вот треск раздался где-то под самым гнездом — и вся махина хвороста стала медленно валиться на соседние, более низкие деревья… Орланы в панике взлетели, ветер швырнул их в гущину ближайших крон. Чтобы не упасть или не быть унесенными ветром, пришлось цепляться за первые попавшиеся ветки. «Клек, клек, клек…» — слышалось жалобно среди грохота и рева ветра, среди могучего лесного треска.
А тем временем гнездо опрокинулось кверху дном, верхняя его половина рассыпалась, а нижняя вместе с сухой макушкой кедра заклинилась где-то между деревьями огромной копной хвороста, и теперь ее трепал и сокрушал ураган. Орлята вместе с рассыпанным хворостом падали с ветки на ветку, пока не очутились на земле. Один из них сломал себе крыло и истошно пищал, призывая на помощь родителей. Ни оглушительный шум леса, ни трескучие раскаты грома не помешали орланам расслышать этот призывный писк, и вскоре заботливые родители разыскали пострадавшего птенца. Потом на их клекот неуклюже приковыляли и двое остальных.
Могучие кроны деревьев надежно укрывали их теперь от дождя и града, от ударов бури. Орлица тотчас же забрала орлят под крылья, а Белохвостый Клек стал рядом, грозно и бдительно охраняя безопасность семьи. Непривычная обстановка — дремучие заросли подлеска, буйное разнотравье — не смущала орланов, хотя обычно эти птицы никогда не спускаются на землю в густом лесу. Но ради детей они были готовы на все.
Ураганный ветер прекратился часа через полтора, но ливень продолжался все с той же силой. От бури пострадала не только семья орланов. Почти одновременно с крушением «небоскреба» разломилась вдоль ствола старейшая липа, где квартировал в облюбованном дупле бурундук — хитрый Пиик. Все произошло так внезапно, что Пиик не успел что-либо сообразить. Этот зверек ведет сугубо дневной образ жизни, уже с наступлением сумерек он, намотавшись за день, засыпает где-нибудь в надежном убежище. Так было и сегодня: еще до подхода грозовой тучи Пиик свернулся клубочком на мягкой постельке в уютном своем дупле и крепко заснул. Разбуженный страшным треском, он не успел прийти в себя, как полетел куда-то в преисподнюю.