— А вы раздевайтесь, садитесь за стол, будьте гостам, — предложила румяная хозяйка. — Не побрезгуйте.
Камчатское гостеприимство… Едва ли можно сравнить его с чем-нибудь. Терпишь бедствие, все бросятся спасать тебя. Голоден, нужно отогреться, — едва ли не каждый разделит с тобой последний кусок хлеба или место у теплого очага. Колодяжный знал этот непреложный закон сурового края. Знал он и другое: приглашают, не жеманься, не откажи приглашающему! Иначе жестокое оскорбление нанесешь хозяину тепла и уюта.
Стакан горячительного Колодяжный принял без всякого жеманства. Опрокинул его, утер усы и бороду, лукаво оглядел всех и сильным движением послал в рот кусок вареной Горбуши.
Так он стал желанным гостем застолья.
В сумерки, когда обед закончился, Никита вывел камчадала под руку из избы. Познакомились: Андрей Гаврилович Иринархов. Охотник-промысловик. Пассажир — его дочка. Это та, курносенькая и бойкая черноглазка? Она самая.
— Она тоже, что ли, каюр?
— Нет, учится в фельдшерском училище. Кончает нонче.
Последний перегон до Петропавловска две упряжки шли след в след. Вика ехала с Колодяжным, у него нарта была менее загружена. Отсюда завязалась их дружба. Они потом много раз встречались в Петропавловске. Но бывало и так, что подолгу не виделись. Колодяжный никогда не забывал о Вике, где бы он ни был.
Поэтому встреча с Андреем Гавриловичем вернула его к той жизни, на которую не хватало у него времени. Вика… Милая, скромная, хорошая девушка. Неужели она погибла?
Никита вынул свой охотничий нож и принялся за разделку оленя, помогая Андрею Гавриловичу. Когда шкура была снята, мясо разделано, они присели на нарты.
— Ну и что будем делать? — спросил Колодяжный.
— Ты откуда приехал? — спросил в ответ Андрей Гаврилович.
Колодяжный объяснил.
— Значит, решим так, — раздумчиво сказал старый камчадал. — Поезжай к югу, я поеду на юго-запад. А дён через пять встретимся у твоего вулкана. Идет? Вот и хорошо. Валяй на Жупановский вулкан, а я к Бакинену. Бери половину оленя.
Они почаевали, закусывая свежей олениной, а во второй половине дня разъехались каждый по своему маршруту.
10. ПЛЕННИКИ ЛАВОВОГО ПЛАТО
Лавовое плато — один из самых удивительных географических районов Камчатского полуострова. Оно лежит между Валагинским хребтом на западе и Тихим океаном на востоке, между Центральным хребтом на юго-западе и Кроноцким полуостровом на северо-востоке. Само название «Лавовое» указывает на его вулканическое происхождение. Его седоглавые прародители видны там и тут на обозримом пространстве. Их конусы повисли в небе на северо-востоке — вулканы Кроноцкий, Кизимен, вдали — Безымянный, Толбачик, Ключевской. На юге и юго-западе — Карымский, Жупановский, подальше, чуть к западу — Авачинский и Корякская сопка. На востоке — Семлячик. А прямо к западу, на стыке перпендикулярно сошедшихся один к другому хребтов Валагинского и Центрального можно разглядеть остатки некогда разрушенного древнего вулкана Бикинен. Там видны лишь скалистые зазубрины останцев кратера, за которыми угадывается гигантская воронка — кальдера.
В пору своей молодости все эти вулканы вели бурный образ жизни. Век за веком извергали они лаву, та постепенно заполняла гигантскую чашу, обращенную амфитеатром к Тихому океану, и образовала здесь равнину. Теперь вулканы извергаются очень редко, и Лавовое плато больше не получает ощутимого пополнения. Его интенсивно размывают дожди, вешние воды и ледниковые стоки, на нем выросли леса и травы, поселились дикие животные.
Только человек еще не поселился. На всем огромном пространстве плато нет ни дорог, ни даже постоянных человеческих троп. Летом здесь ни проехать, ни пройти, плато изрезано каньонами, оврагами, распадками, по которым бегут потоки воды.
Житнев и Мурутян уже поняли, что находятся на Лавовом плато. Но вот в какой именно точке, пока еще не разобрались. Теперь, когда они вышли из каньона на сравнительно открытую местность, представилась возможность наконец определить точку, где они находятся.
Некоторое время путники молча полулежали на снегу у зарослей кедрового стланика, отдыхали после трудного перехода.
Кедровый стланик — истинное чудо природы. Родной брат могучего красавца лесов — кедра, кедровый стланик стал карликом, очутившись в трудной географической среде. В сущности, он стал похожим на кустарник — стелющейся формой кедра. Как он попал на Камчатку, до сих пор является загадкой. Как, впрочем, и ель, уникальная реликтовая роща которой некогда появилась тоже здесь, на Лавовом плато. По-видимому, их семена занесли сюда птицы. А может быть, явились и другие причины.
Как бы там ни было, кедровый стланик довольно широко распространен по всей Камчатке и Курильским островам, вплоть до самых южных.
Стланик — сущий источник жизни многих пернатых и четвероногих обитателей Лавового плато. Благороднейший это кустарник. Его непроходимые заросли, дебри укрывают от стужи и снега, от лютой камчатской пурги все живое. Природа придумала своеобразный дом, полный изобилия. Кедровыми орешками питаются все прьгзуны, от мыши и белки до зайца, все обитающие здесь птицы, от кедровки до сойки, куропатки и клеста, и даже такие звери, как медведь, северный олень и соболь лакомятся орешками.
Уже за добрую сотню метров от кедровника путники увидели заячьи следы, потом стали встречаться мелкие крестики лапок куропатки. У самого кедрача вдруг обнаружили совсем свежий след дикого северного оленя.
— Мы, кажется, спасены, командир, — говорит Мурутян, немного отдохнув. — Во всяком случае, нам не угрожает голодная смерть, видишь, сколько зверья тут.
— Ты подсчитал патроны к ружьям? — вместо ответа спросил Житнев.
— Девяносто два патрона.
— Это хорошо. — Помолчав, Житнев продолжал: — Слушай, Ашот, насколько я понимаю наше положение, мы сможем выйти к людям не раньше середины мая, почти через два месяца.
— Раньше, раньше, — решительно возразил Мурутян.
— Давай исходить из худшего варианта. Чем будем кормить наших барышень, Веру и Надежду?
— А для чего мать?
— Ну как ты не понимаешь, разве может Атка прокормить грудью двойню? Да еще в условиях, в которых мы находимся!
— Посильнее будем кормить мать. Отдавать ей все лучшее, что у нас будет. Стрелять куропаток, ловить зайцев. Возможно, добудем оленя…
— Тебе не приходилось пробовать сливки из кедровых орешек?
— Нет, не приходилось.
— Можно делать из них самые натуральные сливки — и по вкусу и по питательности. Значит, задача: пока мы здесь, надо собрать как можно больше орешков. Благо, в прошлом году кедрач хорошо плодоносил. Это раз. Второе: сейчас необходимо точно определить, где мы находимся, и только потом решать, что будем делать дальше. И без всякой суеты.
— Согласен, командир.
— И еще, ты знаешь, что такое снегоступы?
— Знаю. Этакие решетчатые лапти на ногах. Вроде теннисных ракеток.
— Они самые. Надо поделать каждому. Из кедровых прутьев. Тогда нам не так страшен будет рыхлый снег. А сейчас пошли на горку, попробуем определиться по карте, где мы сейчас находимся.
Они разговаривали вполголоса. Атка, Вика и Славик, казалось, спали. Все они лежали с закрытыми глазами, разморенные солнечным мартовским теплом. Славик даже похрапывал. Стоило, однако, Житневу встать, как Славик мгновенно вскочил, сказал бодро:
— Я тоже пойду с вами.
— Отдыхай, — грубовато сказал Мурутян.
— Почему вы мне не доверяете?! — почти истерично крикнул Славик.
— Тише, люди отдыхают, — спокойно осадил его Житнев. — Тебе тоже неплохо бы немного отдохнуть.
— А я не нужен? — доверительно спросил Славик.
— Пока нет. — В голосе Житнева послышалась теплота и добрая усмешка.
— Только честно?!
— Честно.
— Хорошо, буду отдыхать.
Пилоты обогнули заросли кедрового стланика и вышли на гребень увала. Это был, в сущности, отрог, который начинался где-то на восточном склоне Валагинского хребта и, изгибаясь меж распадками, подступал обрывом к самому берегу реки, что бежит из каньона. Идти было тяжело — ноги тонули в снегу по самые колени. Впереди шел Мурутян, след в след ему шагал Житнев.
Перед ними все шире открывалась захватывающая панорама снежных просторов, сине-белых далей дальних, вокруг в самом поднебесье висели сахарные головы вулканов, они напоминали — белые зонтики, подвешенные к небесному своду. Увал, на котором находились пилоты, был одним из множества отрогов Валагинского хребта, разделенных долинами. Все они спускались к речке, что вырвалась из каньона. Правобережный обрыв каньона заканчивался впереди километрах в полутора. Дальше речка шла по извилистой широкой долине и терялась в белизне плато.
— Стоп, Ашот, — сказал Житнев и остановился. — Все ясно. — Он открыл планшет, развернул карту. — Иди сюда, — позвал он второго пилота, присаживаясь на мягкий снег. — Видишь? — Он указал на восток, где за равнинной полосой плато все было сине. То был Тихий океан. — Теперь посмотри вон туда, — он указал на запад, где на синем экране неба четко вырисовывалась ломаная линия гор — Валагинский хребет. — А ну-ка, определись.
Мурутян долго рассматривал карту, потам мельком бросил взгляд на Валагинский хребет, пристально поглядел на плато, где оно сливалось с темной синью Тихого океана и сказал:
— Все ясно, командир. Мы находимся в самой юго-западной точке Лавового плато.
— Все точно, Ашот. Твое решение?
— Надо думать.
— Согласен с твоим решением.
Они сидели на снегу, упершись плечом в плечо. Думали, изучали карту, которая лежала на коленях Житнева.
— Можно сказать, командир? — внезапно выпалил Мурутян.
— Говори, что придумал.
— Первое — пробыть здесь два-три дня. Запастись кедровыми орешками, отдохнуть. Второе — визуальным порядком выбрать лучший маршрут к океану. Третье — подготовиться к трудному переходу. Четвертое — сходить за лыжами самолета. Они еще пригодятся нам, впереди вон какие снега…