После встречи с безрогим противником Гру не принимал с ними боя и отходил в сторону, если встречал слишком агрессивного соперника. К середине сентября он уже собрал себе гарем из семи прекрасных пленниц и теперь был озабочен только тем, чтобы никто не отобрал их у него, чтобы ни одна из них не сбежала к другому. Трубить он почти перестал, драк старался избегать, поэтому уходил подальше от тех мест, где происходят брачные турниры. Теперь он обычно держался выше устья Барсучьего ключа, неподалеку от обрывов — отстоев кабарожки Элхи и бывших владений старого разбойника Карра. В этих местах много галечных откосов, образующих заливы, Моховка изобилует перекатами, и Гру благополучно кочевал со своим гаремом то по правому, то по левому берегу реки.
Но вскоре и здесь появился соперник. Это был крупный нездешний рогач средних лет, в самом расцвете сил. Он пришел сюда из Крутых отрогов. В эту осень там обосновалось целое семейство медведей. Кроме давней подруги Мугу-ллешивого, в урочище поселился молодой, пронырливый медведь. Подрос и пестун, тоже стал почти взрослым медведем. Был еще и почти годовалый медвежонок. С наступлением брачных турниров у изюбров медведи стали сильно досаждать им. Так же, как в свое время Мугу-плешивый, молодой поселенец Крутых отрогов напал на одного из дерущихся самцов изюбров. Тогда в панике разбежался весь гарем пришельца, состоящий из трех оленух. Ему так и не удалось отыскать их. После этого случая стоило рогачу протрубить позывные или ответить грозным ревом на вызов соперника, как тут же слышался шорох: наверное, опять подкрадывался медведь. Пришлось ему кочевать вниз по течению Моховки в поисках счастья.
Первыми следами сородичей, попавшимися на его пути, были следы Гру и его гарема. Если в эту пору изюбры-рогачи вообще чрезвычайно раздражительны, нервно возбуждены и готовы драться с кем попало, то этот кочующий неудачник был сейчас и вовсе бешеным. С его губ падала пена, глаза, налитые кровью, горели гневом и злобой.
И вот его грозный, вызывающий трубный клич уже гремит над Моховкой, отдается среди скал, катится над левобережной поймой речки, куда Гру в этот день увел свой гарем. Конечно, Гру услышал вызов. Он высоко вскинул голову, беспокойно раздул ноздри. Он не ответил на вызов, только грозным взглядом окинул своих красавиц, беспечно пасшихся рядом: смотрите, мол, не вздумайте соблазниться богатырской силой и удалью трубача! Но те, видимо, ни о чем таком не думали и все так же беспечно пощипывали молодые побеги тальника.
Пришелец проревел второй раз, еще громче, еще более вызывающе. Гру снова промолчал и только нервно защелкал передними копытами по галечнику. Может быть, это пощелкивание — у изюбров феноменальный слух! — уловил пришелец, может быть, он принял его за стук копыт устремляющейся к нему на свидание подруги; во всяком случае, он бешено ринулся на этот звук. Будто и не было перед ним потока — он вмиг перемахнул его и грудью врезался в прибрежную чащу тальников. Впереди — протока. Грозный пришелец-рогач перемахнул и ее, только каскад брызг поднялся в воздух. Словно вихрем пробит тоннель в следующей тальниковой уреме, и вот она — открытая галечная ложбина, видно, обсохшая старица, за ней новая стена тальника, а в ее тени…
Пришелец на минуту опешил, замер на месте.
Гру гордо стоял, повернувшись к врагу. Он давно заслышал его приближение и, пока тот мчался, загнал своих пленниц в тальник. Сейчас они лишь едва виднелись среди листвы.
Гру первым пошел на сближение. Пришелец, видимо, понял, что имеет дело с владельцем большого гарема, и бешено ринулся на соперника. Это была страшная атака. В нее он вложил, кажется, все: и обиду оттого, что ему пришлось бежать из родного урочища, и гнев из-за потерянного гарема, и яростную ненависть к тому, кто стал на его пути к самкам. Но Гру ждал этой атаки. Он мгновенно принял оборонительную позу — широко расставил передние ноги, выдвинув их далеко вперед, задние ноги вытянулись как струны, их копыта впахались по самые бабки в галечник, морда нагнута до самой земли, острия всех десяти отростков выставлены навстречу врагу.
При всем своем бешенстве и неудержимости пришелец проявил осмотрительность и бойцовскую опытность: он не нанес удара, остановился в самое последнее мгновение, потому что не мог поставить рога острие на острие с рогами противника — Гру слишком низко наклонил голову. Воспользовавшись заминкой, Гру теперь сам ринулся в атаку и нанес страшный удар двумя передними, самыми сильными отростка-ми под основание рогов соперника и поддел их снизу вверх. Пришелец не был подготовлен к обороне, не успел принять нужную позу и потому отлетел метра на два и даже сел по-собачьи на задние нош. И тут снова в атаку ринулся Гру. Он ударил рога в рога, когда противник едва только поднялся и еще не успел встать в оборонительное положение. Но он все-таки выстоял. Они сцепились рогами, стали давить друг на друга, в бешенстве волочить один другого из стороны в сторону. Это продолжалось минут десять. Бойцы хрипели, мычали, норовя свалить друг друга. Наконец пришелец не выдержал напора Гру и сел на задние ноги. Он допытался было встать, но у него не хватило сил. А Гру все давил на него, словно намереваясь втиснуть в землю. Передние ноги пришельца начали дрожать. Они дрожали все сильнее и сильнее, наконец подкосились, и он упал на колени. Теперь он выглядел вовсе беспомощным. А Гру все продолжал наступать. Копыта его скользили по галечнику, но он уже заломил голову пришельца назад и, казалось, вот-вот сломает ему шею. Но вдруг пришелец повалился на бок, рога расцепились, он перевернулся и с молниеносной быстротой вскочил на ноги. Гру тоже не зевал и с такой силой ударил противника в бок позади левой лопатки, что один из передних, самых боевых отростков почти наполовину вошел между ребер. Пришелец взревел, отпрянул в сторону, закачался. Гру снова атаковал его сбоку, нанес подряд два ожесточенных удара и снова свалил на землю… Больше Гру не нападал на него: лежачего не бьют. Он горделиво поднял голову и отошел к зарослям тальника, в котором стояли его красавицы. Они все так же пощипывали потихонечку листья тальника, настороженно ловили окрестные звуки. Гру, орудуя рогами, погнал их к Моховке. А пришелец остался лежать на галечнике. Кровь продолжала литься из раны. Он дышал все реже, глаза его стекленели. Перед заходам солнца он затих, только в широко открытых глазах еще светилось что-то живое. Но скоро потух и этот ничтожный проблеск жизни.
Гру, разумеется, не был кровожадным зверем и вовсе не хотел убивать соперника. Он в меру сил охранял Закон Природы.
ПРИМЕТЫ ВЕЛИКОГО ГОЛОДА
Голод… Его можно сравнить разве только с болью, мучительной, изнуряющей. До безумия доводит он Человека, делает жестокими животных. Это он породил пожирание себе подобных в животном мире — явление, в сущности, противоречащее главному Закону Природы — утверждению собственного вида. Это он причина всех драм и трагедий, происходящих каждую минуту в природе. Лекарство против голода одно — еда. Но еды не всегда и не на всех хватает.
Корней Гаврилович еще в начале лета понял: не быть нынче урожаю в Моховой пади. Обильное цветение не дало завязей. Так было у орешника-лещины, у черемухи, у актинидии, у красной смородины, отчасти у дикого винограда, у маньчжурского ореха и амурского бархата (хотя вообще-то, в разной степени, они плодоносят ежегодно), у многих трав, зерна которых составляют пищу не только птиц и грызунов, но и енотовидной собаки, медведя и других. Вовсе не дали урожая кедр и дуб, а они — главные поставщики питания для очень многих обитателей леса, четвероногих и пернатых, особенно кедр: он кормит белку и бурундука, летягу и кабана, медведя и даже соболя. Что касается кедровок, то для них кедровые орешки — основная зимняя пища. Если летом они могут прокормиться насекомыми, различными ягодами, мелкими грызунами и даже птахами, то зимой у них почти единственное блюдо — кедровые орешки. Как и грызуны, кедровки запасают орешки впрок, прячут их в землю. Кстати, при всей вздорности, своего характера — крикливости, суматошности — эти птицы приносят огромную пользу не только тем, что летом истребляют вредных для леса насекомых, но и тем, что они — основные сеятели кедра: за пять-шесть километров разносят они кедровые семена, закапывая их в землю. Часто потом они не находят своих тайников. Проходят годы, и на том месте, где были спрятаны орешки, вырастает целая куртина красавцев великанов кедров. Там, где по соседству с кедровым бором прошел лесной пал, на месте гари тоже вырастет кедр.
Приметы Великого голода стали появляться уже в самом начале осени. Если летом и плохого урожая все-таки хватало на пропитание четвероногого и пернатого населения, то с началом листопада эти запасы стали таять на глазах, ведь потомство нынешнего года сделалось уже взрослым, а стало быть, и очень прожорливым. Кроме того, приближается зима, и многие звери стараются заготовить впрок еду либо накопить побольше жира.
Каждое животное по-своему приспосабливается к этим трудным временам. Те, у кого есть крылья, могут улететь туда, пде нет зимы, где можно прокормиться и переждать голодное время. Но легко сказать — улететь! Пока доберешься до обетованной земли! В пути тебя будут ожидать непогода и хищники, голод и выстрелы охотников. Далеко не каждый крылатый путешественник достигает конечной цели, а тем более возвращается на родину.
Вот почему иные крылатые предпочитают все-таки трудности зимовки трудностям миграции. Это те, кто питается семенами и почками деревьев, кто может добывать в древесине зимующих там личинок насекомых. Из таких пернатых, пожалуй, более всего изобретателен рябчик. Весь короткий зимний день он собирает почки и сережки на ветвях деревьев, пока не набьет ими свой зоб до отказа. А как только наступают сумерки, он зарывается в толщу снега, прячет голову под крыло и спит всю долгую зимнюю ночь напролет, конечно, если его не побеспокоит хищник.
Медведь, бурундук, барсук, отчасти енотовидная собака тоже стараются проспать это трудное голодное время, предварительно накопив под кожей толстый слой жира. Это и горючее, которое будет расходоваться очень экономно, тольк