В дупле у основания липы он и поселился, но в запасе у него было поблизости еще одно жилье. Это была старая-престарая, покрытая толстым слоем мха холодина тополя, на которой уже давно разрослись густые лианы лимонника, опутавшие окружающие деревья. Сердцевина тополя стала трухлявой, Брок без труда проделал в ней двухметровую нору, которая заканчивалась великолепным гнездом-логовищем. Там со временем он и устроил себе постоянное жилье. Зимой оно было теплым, укрывало от любой пурги, а летом всегда хранило приятную прохладу и прекрасно защищало от ливней и бурь. Вместе с тем это было великолепное укрытие от лесных куниц, которые время от времени наведывались сюда. Наученный горьким опытом, Брок стал теперь гораздо умнее. Выходя, по своему обыкновению, на охоту только ночью, он прежде всего осматривался: не светятся ли где-нибудь два узко поставленных зеленых огонька. И еще он научился разгадывать среди множества прочих запахов запах этих своих противников и, почуяв его издали, уходил прочь в безопасное место. На устье Барсучьего ключа Брок старался теперь вовсе не заглядывать из опасения вновь встретиться с зелеными огоньками.
Об исчезновении Харзы и ее семейки он узнал через несколько дней. Запах их следов и зеленые огоньки вдруг почему-то перестали попадаться на его охотничьих тропах. Что бы это могло значить? Любопытство зверьков известно: обнаружив что-нибудь непонятное, они не успокоятся до тех пор, пока не выяснят все досконально. Недели через две Брок убедился, что его кровные враги исчезли бесследно. Он даже сумел установить, что их следы обрываются там, где их запахи перемешаны с запахами нового, неведомого двуногого существа.
Человека он видел не раз и постоянно избегал его, прятался при его появлении или сразу уходил, встретив знакомый запах его следов. Поскольку след куниц обрывался на перекрещении со следом Человека, Брок сделал вывод, что Человек поймал куниц. Теперь он спокойно скакал повсюду, уверенный, что ему больше не угрожают эти страшные существа с зелеными огоньками глаз.
БИТВА ВЛАДЫК
Вскоре после знаменитого ливня натуралисты стали замечать следы пребывания в Моховой пади медведя: то разрытую муравьиную кучу, то разломанную колодину, в которой, наверное, какой-то зверек сделал себе запасы еды. До появления в Моховой пади людей безраздельным хозяином здешних охотничьих угодий, если не считать тигра, был Мугу-плешивый. После его бегства ни один медведь не заглядывал сюда: летом они не любят кочевок, предпочитая какое-нибудь одно понравившееся им место. Объясняется это просто: летом медведь не испытывает недостатка в пище, хорошо отъедается, а если так, то и незачем бродить по свету, подвергать себя лишним опасностям, делать ненужные усилия. Наоборот, надо сохранять жир.
Ню вот как-то раз Юрий Квашнин и Кузьмич, спустившись в один из распадков, выходящих к долине Барсучьего ключа, увидели метрах в двадцати от себя под откосом медведя. Он что-то искал под камнями на берегу ключа, перевертывая их лапами с боку на бок. Должно быть, шум воды на перекате помешал ему расслышать шаги, а резкий запах водорослей на камнях притупил нюх, и он не почуял приблизившихся к нему людей.
— Вот он! — с придыхом прошептал Кузьмич, вскидывая наизготовку карабин. — Муравьятник…
— Только не стреляйте, Кузьмич!
— Я и не думаю, — отвечал шепотом старый охотник. — Это на всякий случай. — Он кивнул на карабин. — Может, это медведица. Если рядом где-нибудь медвежонок, она знаешь…
Каким-то непонятным образом медведь все же почувствовал людей: он вскинул испуганную заостренную морду, украшенную пышными черными бакенбардами.
— Не шевелись, — прошептал Кузьмич Юрию.
Они замерли на месте. Медведь повертел головой, ничего опасного не заметил и продолжал перевертывать камни.
Воспользовавшись этим, Юрий и Кузьмич неслышно отошли назад, в заросли, и поспешили подальше от этого места.
— Почему он нас не заметил? — спросил Юрий бывалого охотника. — Он же смотрел прямо в нашу сторону.
— Зверь в лесу различает только то, что хоть чуть движется, — объяснил тот. — Если замереть — он не замечает. Один раз белковал я по осени, в конце октября, и присел возле ключа перекусить. Прислонился спиной к стволу кедра, ноги протянул к воде, сижу, ем. Глядь — медведь идет как раз вдоль ключа, по другому берегу. Что тут делать? У меня только мелкокалиберка. Думаю, не буду шевелиться, заметит или нет? И что ты думаешь? Таки не заметил, косолапый! Повертел мордой, когда был напротив, метрах в десяти, по ту сторону ключа; да так и прошел мимо.
Появление в Моховой пади Черного Царапа — а это был он — имело свою историю. Черный Царап был еще сравнительно молодой медведь, ему шел восьмой год. Он родился и вырос в верховьях Моховки, а лет пять назад вытеснил одряхлевшего медведя из охотничьих угодий в урочище Крутые отроги и стал их владельцем. Но осенью прошлого года там устроила себе берлогу подруга Мугу-плешивого. Правда, весной, когда она вышла из берлоги, особенных ссор между ними не случалось. Черный Царап принадлежал к гималайским медведям, которые меньше бурых и ведут несколько иной образ жизни, полудревесный. Может быть, последним обстоятельством и объяснялось их мирное сосуществование в одних и тех же угодьях. К тому же медведица воспитывала детенышей, поэтому она проявляла большую осторожность и старалась держаться подальше от Черного Царапа. Он же попросту побаивался многодетной матери и всегда уступал ей дорогу на охотничьих маршрутах.
Но недавно медведица куда-то исчезла и не показывалась в своих угодьях почти целый месяц. Когда же она снова вернулась в Крутые отроги, сюда стали наведываться ее новые друзья, бурые медведи. Они часто устраивали между собой драки, а потом стали терроризировать и Черного Царапа. Один из них, медведь средних лет, почему-то стал преследовать Черного Царапа буквально по пятам. Куда Царап, туда и тот. Залезет Царап на высоченный кедр, а преследователь сидит у подножия, ждет, когда тот слезет. О том, чтобы вступить в драку с бурым, Черному Царапу нечего было и думать: тот почти в полтора раза крупнее его, сомнет наверняка. Поэтому Черный Царап, вообще-то злой и проворный зверь, всячески избегал встреч со своим северным сородичем. В конце концов он вынужден был покинуть свои охотничьи угодья. Так он перекочевал в Моховую падь.
Здесь сначала все шло хорошо. В Моховой пади у него не оказалось конкурента, и он стал безраздельным владельцем охотничьих угодий. Присутствие Амба-Дарлы, которого он давно знал, не мешало ему: при появлении тигра он попросту уходил. Амба-Дарла тоже давно знал запахи черных, как, впрочем, и бурых медведей, мирился с ними и особой агрессивности не проявлял. Появление в Моховой пади Черного Царапа он встретил почти безразлично.
Но скоро здесь появился и тот бурый медведь, что преследовал Черного Царапа в Крутых отрогах.
Обнаружив появление своего преследователя, Черный Царап переселился на склон Горбатого хребта, в кедрач. Там ему было спокойнее: в достатке имелась еда — прошлогодние кедровые шишки, кругом высокие стволы, на которые можно залезть при появлении назойливого преследователя.
Мурга — так звали этого бурого медведя — не случайно преследовал Черного Царапа. Когда он был еще двухгодовалым пестуном, на него напал гималайский медведь и едва не задушил. Спасла мать, оказавшаяся рядом. Глубокая рваная рана на холке между лопатками давно зарубцевалась, но нет-нет давала о себе значь — связывала движения передних лап, особенно во время драк. Потом у него случилась еще одна встреча с сородичем Черного Царапа. В позапрошлом году весной тот грабил осенние запасы кеты, сделанные Мургой, и он застал вора на месте преступления. В завязавшейся драке Мурга как следует потрепал его, но тот сумел вырваться из его лап и спасся бегством на дерево.
Теперь Мурга преследовал любого из сородичей Черного Царапа до тех пор, пока ему не надоедало ходить по их следам или пока он не изгонял их прочь из округи. Да и по натуре Мурга был агрессивен и не терпел по соседству кого бы то ни было из своих дальних или ближних сородичей. Но в Крутых отрогах, где он искал свиданий со старой подругой Мугу-плешивого, его соперником оказался очень сильный и ловкий молодой медведь, который чуть не сломал ему шею.
Теперь, злой на весь свет, но больше всего на соперника, он срывал старые и новые обиды на Черном Царапе.
В Моховой пади Мурге понравилось, и он решил поселиться здесь. Но уже назавтра он напал на какой-то незнакомый запах на траве и повел след. Дело было в поздние сумерки. Вскоре он очутился на Черемуховой релке. Высунувшись из зарослей вейника, Мурга оторопел: впереди колыхался огромный живой красный цветок, а возле него двигались непонятные двуногие существа. Он никогда не видел Человека, никого в тайге не опасался и поэтому сейчас вовсе не испугался, просто ему стало любопытно. Чем дольше бродит зверь по тайге, тем больше у него случается всяческих встреч. Но не каждая встреча обязательно приводит к нападению. Напротив, подавляющее большинство таких встреч кончается мирно даже среди сильнейших — кто-то сворачивает в сторону и уходит. Осторожность и еще раз осторожность — вот чем руководствуется каждый зверь. И если сильный хищник встретится с объектом своей постоянной охоты, добыча постарается заранее ускользнуть.
Мурга сейчас не охотился, он был сыт — только что объел гроздья дикого винограда со старой лианы, опутавшей куст орешника. Просто его заинтересовали непонятные запахи, а теперь вот и этот живой красный цветок, и двуногие существа. Ничего подобного он еще не видел. Он сделал еще несколько шагов вперед, но в эту минуту на него нанесло дым костра, что-то едкое ударило в нос и испугало его. Чихнув несколько раз, Мурга повернул прочь и рысцой убежал с Черемуховой релки.
С той поры он не заглядывал сюда. Больше того, если встречал в тайге незнакомые запахи, что завели его на Черемуховую релку, — запахи Человека, немедленно уходил в сторону.