– Да, вы говорили, что нашли Веру.
– Точно, я остановилась на теле. – Она снова стала говорить четко, собранно. – Тем летом я узнала кое-что. Обрывки информации, полной картины не было. Скорее всего, она действительно покончила с собой. Допускаю, что могло быть иначе. Ольга Николаевна не хотела верить в самоубийство, ей было легче сойти с ума. Вот я и не стала ворошить это гнездо и выяснять, что произошло той зимой, почему она потом сорвалась…
Рыжая остановилась и посмотрела на меня.
– Вы точно не знали? Она не рассказывала?
Жаркая ночь на крыше. Вера убегает от преследователя, сердце стучит.
– Нет, ничего.
– В общем, я оставила этот случай. Но Ольга Николаевна звонила мне. Раз в год. Может, чаще. Спрашивала, как у меня дела, рассказывала свою бессмыслицу. С каждым разом становилось все хуже, пока не дошло вот до этого. – Детектив кивнула в сторону блинной.
Я оглянулась. Люди все еще не разошлись, стоят кучками.
– Меня никак не отпускала мысль, что похититель не стал бы увозить тело далеко. Тогда же были пожары! Никто не поехал бы в лес. Из-за эвакуации заправки не работали, город стоял полупустой. А охранник в морге был пьян. И я подумала, что похититель сделал самое простое – закопал ее прямо за моргом. Там как раз были заросли, дальше – больничный забор. Идеальное место, где никто не будет искать, да? Какой дурак стал бы закапывать тело в нескольких метрах от места, откуда выкрал?
Телефон рыжей снова зазвонил. На этот раз она взяла трубку и коротко сказала:
– Да, говори.
И после паузы:
– Помню. Выезжаю минут через десять. Встретимся в офисе.
Порыв ветра снова осыпал нас холодными каплями.
– Я позвонила главврачу. Та сказала: копайте, если хотите. Все, знаете ли, хорошо помнят эту историю. Вот так все и вышло. Чистая интуиция. Я приехала сразу, как только смогла, нашла тут землекопов, ну и… вот. Вы смогли ее хотя бы похоронить.
– Какой она была? – спросила я. – Когда ее нашли, как она выглядела?
– Вам этого лучше не знать, – коротко ответила рыжеволосая, и я сразу поверила. – А знать вам нужно другое. Тогда с ней на крыше кто-то был. Мужчина или подросток. Поднимались вместе, двое торчков их видели. Но в темноте не разглядели. И вскоре один вколол себе смертельную дозу, а второй начал говорить, что ничего не заметил.
– Им пригрозили?
Она отрицательно покачала головой:
– Думаю, передоз – это просто передоз. А второй не захотел связываться с ментами.
– И ее потом украл тот человек? Который был с ней на крыше? Зачем?
– Тут два варианта. Либо испугался, что его обвинят. Либо он и есть убийца.
– Мы не могли понять, почему ее нашли только утром, хотя нам сказали, что она умерла ночью.
– Пф-ф, – усмехнулась она. – Я могу ответить. Увидели, конечно, сразу, как рассвело, но полицию не вызывали, сидели тихо, не хотели связываться. Помните, какой там контингент, в этой малосемейке? Вот и вся разгадка. Не забивайте себе голову воображаемыми тайнами. Все всегда просто.
Она помолчала, пока мимо проходила пара ребятишек.
– Ваш дознаватель и ее друг-татарчонок знают, что случилось той зимой. Я не стала на них давить, догадалась сама. Ну, думаю, что догадалась. Все равно это никак не помогло бы.
Я почувствовала, как к горлу снова подступают слезы. Сглотнула ком, спросила:
– Зачем вы это мне рассказываете?
– На случай, если захотите узнать, что тогда случилось. У вас одной хватит сил узнать правду. Она уже никому не нужна. Девочку похоронили и завтра забудут.
– Рафа и Витя тоже могли бы. Или Леня.
– Пф-ф, – она хмыкнула. – Неудачник, раздолбай и святоша, не смешите меня.
Меня передернуло от ее слов, она заметила это и смягчилась:
– Извините, не хотела вас обидеть. Но из-за той истории у них такой комплекс вины, особенно у Рафаиля, что они станут заниматься этим в последнюю очередь. И к ним бы я на вашем месте тоже присмотрелась. С ней мог быть тогда кто угодно, учитывая ее… образ жизни в последние несколько месяцев. Обычно это знакомые, друзья, родственники. Исключения бывают, но редко. Знаете, прошло так много лет и все это давно… переварено, что они могут расколоться, едва вы надавите. Вы хорошо их знаете, и вам будет легко дернуть за нужные ниточки, опять же, если вы захотите. Если это убийство – скорее всего, там пошлая история, банальная бытовуха, в которой замешаны ваши же друзья. Копайте, если не боитесь пораниться.
Она встала, застегнула пиджак, повесила сумку на сгиб локтя.
– Возьмите мою визитку. Звоните, если что-то выясните. Что у вас с лицом, кстати? Попали в передрягу?
– Искали двух мальчиков в лесу.
Она рассмеялась, протянула мне визитку: «Анна Васильева. Частное детективное агентство „Блик“» – и, не попрощавшись, направилась через площадь. Сильная, уверенная.
– Постойте, – окликнула я, она обернулась. – Как вы думаете, самоубийц можно отпевать?
Она улыбнулась.
– Самоубийцы – это просто мертвые люди. Уж вы-то не должны верить в эту чушь.
Я провожала ее взглядом, пока она не села в белый японский внедорожник и не уехала.
Потом вернулась в «блинку». Почти все разошлись. За одним столом сидели тетя Оля и Рафа, Витька спал, уронив голову на руки. К ним примкнула повариха.
– Можешь отвести Ольгу Николаевну домой? – попросил Рафа. – Мне придется вот с этим, – он толкнул Витьку в плечо, – разбираться.
– Конечно, могу, – ответила я и, собравшись с духом, посмотрела ему в глаза.
В его сознании была стена. Больше ничего, даже опоры под ногами. Стена в гудящей неуютной пустоте между Рафой и миром. Стена, от которой несло горем и могильным холодом. Я отвернулась, пораженная, тяжело дыша.
Глава 19
Витя добавил меня в чат выпускников с комментарием: «Сашка приехала». Сутки все молчали, и я прямо-таки кожей ощущала, как по личным чатам поползли домыслы и сплетни. Потом все повылезали с охами-ахами, приветами, вопросами, как дела и где я пропадала. Конечно, все знали, что Веру нашли.
Круглов показал мне газеты. Местные журналисты из-за дефицита интересных новостей накинулись на Веру и вцепились в нее, как клещи. Теперь газет в городе было две: «Таежный вестник» и «Северное Приамурье». Журналисты будто соревновались, кто напишет заголовок скучнее.
«Приблизилась разгадка двадцатилетней тайны?» – писал один и прикладывал гигантскую фотографию отремонтированного морга.
«Кто убил девочку двадцать лет назад?» – задавался вопросом второй.
Получить вменяемый комментарий органов ни один из них не удосужился. Фактов в статьях было немного: сообщалась дата смерти, пугающе подробно описывались детали – впрочем, в каждой газете разные. Дальше шли перевранные слухи девятнадцатилетней давности. Один сообщал, что это было убийство, другой – что самоубийство. Насчет места, где в девяносто девятом нашли Веру, оба журналиста сходились, указывая верное: двор малосемейки. В одной газете напечатали фото: асфальт, справа – последний подъезд, слева – палисадник за железной оградой с гнутыми фигурками, вдалеке – силуэты прохожих. Пустой асфальт производил жуткое впечатление. Однако никто не написал, где именно было спрятано тело. Статьи сообщали, что дело возобновлено, но снова путались какое – об убийстве или о похищении из морга. Каждый автор старался сделать текст как можно более захватывающим, но то и дело соскальзывал в штампы и привычные канцеляризмы.
В конце концов оба журналиста, кажется, сходили в архив и навестили следователя. По крайней мере, версии у них стали сходиться. В одной газете опубликовали фотку Лени: тот неловко смотрел в камеру вполоборота, сидя на своем рабочем месте. Впрочем, к моему приезду Вера переместилась на третью-четвертую полосу.
Перемолотые сплетни ходили по городу, обрастали слоями домыслов и просто вранья. Разговоры одноклассников, судя по всему, сначала крутились вокруг меня в прошлом: как мы с Верой почти перестали дружить, как я ревновала и ходила за ней тенью, как убила кабаргу и угрожала ружьем соседям во дворе.
Потом стали обсуждать меня в настоящем. Витя проболтался кому-то о моих детях и сценариях. Одноклассницы бросились в интернет. Но, разумеется, ничего не обнаружили, так как искали под девичьей фамилией. Я хорошо спряталась. Нынешней моей фамилии никто, кроме отца, не знал. Я когда-то давно попросила его и мать никому не говорить.
Но одноклассников это не останавливало. Они выясняли, сколько я зарабатываю, некоторые спрашивали, не этот ли сценарий я написала, и скидывали ссылку на сериал. Кое-кто даже угадал, но я все отрицала. Нет-нет, это не я, что вы.
Когда обсуждать меня им надоело, в чат стали кидать фотографии нарядов, в которых собирались на встречу выпускников. Позировали на фоне пестрых обоев с картинами, полированных стенок, застеленных цветастыми покрывалами кроватей. Я раздражалась, но все равно смотрела и стыдилась своего раздражения. Когда все наряды были обсуждены – то есть получили комментарии «Блеск!», «Супер!», сердечки, смайлики и букетики, – перекинулись на обсуждение подарков и сдаваемых сумм.
Предполагалось, что, кроме двух тысяч рублей на банкет, мы должны сдать еще столько же на подарок классной и директору. Сумма вызвала горячие споры. Половина считала, что две тысячи – слишком много, потому что получится по двадцать тысяч на подарок каждой. Что на них покупать? Некоторые за месяц получали меньше. Другие растили двоих детей без алиментов и сдавать на подарки вообще отказывались. Кто-то предлагал купить директрисе телевизор, а классной – моющий пылесос. Кто-то – обеим по сертификату в салон красоты. Кто-то просто возмущался и отказывался сдавать.
Наконец решили скинуться по шестьсот рублей, купить каждой по большому букету и положить по пять тысяч одной бумажкой в подарочный конверт. После этого решения спор разгорелся с новой силой. Одни утверждали, что дарить деньги преподавателям неприлично, лучше купить ненужный, но все-таки подарок. В крайнем случае его можно передарить. Зато мы не оскорбим людей деньгами. Другие возражали, что ничего неприличного в деньгах нет: пусть потратят на свое усмотрение. Их противники предлагали подарить вместо денег то и это, кидали в чат ссылки на косметические наборы, наборы для бани, наборы для массажа с насадками для шеи, головы, спины и лица. Под конец все успокоились, потому что времени до встречи оставалось мало, а идей было слишком много.