— Подумаем, — перебил его Житнев. — Надо по снегу уходить отсюда, пока он не поплыл. А сейчас давай набросаем визуально маршрут, — Он снова уткнулся в карту. — Мы, кажется, находимся у истоков речки Жупайовки. — Житнев ткнул карандашом в одну из синих жилок на карте. — Если это так, то по долине реки, учитывая все ее извилины, нам предстоит топать до Тихоокеанского побережья, действительно, километров двести. В условиях бездорожья и весенней распутицы дело это, сам понимаешь.
— Да-а, командир, кажется, мы попали в переплет. — Мурутян тяжело вздохнул, с грустью глядя в бело-голубую даль плато.
— Главное, не отощать бы и не обессилеть. Семеро душ… А потому выработаем следующую тактику, — в тон ему продолжал его мысль Житнев. — На каждый день иметь запас любой еды, будь то кедровые орешки, мясо зверей или птиц. Поэтому главная задача не в том, чтобы спешить идти, а в том, чтобы добывать пропитание.
— Хорошо бы оленя или горного барана подбить, — мечтательно сказал Мурутян.
— Это дело маловероятное. Но вот научиться ловить зайцев и куропаток петлями вполне реальная штука. Я уже имею такой опыт. Медведь скоро выйдет из берлоги. Он тоже может стать нашей добычей. Здешний медведь — зверь беспечный. Ну что ж, Ашот, пойдем готовить убежище на ночь. — Он посмотрел на часы. — Уже половина четвертого.
Когда они вернулись к месту привала, здесь никого не было видно. Переметные сумы с новорожденными лежали на коврике. Под заросли уходил снежный тоннель. Там кто-то копошился, трещали ветки кедрача, из тоннеля вылетали комья снега. Ашот заглянул в тоннель и увидел там Славика, тот орудовал, как медведь.
— А где женщины?
— Пошли искать кедровые орешки.
— Что ты делаешь?
— Готовлю ночлег, — послышался из глубины голос Славика. — Мы же будем здесь ночевать? Посмотрите, какую пещеру делаю.
«Пещера» действительно выглядела уютным убежищем. Стволы и ветви кедрового стланика так плотно переплетались, что протиснуться между ними практически почти невозможно. Только в промежутках между отдельными кущами есть проходы. Сверху, где сплетаются ветви, стланик сплошь завален снегом. Славик как раз и подкапывал в снегу проход между такими кущами. Ветви кедрача смыкались вверху, образовав там глухую крышу, состоящую из хвои и снега.
Житнев залез к Славику, огляделся.
— Молодец, здорово придумано, — похвалил он паренька. — Бели еще проделать вверху отверстие для дымохода, получится совсем хорошо, можно всю ночь держать костер. Будет тепло, как в городской квартире.
— А я как раз об этом и думал, когда проектировал этот вигвам.
— Молодец, Славик, продолжай. — Житнев внимательно посмотрел на студента и добавил: — Если устал, отдохни.
— Что вы! Только разработался!
— Ну что ж, командир, пойдем и мы поищем кедровые шишки? — предложил Мурутян.
По следу, оставленному женщинами, они обогнули кедровник со стороны реки и вскоре увидели фигуры Атки и Вики.
— Ребята, сюда! — крикнула Вика. — Посмотрите, сколько здесь шишек.
Плодоносящий кустарник, оказывается, нашла Атка по крикам кедровок. Женщины уже набрали до полсумки шишек, похожих на обычные кедровые, только размером меньше раза в три.
— Зайца вспугнули, — сообщила Вика, — в нескольких шагах выскочил из-под кедрача, вон след, видите, как маханул. Ужасно перепугал нас.
— Командир, я побегу по следу, а? — попросил Мурутян.
— Ну, если уверен, что догонишь, валяй.
Все рассмеялись. А Мурутян, проверив заряды двустволки, неистово кинулся по следу, делая неуклюжие прыжки по глубокому снегу.
Собирать шишки оказалось делом нелегким. Словно удавы, переплелись у самой земли ветви кедрача. Плоды росли на уровне метров двух-трех от земли, по окраинам их оббили, по-видимому, олени и медведи, внизу — грызуны, вверху — кедровки и куропатки. И только где-то посередине зарослей, на уровне двух метров от земли, оставались изредка рассыпанные, как елочные игрушки, туго набитые семенами бронзовые чешуйчатые шишки размером в детский кулачок.
Житнев залезал в самые дебри зарослей, находил там где-то среди снега опору на сплетении ветвей кедрача и, ловко срывая шишки, бросал их женщинам. Солнце еще не успело лечь на зазубрины кальдеры вулкана Бикинен, это было около шести часов, а уж все нагрузились до отказа дарами кедрача. За это время издали несколько раз долетали звуки выстрелов — то Мурутян охотился. Вот он и сам. На его поясе висели заяц и две куропатки.
В сумерки они вернулись на бивак. Тут уже было готово убежище, сооруженное Славиком. В просторной пещере, со сводами из снега и кедрача могли уместиться человек десять. Земля была мягко устлана хвоей, в центре, через отверстие в снежной крыше просматривалось сапфировое вечернее небо. Посредине пещеры курился костер, распространяя ладановые запахи елового дымка.
— Вот теперь мы, кажется, отдохнем по-настоящему! — шумел Мурутян, оглядывая убежище.
В эту ночь и на самом деле все отдыхали особенно спокойно, отогрелись, хорошо спали. Даже новорожденные не пищали.
11. ЧЬЯ ЗЕМЛЯНКА?
До поздней ночи они не спали, мастерили снегоступы из прутьев кедрача и электропроводов самолета, которые они сняли, покидая машину. Улеглись спать только после того, как было связано десять снегоступов, по паре на каждого.
Мартовское утро наступает рано. Первой, по обыкновению, проснулась Атка. Житнев в полусне слышал, как она подкладывала к груди младенцев и те вкусно чмокали. Потом долго возилась с ними, наверное, перематывала, засовывала в переметные сумы — их спальные мешки. А потом хруст, хруст, хруст… Что это такое? А-а, ясно: грызет кедровые орешки, их много нажарили с вечера на костре. Но не глотает их, хорошо слышно, как сплевывает жвачку в кружку. Сколько же это будет продолжаться?
Когда сквозь дымовое отверстие из убежища ярко заголубело подсвеченное утром небо, все разом встали. По-видимому, давно уже не спали.
— Вроде бы в гостинице побывал, — первым заговорил Ашот. — Даже сны видел, как в детстве, розовые, собирал огромные гроздья винограда. А кругом солнце, смех, радости. Надо же присниться такому! Это к хорошему или к плохому?
— Виноград? Либо будешь пить вино, либо будешь виноват, — пошутил Житнев.
— Хм… Вина не предвидится, это ясно, а виноватым можно легко стать в моем положении.
— А может, нас найдут и, как спасенным, привезут вина? — серьезно предположил Славик.
— Все это мистика, — резковато сказал Житнев, натягивая унты. — Давайте вставать.
— А бутилочки у вас нет, дохтур? — спросила Атка Вику. — Я тут пожаваль еду деткам.
С этими словами она подняла кружку, почти полную жвачки.
— Деткам кормезка на целий день.
Вика достала из сумки новый полиэтиленовый мешочек, подала Атке.
— Перелейте сюда.
— Спасибо, дохтур. Я есе позую… — И она принялась усердно грызть орешки и собирать маслянистую жвачку теперь уже в мешочек.
Завтрак был коротким и не аппетитным, все потихоньку косились на Атку, отворачивались, когда она, согнувшись к мешочку, смачно жевала орешки.
— Это — жизнь, — буркнул Житнев, ни к кому не обращаясь. — Все мы обязаны своим существованием матери. А в материнстве не все так уж розово…
— Что будем предпринимать теперь, командир?
— Давайте решать. Я думаю так. Мы со Славиком отправимся за лыжами, пока приморозило. Тебе, Ашот, вместе с Викой надо насобирать еще орешков, а заодно, возможно, пострелять дичи.
— Принимается! — бодро согласился Мурутян.
Вылезли из-под крыши кедрового стланика — великолепного снежного убежища и ахнули: золотое весеннее утро вставало над просторами Лавового плато. Снежное приволье — земля и воздух розовели под ослепительным солнцем, только что вставшим над горизонтом. Линии гор и мозаика долин и распадков, грани темных пятен берез в правобережье реки и кедровых стлаников в левобережье выступали четно, будто вычерченные добросовестной рукой.
— Красотища! — восторженным полушепотом произнес Мурутян. — Это же и художник не нарисует.
— Да-а, не исключено, что ударит тепло? — ответил Житнев. — Надо поторапливаться, братцы.
Он посмотрел на часы и сказал:
— Ашот, сверим часы. На моих пять минут восьмого, так? В двенадцать ноль-ноль всем быть здесь. А теперь в путь. Мамаша, — крикнул он в снежный лаз Атке. — Вы готовьте еду детям и не беспокойтесь. Мы скоро вернемся.
— Хоросо, командир, — послышалось из глубины снежной пещеры. — Я буду с детками.
Слово «командир» она уже переняла у Ашота.
Житнев и Славик спустились к реке и по берегу направились вверх по ее течению туда, где был оставлен «возок» — лыжи самолета и пилотское кресло на них. Задача: вытащить их к стоянке, чтобы потом решить, брать их в дальнейший путь или бросить здесь. Все будет зависеть от состояния погоды. Вика и Ашот двинулись к дальним кущам кедрового стланика. Вике предстояло собрать как можно больше шишек, а Ашоту попробовать поохотиться.
— Оленя добуду! — пообещал он, кидая ружье на плечо. — А уж зайчишек и куропаток-то настреляю — это верно.
Утопая в снегу по колено, Мурутян пахал дорогу для Вики. Та старалась шагать след в след ему, пока не уплотнялся снег.
— Слушай, Вика, у тебя есть любимый человек? — бубнил под нос Мурутян.
— А зачем тебе это, Ашот?
— Чисто из любопытства.
— Излишним любопытством страдают больше женщины.
— Да-а?
— А ты об этом не знал?
— Нет, не знал. А я думал, что именно я самый любопытный.
— Наверное, не любопытный, а любопытствующий, — поправила его Вика.
— Да-да, именно любопытствующий. — Мурутян рассмеялся. — Ну так вот, меня всегда интересуют человеческие тайны, хитрости, загадки поведения. Хочется все открыть, разгадать и понять.
— А для чего?
— Просто интересно.
— Тебе надо бы стать писателем или психологом.
— Нет, мне надо найти девушку, в которую бы я влюбился.
— По-моему, влюбляются не в разгаданных, а в загадочных…