– Пристрелить его, благородный? – негромко спросил один из всадников.
– Не сейчас, – так же негромко ответил тот, что в шлеме. – Он может заинтересовать благочестивого.
Сердце Сергея екнуло.
– Ты прав, – произнес он по-хузарски. – Благочестивого булхаци Песаха и впрямь может заинтересовать мой рассказ.
А еще ему самому было чертовски интересно узнать, что делает хузарский полководец здесь, на территории Херсонской фемы. Особенно в свете полученной информации о том, что булхаци совсем недавно заключил мир с херсонским стратигом и отправился подавлять бунт подданных печенегов и асов.
Или в Самкерце теперь другой правитель?
Минута молчания. Надо полагать, Сергей сумел удивить.
Ненадолго.
– С чего бы благочестивому тратить свое драгоценное время на прислужника ромеев?
– Я вижу, что булхаци держит тебя вдали от своего шатра, – высокомерно заявил Сергей.
Он почти успокоился.
– Не то ты знал бы, что благочестивый не только не разговаривает с ромеями, но даже не позволил однажды ромейскому друнгарию понюхать пыль со своего ковра.
– Да что ты говоришь! – Нельзя сказать, что ирония прозвучала естественно. – И когда же это было?
– Год назад. Когда я именем своего бека вел с булхаци переговоры о передаче Самкерца под его руку. Или ты и этого не знаешь?
Сергею, в отличие от незнакомого хузарского командира, ирония давалась легко.
– Прикажи своим воинам опустить луки, – сказал он. – Булхаци Песах дал мне грамоту, в которой указано, что я имею право на свободный и беспошлинный проход по землям и водам Хузарии.
– Ты можешь ее показать, господин?
Ух ты! А он, оказывается, умеет спрашивать вежливо.
– Не сейчас. Она там, – он мотнул в сторону моря. – У моего брата Машега бар Захариаха. Возможно, тебе знакомо это имя. Да и зачем ее показывать здесь? Разве это не земли Херсонской фемы?
– Уже нет, – всадник подъехал поближе.
Достаточно рассвело, чтобы Сергей мог разглядеть его лицо. Впрочем, ничего нового он не увидел. Светло-рыжая борода, такого же цвета пряди, свисающие из-под шлема вдоль щек, короткий прямой нос, серые глаза с характерным степным прищуром. Обычный белый хузарин. Незнакомый.
– По договору с херсонским стратигом эти земли теперь наши, – сообщил он. – Я Нахум бар Хагит, предводитель двух сотен. Скажи еще раз: сын Захариаха из Рузиев твой брат?
– Даже ближе. Он мой побратим.
Луки опустились. За спиной Сергея кто-то шумно выдохнул.
– Далеко ли нынче дом благочестивого? – спросил Сергей.
– Его дом – в цитадели Самкерца. В двух переходах. Ты можешь поехать с нами. Мы уже возвращаемся.
– Думаю, мы доберемся быстрее, – Сергей кивнул в сторону моря, где уже видны были и стоящие на якорях лодьи с драккаром, и силуэты ромейских хеландий. – Ты станешь моим гостем на палубе, благородный Нахум?
Хузарин заколебался. Не доверял. Пока что в пользу Сергея говорили только слова.
– Это большие корабли, – сказал Сергей. – На них хватит места и твоим людям. И их лошадям тоже хватило бы, но здесь нет причала, чтобы завести их на борт.
Хузарин все еще колебался. Не хотелось ему вот так просто отпускать Сергея и его людей без присмотра. Но оказавшись на палубе, даже со своими всадниками, он тут же терял преимущество, которое им сейчас давали кони и луки.
– Позавтракай со мной, благородный, – предложил Сергей, которому сомнения хузарского командира были понятны. Сам бы он в аналогичной ситуации засомневался. – Ты и твои люди. Припасов у нас довольно. И есть немного вина. А я пока отправлю человека за моим братом. Думаю, ему будет приятно увидеть единоверцев.
Глава 38Самкерц. Благочестивый Песах и политика силы
– А теперь скажи, рус, что мешает мне взять эти корабли и все, что на них, просто так?
Булхаци Песах. Любимец великого хакана и сам хакан обширных земель по ту и по эту сторону пролива, который позже назовут Керченским. Блестящий полководец, искренне заботящийся о своих воинах. Бездушный политик, для которого люди – пешки в шахматной игре. Преданнейший, словом и делом, последователь своего Бога с фанатичным отблеском в глазах, вполне заслуженно получивший иерархический титул «благочестивый».
Сергей задумался.
Булхаци ждал. Он никуда не торопился. И ему был любопытен этот молоденький рус, который всего за год успел стать беком и награбить больше, чем дед Песаха оставил в наследство его отцу. А еще булхаци было любопытно: какой аргумент приведет его собеседник, которому Песах даже немного симпатизировал, ведь тот был названым братом Машега бар Захариаха, а Машег, пусть и дальний, но родич. Впрочем, симпатия не помешает булхаци конфисковать ромейские корабли.
Он уже привык брать то, что пожелает. Например, эту цитадель, не уступающую роскошью дворцу Песаха в столице. Вообще-то в цитадели должен был обитать рабби Ашмонай, коего Великий, да хранит его Бог, назначил правителем Самкерца. Но ведь город – всего лишь часть той земли, которую Великий отдал под руку булхаци. Значит, и город, и сам Ашмонай тоже под рукой Песаха. И потому место Песаха – в цитадели. А место рабби Ашмоная – там, где укажет Песах, коий есть рука Великого Беньяху в этой части Хузарии.
Булхаци задумался и не расслышал, что сказал юный рус.
– Повтори!
– Я говорю: разве Закон правоверных позволяет отнимать добытое честью? – спросил Сергей. Очень вежливо и осторожно спросил.
– А какое отношение к Закону имеешь ты, необрезанный? – спросил булхаци. – И почему называешь честью морской разбой?
«Так, с этой стороны зайти не получилось, – подумал Сергей. – Попробуем с другой».
– Три ромейских хеландия, из которых один – с огненным боем, – сказал Сергей, – одних только воинов без малого тысяча. – Слово «тысяча» он сказал по-ромейски, «mille», поскольку хузарское слово означало просто «очень много». – Нас же было всего две сотни. И за день до этого мы бились с ромеями на море, а тем же утром на суше разбили не уступающий нам в численности отряд ромеев. Я не думаю, что это можно назвать обычным разбоем.
– Пожалуй, – согласился булхаци. – Расскажи, как это было.
– Быстро не получится, – предупредил Сергей.
И мысленно поаплодировал сам себе. Ему удалось заинтересовать хузарского лидера. Полдела сделано.
– Что ж, тогда пусть принесут вино, – булхаци щелкнул пальцами. – Присядь, разрешаю.
Вино, впрочем, принесли только булхаци. Если бы Песах угостил Сергея, то это был бы знак расположения.
Но булхаци пока не определился.
Сергей приступил к рассказу. И начал он с того, как они угодили в ловушку, расставленную друнгарием ромейского флота.
Говорить о том, что Олег, скорее всего, влез в нее сознательно, Сергей не стал. Тем более что и сам не был в этом уверен.
А еще Сергей не хвастался и не преувеличивал, как сделал бы, скажем, на застолье у будущего тестя. Только правду. Ну почти.
Трюк, который они проделали, чтобы выманить морпехов с кораблей, булхаци понравился. Он даже проворчал что-то позитивное. А когда Сергей сообщил, что они еще некоторое время ждали, когда на берег сойдут и капитаны с экипажами, булхаци отметил:
– Ты знаешь роман, бек.
Когда же повествование дошло до передачи одного из хеландиев освобожденным невольникам, булхаци удивился:
– Ты же мог посадить их на скамьи, и тогда тебе хватило бы людей на все три корабля!
– Можно считать, что я пожертвовал этот корабль Богу, – сказал Сергей. – А еще надеялся, что они отвлекут ромеев. Но это не главная причина, благочестивый. Я не доверяю рабам, вот главное. И предпочитаю, чтобы в минуту нужды рядом были те, кому я верю.
– Но разве не раб привел твои корабли к нашему берегу? – спросил булхаци.
Однако! Выходит, он тоже собрал информацию, раз осведомлен о венецианцах.
– Дон Джованни Ансельмо – не раб, – возразил Сергей. – Бывает, Бог испытывает человека, насылая на него беды. Тебе это ведомо, благочестивый. (Булхаци кивнул.) Но дон Джованни не сломался и не отрекся, и Бог вернул ему свою милость.
– Он послал ему тебя, – согласился булхаци.
– Да. Или мне – его. Без его мастерства мы вряд ли смогли бы пересечь море. Кто знает замыслы Всевышнего? Нам должно лишь принимать уготованное.
Булхаци поставил кубок, посмотрел с еще большим интересом.
– О каком Боге ты говоришь? – спросил он.
– Здесь, – Сергей раскинул руки, – и там, – он показал наверх, – Бог лишь один. Это очевидность. Путей же к нему много. Столько же, сколько и людей на земле. Я так думаю… И я так чувствую, – добавил он осторожно.
– Странные слова в устах многобожца, – нахмурился булхаци.
Сергей пожал плечами.
– Ты счастливец, благочестивый. Ты – благословен Богом, – сказал он. – Ты узрел свой путь. А мне остается лишь верить, что и мне откроется мой.
– Богословы в итильской синагоге стали бы с тобой спорить, – булхаци улыбнулся. Сергей угадал это по глазам, потому что рот его терялся в косматой бороде. – Впрочем, они всегда спорят.
– Ты не таков, благочестивый. Тебе нет нужды доказывать свою правоту другим. Ты действуешь, потому что ты чувствуешь, чего хочет Бог.
Грубая лесть работает всегда. Даже если собеседник знает, что это лесть. Даже если он знает, что ты знаешь, что он знает. Легко верить в то, что хочешь услышать.
– Да, так бывает, – согласился булхаци. – Не всегда.
– Мы не совершенны, – Сергей самонадеянно поставил себя и Песаха в один ряд. – И сегодня я этому рад. Будь иначе, и я не удостоился бы чести говорить с тобой.
Булхаци молчал.
Сергей тоже. Он чувствовал, что балансирует на грани.
– Ты говорил, один из хеландиев нес огненные машины? – спросил булхаци после долгой-долгой паузы. Слово «машины» он тоже сказал по-ромейски.
– Да, благочестивый.
– Где они? Они целы?
– Да, благочестивый. Они в трюме одного из кораблей. – Сергей не стал добавлять «моих». Пока булхаци не принял решение, лучше его не дразнить. – К сожалению, я сумел взять только машины. Тот, кто умел с ними управляться, убил себя.