Нет, такое место не подходит Свире для поселения, хотя по всем признакам здесь много мелких раков и моллюсков — излюбленной еды норки. Тут нет главного: удобного места для жилья. Нужно подниматься выше. Где вплавь, где по илистому бережку печатает Свира тонкую строчку следов. Но вот залив кончился, впереди небольшая тальниковая урема, за ней начинается крутой бережок. Лучшего места не найти: до залива совсем близко, рядом урема, в которой можно подкарауливать трясогузок или куличков, а в обрыве она сделает себе добротное жилье.
Не успела Свира хорошенько осмотреться, как услышала стремительный свист крыльев, и в ту же секунду черная тень упала рядом на галечник. Орлан! Будто ветрам сдуло Свиру в урему, благо до нее было всего метра три. Забившись под кучу наносного хвороста, она долго пережидала опасность. На Анюе на глазах Спиры пернатые хищники не раз уносили ее сородичей. Нет, здесь слишком опасно.
Где вдоль нижней кромки обрыва, под укрытием бахромы корней, где по верхнему его краю, среди разнотравья и кустарников, Свира все бежала вверх по течению Моховки. И вот новая заводь.
Узким заливом она вдается далеко-далеко в сушу между лесным берегом и Черемуховой релкой.
Берег заводи скоро привел Свиру к подножию Мышиного склона, к оползневой завали — владениям отшельницы Эдуни. Норка тотчас юркнула под первую попавшуюся глыбу земли, опутанную старыми усохшими корневищами. Лабиринтов, ходов тут было бесчисленное множество. Значит, нужна величайшая осторожность. Свира чутко прислушивается, торопливо ловит ноздрями запахи. Опасности, кажется, нет.
Несколько минут она бесшумно бегала по лабиринту, обследовала каждый закоулок, избегая места, где пахнет енотовидной собакой. Лучшего жилья, пожалуй, не найдешь, и оборудовать его легко: нужно просто натаскать вон в ту крайнюю залу лесной ветоши, и можно поселяться. Главное, туда ведет достаточно узкий ход, и, если устроить там логовище, никакой враг не сможет проникнуть в него.
Почти до вечера трудилась Свира над устройством своего’ логовища. Получилось отличнейшее жилье — с мягкой постелькой, сухое, хорошо защищенное от любого врага и от непогоды. Да и угодья кругом, кажется, неплохие. Чтобы подкрепиться, Свира несколько раз ныряла в старицу, поймала небольшого карасика, с полдюжины раков, несколько лягушек. А в сумерки отправилась за детенышами, чтобы к утру перетаскать их в новое убежище.
Щенки встретили мать отчаянным писком — так они проголодались. Накормив и облизав детенышей, она до полуночи отдыхала. Теперь ей предстояло самое трудное. Дневной зверек, Свира выбрала для этой операции ночь, опасаясь пернатых хищников. За семь лет своей жизни Свира не раз спасалась бегством от росомахи и рыси, от куницы и крупного тайменя, от филина и коршуна. От сухопутных врагов она пряталась в воде, от водяного хищника — на суше. Но дневные пернатые хищники — самые опасные, спрятаться от них нелегко.
Первым она понесла самого крупного щенка. Тот даже не запищал, когда мать зажала зубами его загривок, как это делают кошки и другие хищники. Все шло хорошо. Свира бежала все время у самой кромки бережка, готовая в любую минуту в случае опасности укрыться со своей драгоценной ношей в воде. Но вот начался отвесный обрыв, подмытый быстрым течением Моховки: сюда подходила главная стремнина речки. Как быть? Идти под водой? Снесет назад. Подняться на обрыв? Но там в лесу сейчас хозяйничают ее враги. И все-таки Свира выбрала берег, потому что щенок еще не мог долго находиться под водой. Здесь она не мчалась сломя голову, а неслышно скользила по самому краю обрыва меж травинок и кустиков, вся превратившись в слух и зрение. Малейший шорох настораживал ее, она замирала на месте, ловила носом запахи и, только убедившись, что опасности нет, продолжала путь.
Так она достигла оползневой завали. Но возле самого убежища ее до смерти испугала отшельница Эдуни. Енотовидная собака, по-видимому, давно услышала шелест листьев под лапками ночной путешественницы и, по своему обыкновению, замерла, будто окаменела. Легкий ветерок тянул, в ее сторону, поэтому Свира не могла заблаговременно уловить запах. Эдуни, может, ничего не сделала бы ей, потому что енотовидные собаки едва ли нападают на норок, но Свиру напугал резкий запах, когда она почти наткнулась на Эдуни. Она, как это умеют делать лишь норка и выдра, беззвучно шмыгнула в воду, пробежала там по дну с десяток метров и так же без малейшего всплеска вылезла на бережок, прячась в зарослях стрелолиста.
Что же теперь делать? Свира снова крадется к входу в убежище, теперь она с подветренной стороны, и запахи, идущие со стороны Эдуни, хорошо улавливаются. Но вот они почему-то исчезли. Может быть, зверь ушел? Свира неслышно крадется к убежищу, готовая каждую минуту вновь броситься в воду. Но поблизости никого нет. Чу! Всплеск воды… Так и есть: Эдуни ходит по бережку возле того места, где Свира скользнула в воду, видимо, выискивает лягушек. Свира, не мешкая, юркнула под глыбу оползня.
Она отдыхала недолго, положив измученного и дрожащего детеныша в мягкую и теплую постельку. Ведь до утра предстоит перенести еще шестерых детенышей. Присутствие поблизости енотовидной собаки не особенно беспокоило Свиру: та не конкурирует с ней, потому что питается на суше, но запасной подводный выход из логовища сделать необходимо.
А пока она снова неслышно скользит в темноте. На устье заводи, где течение подходит к берегу, залезает в воду и мчится вплавь, увлекаемая быстрым потоком.
Теперь дело пошло быстрее — она хорошо изучила маршрут, разобралась, где более и где менее опасно, наловчилась использовать силу течения. Рассвет еще только наступал, ночная темень лишь едва поредела, а уж Свира несла последнего щенка. Напуганная встречей с Эдуни в первом походе, она теперь останавливалась и затаивалась еще метрах в десяти от входа в убежище. Вот и сейчас, положив детеныша на землю, она встала на задние лапки и, вытягивая шею, долго осматривала край заводи. В сумеречном свете она увидела Эдуни, бродившую у воды далеко от норы. Не мешкая, Свира в несколько прыжков достигла убежища и скрылась в нем.
За эту беспокойную ночь она так вымоталась, что, едва положив в постельку последнего щенка, сама свернулась в клубочек и крепко уснула. Она не чувствовала ни голода, ни боли в стертых до крови лапках.
Нелегкое это дело для зверька — приспособление к новому месту. Свире еще многое пришлось испытать, прежде чем она окончательно освоилась в Моховой пади.
Истинным бедствием был для нее ливень. Правда, за несколько дней до него она уже прокопала нору под воду, а вход в лабиринт под земляной глыбой тщательно заделала. Но логовище оказалось ниже уровня, на который поднялась вода, когда Моховка вышла из берегов. Это случилось под утро, Свира и детеныши крепко спали. Разбуженная подступающей водой — постель стала намокать — Свира растерялась. Детенышам шла только третья неделя, у них глаза откроются не раньше, чем через полторы недели, и они пока совсем не приспособлены к обитанию в воде. Инстинкт подсказал решение. Свира изо всех сил принялась раскапывать ход наклонно вверх. Вскоре она пробилась наружу как раз у верхней кромки глыбы, где она краем упирается в глиняное обнажение, оставшееся после оползня.
Где же укрыть детенышей?
Пока она трудилась, вода полностью затопила логовище; щенята сами выползли в сухую часть норы, они пищали, дрожали, лезли один на другого, соскальзывали снова в воду. Тем временем Свира выискивала подходящее убежище. Вскоре она нашла новую глыбу земли с корнем. Это было основание выворотня старой липы, которая сползла когда-то сверху и теперь росла на новом месте. Снизу под глыбой образовалась просторная ниша. В ней слегка припахивало енотовидной собакой, — по-видимому, Эдуни иногда отсиживалась здесь. Сюда и перетащила Свира на время свое потомство.
Не мешкая, она принялась копать новую нору. Делала она ее, по своему обыкновению, не очень глубокой и к полудню управилась. Лесная ветошь была мокрой от дождя, и Свира соорудила пастель из того, что оказалось в нише, — из мелких корней и сухих остатков прошлогодней травы, сухих листьев, сбитых когда-то ветром.
Но и здесь она не нашла покоя. Уже в первую ночь она почувствовала сильный зуд. Не спали и детеныши — все время ворочались, пищали. Что за напасть? Скоро Свира обнаружила причину зуда. Блохи. Они остались здесь от Эдуни и сейчас атаковали ее семью. Все свободное время Свира ловила и выкусывала этих зловредных насекомых.
В конце концов пришлось выселиться и из этого убежища. После тщательных поисков она нашла себе новое место на Черемуховой релке под корнями старой черемухи, неподалеку от бивака натуралистов. Людей она не опасалась: привыкла к ним за полтора месяца, пока жила в клетке-ловушке. В новом убежище она благополучно и вырастила своих детенышей.
МЕЖДОУСОБИЦЫ В ОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ
В Моховой пади, как мы уже знаем, обитали многие представители семейства куньих: куница Харза и соболь Б, рок, выдра Ласа и росомаха Уга, барсук Чфы и колонок Черр, а теперь вот появилась и норка Свира. Но в семье, как говорят, не без урода, и поэтому ладу в ней никогда и никакого не было.
Между прочим, любопытно, что только куница Харза и росомахи жили семьями и семьями же охотились, тогда как все остальные вели преимущественно одиночный образ жизни. Чфы не в счет, потому что он семьей не охотился, кровожадностью не отличался и не приносил никому вреда.
По характеру питания и условиям охоты относительно близки друг к другу соболь, колонок и куница. Поэтому они и оказались теперь рядом в кедрово-широколиственном лесу с кустарниковым подлеском и буреломами, с резко пересеченным рельефом и с обилием ключей, вблизи речки. Объекты охоты у них тоже одни и те же: мышевидные грызуны, бурундуки, белки, зайцы, многие виды пернатых — от мелких птах до таежных красавцев глухаря и рябчика. Харза, кроме того, нападает на молодняк копытных и даже на енотовидную собаку.
Потому и идет между ними вечный спор за охотничьи угодья, потому и раздирают их кровавые междоусобицы и раздоры.