судьбы.
— Ну, что будем делать с ними? — спросил Юрий, с любопытством разглядывая орлят.
— Придется забрать, иначе их кто-нибудь из хищников сожрет, — ответил Сергей.
— Пожалуй, верно. — Юрий с тоской посмотрел на копну хвороста, повисшую в кронах деревьев, — остатки разрушенного дома орланов. — Гнездо бы восстановить да устроить их там…
— Это нереальная затея, — возразил Сергей. — Постой-ка, у одного, кажется, крыло сломано…
Орлята уже успокоились, перестали щелкать клювами, но продолжали стоять наготове в оборонительной позиции.
— Да, сломано, — заметил Юрий, присев на корточки. — Без нашей помощи он не жилец, вон как оно повисло, совсем безжизненное.
— Нужно сейчас же соединить места перелома и затянуть шинами, хотя бы корьем, — предложил Сергей. — Доставай индивидуальный пакет, а я подберу что-нибудь подходящее для шин.
Раненый орленок отчаянно отбивался, когда его взяли на руки и стали оперировать. Крыло оказалось переломанным в плечевой кости, лишь в одном месте, поэтому его легко соединили, обернули несколькими витками свежей бересты, а поверх обмотали бинтом. Потом крыло сложили в нормальное положение и вместе со здоровым примотали к туловищу.
— Пожалуй, срастется, — с облегчением сказал Юрий, когда операция закончилась. — Если только не получится нагноения на переломе…
Взять здоровых орлят оказалось не таким уж простым делом — они яростно защищались клювами, злобно пищали, царапались крепкими когтями. Пришлось связывать им ноги и крылья. В конце концов птенцы очутились в рюкзаке Юрия, освобожденном от другой поклажи. Предварительно его наполовину заполнили травой и молодыми веточками, чтобы орлятам удобнее было там разместиться.
А тем временем орланы-родители с тревожным, полным отчаяния клекотом парили у самых макушек деревьев; иногда орлица пыталась пикировать на похитителей ее детей, но всякий раз, столкнувшись с кронами деревьев, снова взмывала вверх.
Все время, пока молодые натуралисты ходили по своему маршруту, орланы висели у них над головой. А когда на берегу им попалась дохлая летяга (видно, кто-то из хищников только что терзал добычу) и ребята стали кормить птенцов ее мясом, один из орланов, видимо орлица, спикировал чуть ли не на голову Юрию. Пришлось выстрелить в воздух, чтобы заставить владык неба держаться на почтительном расстоянии.
Под вечер по пути на бивак ребята завернули к залому, где оставили труп изюбра. Они срезали панты, захватили часть мяса на корм Фомке и орлятам — оно было еще достаточно свежим — и незадолго до заката добрались до Черемуховой релки. Бударин и Кузьмич были уже на биваке и занимались обработкой собранных материалов. Среди их трофеев оказались с десяток погибших птенцов и покалеченный заяц. Это был Пишки. Ему перебило хребет, должно быть, упавшим суком. Было тут и совсем целехонькое тайно — гнездо белки, которое вытащили из развилка макушки поваленного ветром дерева. Гнездо это оказалось довольно занятным сооружением. Размером с обычное сорочье, оно представляло собой шар, искусно сложенный из веток, сухих листьев, лыка липы, черемухи и ольхи; сбоку зияло круглое отверстие — лаз, в который с трудом пролезала рука, а внутри можно было нащупать мягкую и уютную постельку.
— Между прочим, — заметил Корней Гаврилович, наблюдая за тем, с каким интересом ребята изучают строение гнезда, — при необходимости белка закупоривает лаз изнутри, и тогда ей не страшны ни холод, ни хищники. А их немало! Соболь, иногда куница, а то и сама рысь может запустить туда лапу.
— Да, а иждивенцы все прибывают и прибывают, — недовольно говорил Кузьмич, опуская в котел с кипящей водой молодые рога изюбра для консервирования. — Скоро нам только и придется делать, что ухаживать за калеками. Форменный звериный лазарет получается. А когда здоровых начнем ловить, тогда что будет?
— Ничего, через неделю должен быть вертолет, вывезет лишних, — успокаивал его Корней Гаврилович. — Кстати, по-моему, ближнюю кормушку уже посещает куница. Надо будет завтра поставить сторожок, посмотрим, что попадет.
Пока натуралисты занимались своими делами — готовили ужин, кормили Фомку и орлят, перевязывали Пишки, — орланы все время парили над Черемуховой редкой. Они делали круг за кругом примерно в двухстах метрах от земли, и ни разу никто из них не присел на дерево с тех самых пор, как у них забрали птенцов. Они будто наказывали себя за допущенную оплошность. А когда люди стали кормить птенцов и те стали пищать и кидаться к подачкам с широко раскрытыми клювами, орланы заметно забеспокоились, опустились метров до пятидесяти и уже не парили, а часто махали крыльями, готовясь спикировать вниз. Но ни у одного из них не хватило на это храбрости. Когда же орлята были сыты и их поместили в одну из клеток-ловушек, орланы улетели за старицу и расселись на макушках самых высоких деревьев, на виду у бивака. Там они и заночевали.
А Фомка, отдохнув за день в своей уютной землянке, заметно ожил и, более приветливо, чем утром, поглядывал на людей. Когда же ему подали туда тарелку с мелко изрубленными кусками изюбрового мяса, он с жадностью набросился на еду и уж больше не обращал внимания на людей.
— Этот выживет, — с веселой ухмылкой говорил Кузьмич. — Общительный зверь!
— Он еще послужит людям! — добродушно басил старый натуралист, наблюдая за Фомкой. — Смотришь, вырастет артистом цирка, еще не один раз потешит публику! Возраст как раз такой — лепи из него что хочешь. Зверь этот от природы удивительно смышленый…
Плохо обстояло и с Пишки. Он ничего не брал в рот, тяжело дышал и почти по-человечески печальными глазами смотрел на людей. Ему наложили лубки, обвязали и положили на мягкую подстилку в клетке, а возле носа поставили воду.
— Похоже, не жилец он на этом свете, — заключил Кузьмич.
Но он плохо знал Пишки.
ПРОДЕЛКИ ХИТРОГО ПИИКА
Как только кончился ливень и установилась более или менее сносная погода, проныра Пиик решил покинуть юнцов. По веткам ели, укрывшей его от ненастья, он перемахнул на соседнее дерево — старый ильм, а потом пошел писать по кронам, с дерева на дерево. Сначала молодые бурундуки увязались было за ним, но Пиику это не понравилось.
Хитроумным маневром, пробежав сначала по одному столу до земли, а потом по другому — до самой макушки, проворный Пиик оторвался от нежелательных компаньонов и во весь дух полетел в направлении Моховки. Там на берегу он нашел на косогорчике заросль орешника-лещины, разгрыз несколько орешков, но они оказались еще слишком зелеными и горько-терпкими, как древесина.
У каждого четвероногого и пернатого обитателя Моховой пади существует своя промысловая площадь, свой радиус обозрения и прослушивания. Чем больше площадь, необходимая для добычи еды, тем дальше видит и слышит данное животное. У бурундука эта площадь ограничивается каким-нибудь десятком деревьев, дающих орехи, семена или ягоды с косточками, сами ягоды его не интересуют, он извлекает из них косточки, а из косточек — ядра. Как правило, Пиик не делал длинных переходов, а кормился обыкновенно где-нибудь неподалеку от жилья на площади в четверть гектара, разумеется, если там хватало корма. Но если корма не было, Пиику приходилось совершать и довольно далекие путешествия.
Вот и теперь он долго носился по деревьям, по валежинам и буреломам, а места по душе все никак не мог выбрать. Так он доскакал до Мышиного склона, потом оказался в оползневой завали возле старицы, где обитала Эдуни. Сунулся было в одно из укрытий завали, но тотчас же пулей вылетел обратно: в нос ударило свежим запахом хозяйки этих владений — енотовидной собаки. А что, если пробежать вот по этому наклоненному над старицей сухому дереву? Оно образовало мост между берегами старицы, дальше виднелись заросли черемухи — то была Черемуховая релка. Правда, немного опасно, ведь сверху нет никакого прикрытия, а оттуда всегда можно ожидать нападения пернатого хищника. Но в воздухе поблизости, кажется, никого не видно, да и больно уж заманчиво попасть в черемушник, ведь сейчас как раз созревают ягоды, а в их косточках на редкость вкусные ядрышки. А, была не была! И Пиик вмиг очутился на той стороне. Через несколько секунд он был уже под сеныо зеленых кущ черемухи. Какая благодать! То там, то здесь чернели ягоды, правда, не густо (год был неурожайный), но вполне достаточно, чтобы начать делать заготовки.
Вдоволь полакомившись косточками, Пиик стал рыскать в поисках надежного убежища. Он старался найти дупло — оно лучше укрывает от хищников и дождя. Но дупла поблизости не оказалось, и Пиик спустился на землю. Вскоре ему попалась поваленная, но еще живая старая черемуха; когда-то ее раскололо ветром вдоль ствола, и половина дерева лежала на земле, ветки от нее теперь росли вверх и образовали новую крону. От места отлома в глубь ствола уходила нора, проделанная кем-то в гнилушке. Из норы слегка наносило почти выветрившимся запахом мышей: по-видимому, это они проделали нору, но по тому, что запахи едва улавливались, Пиик понял, что мыши давно покинули убежище.
До самых сумерек Пиик занимался тем, что расширял и углублял ход, пока не уперся в небольшой зал. Там гнилушка кончилась, дальше шла здоровая древесина. Маловато, правда, места для гнезда, но зато убежище хорошо укрыто, и к тому же рядом вдоволь вкусного корма.
Назавтра Пиик приступил к заготовкам еды про запас. Для склада он выбрал одно из ответвлений гнилой сердцевины, расширил его так, что там могло поместиться с полведра всяких семян. Теперь он день-деньской носился по ветвям, срывал ягоды, мякоть выплевывал, а косточки прятал в защечных мешочках. Набьет их до отказа — косточек тридцать за один раз, — потом мчится в нору, выплевывает из-за щек поклажу, и снова на черемуху.
Как-то раз хозяйственные заботы привели его к биваку. Сложные, незнакомые запахи заинтересовали пронырливого Пиика. Он помотался возле очага, нашел несколько странных зерен (это был рис). Это еще больше возбудило его интерес — никогда не встречал он таких вкусных запахов и зерен! От очага запах привел его к пологу палатки. Она была тщательно застегнута. Пиик сунулся в одну, в другую складку, и вот он уже внутри палатки. А тут — чего только нет! На каждом шагу то зернышко, то хлебная крошка, то косточка черемухи! И трудиться особенно не надо: собирай подряд да складывай за щеки! Никогда не сваливалась ему такая манна небесная.