Соседки-одноклассницы насмешливо разглядывали нас, жеманно отпивая вино из бокалов. Они вполголоса обсуждали тех, кто сидел подальше, это было неинтересно и неостроумно. Ну почему меня не посадили хотя бы через двух человек? Там три стройняшки щебечут о шмотках и мужиках, птички небесные. Хорошо, хоть Витька рядом. Он усердно поедал салаты, выгреб себе остатки винегрета, потянулся за хлебом, капуста смачно хрустела у него на зубах. Соседки прервались на третий тост и закуску и снова забормотали.
От третьей стопки в голове приятно потеплело, цвета стали ярче, и все вокруг показались такими красивыми и родными, что захотелось полезть обниматься и целоваться, но тут внесли горячее.
– Свиная отбивная, запеченная под сырно-майонезной корочкой, – провозгласила Олеся, ставя передо мной тарелку.
Отбивная улыбалась мне и вкусно пахла. Я улыбнулась ей в ответ, воткнула вилку и стала пилить ее ножиком с зазубринами.
– Ты как, нормально? – спросил Круглов.
Я кивнула.
– Напилась, что ли?
– Ньет, – соврала я.
– Ясно, – ответил он и налил нам еще водки.
Мы выпили.
– Ты-то что напиваешься? – спросила я.
– Жена ушла, – коротко ответил он.
– Хорошая?
– Так, – он пожал плечами. – Нормальная.
– Другого нашла?
– Нет, к родителям. Дочку забрала. Я ж ни то ни се. – Он покрутил в воздухе пятерней.
Из колонок загрохотала музыка. Мы повернулись к сцене.
– А теперь пора нашим выпускникам самим рассказать о себе.
Ведущий подошел к правой ножке буквы «П», где сидели мы.
– В каком году вы выпустились, чем сейчас занимаетесь и вообще как дела? – спросил он, передавая микрофон сидящему с краю.
– Выпуска я, значит, девяносто пятого, – начал раскрасневшийся от выпивки мужик. – Работаю, значит, начальником технологического отдела первой городской типографии. – Он сделал паузу, чтобы присутствующие поаплодировали и протянули «О-о-о!». – Спасибо школе хочу сказать и выпить, значит, за наших учителей и одноклассников!
Его уголок снова зааплодировал, а он поднялся, отсалютовал протянутой рюмкой директрисе, потом одноклассникам и лихо, тренированно выпил. Остальные гости замялись, не зная, делать им то же самое или ждать команды ведущего. Но тот, проявив удивительную нечуткость, передал микрофон женщине напротив краснолицего мужика.
– Здравствуйте, здравствуйте, всем привет! Я выпускница самого-самого лучшего, самого умного выпуска девяносто пятого, ребята, привет-привет!
Их уголок опять зашумел.
– Меня зовут Ирина Валерьевна, в школе была Иришка, и я так рада всех вас видеть, таких красивых. Я так рада, правда. – Она говорила искренне, от души, и было все равно, что ни о чем.
Ведущий тихонько подсказал ей.
– А, да. Работаю я завучем по воспитательной работе в пятой школе. – В зале засмеялись. – Да, в другую школу ушла, здесь вакансий не было.
Ведущий забрал у нее микрофон и перешел на другую сторону буквы «П». С того конца стола потянулось сразу несколько нетерпеливых рук. Микрофон достался мальчиковатой стриженой женщине, одетой во что-то похожее на униформу курьера.
– Так, я выпуска двухтысячного, одиннадцатый «Б», привет!
Ее край стола зашумел.
– Екатерина Корикова. Преподаю кунг-фу в детской спортивной школе. Берем места на первенствах в Китае. Приводите своих заниматься, я их вот как держу! – Она показала зрителям сжатый кулак.
Ведущий сделал большие глаза и забрал микрофон.
– Ух, какая женщина кунг-фу, – сказал он, отойдя в центр зала. – А сейчас у нас сюрприз от выпуска девяносто седьмого года.
К нему вышли человек десять, выстроились елочкой. Они казались мне то очень красивыми, то невероятно толстыми и уродливыми. Заминались, перешептывались, подбегали к скучающему диджею, передавали друг другу листочки со словами. Из колонок заиграло бодрое вступление для «Учат в школе». Собравшиеся было петь выпускники заоглядывались на диджея, но тот уткнулся в пульт. Тогда самая бойкая женщина подбежала к нему и зашептала. Диджей кивнул, музыка стихла. Женщина встала на место как раз в момент, когда заиграло нужное вступление.
– Вычислить путь звезды, и развести сады, и укротить тайфун – все может магия, – запели выпускники.
Поющие скакали перед глазами цветными расплывающимися пятнами. Время то ускорялось – и тогда они неестественно высоко пищали, то замедлялось – и казалось, что все поют басом.
Последний раз я теряла контроль семь лет назад. Мы были на свадьбе в ресторане. Я выпила вина, начала читать всех подряд, металась по залу. Сергей утащил меня домой. С тех пор я пью разве что по капле, и только когда он рядом.
Круглов оглядывался на меня и усмехался. Пока пели песню, мы успели выпить еще раз. Я чувствовала осуждение со всех сторон. Черт с ними. Не напивалась как следует со студенчества.
Стол и соседи превратились в размытые цветные пятна, к тому же говорящие.
– Не надо. Будет только хуже, – сказала Вера.
Я обернулась и отпрянула: она стояла прямо позади.
– Уйди, – сказала я ей. – Оставь меня в покое.
Соседки уставились на меня. Вдруг, за несколько секунд, в голове прояснилось, мысли стали четкими, одноклассники – снова людьми, а не расплывшимися пятнами. Я боялась посмотреть, ушла Вера или все еще стоит у меня за спиной. Зато от страха прошло опьянение.
– Пойдем покурим, – сказал Круглов и поднялся.
Ведущий объявлял номер другого выпуска, и, пока мы выбирались из-за стола, выпускники запели «Из чего же сделаны наши мальчишки», помогая себе воздушными шариками – их уже разобрали из больших вязанок. Мы с Кругловым вышли совершенно невежливо, посреди номера. Я подпрыгивала, потому что никак не могла окончательно залезть ногой в правую туфлю. Витька держал меня под локоть, пока мы проходили коридор. В холле я отцепила его руку.
Глава 21
На крыльце Круглов закурил, хотя раньше курящим я его не видела. Он смотрел мимо меня, а я разглядывала его и думала, что, пожалуй, тоже ушла бы от этого торговца рыбой. Опьянение прошло, хотя казалось, что это обманчивое впечатление. Наверное, со стороны я выгляжу неадекватно. Шатаюсь или что-то такое.
Школьный двор был пуст. По тротуару вдоль ограды пробежала стайка детей.
– А я хорошо ее помню, – сказал Круглов после долгого молчания. – Мы одно лето даже переписывались. Меня в лагерь отправили.
Он глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри и стал похож на дракона.
– На три месяца. Маман на заводе выбила, думала, там кормить будут лучше, чем дома, – он усмехнулся. – Отправили в лагерь, а я Верке рассказал, типа, туда-сюда, еду на три месяца, никого не знаю. Она говорит – буду тебе писать. Представляешь? Мы раньше не общались даже, а тут она писать обещает. В общем, приехал я в этот лагерь, далеко, под Хабаром. А там – фанерные домики и мужики в камуфляже. Выживание, короче. Но ниче, мне там даже понравилось, хоть кормили и правда на выживание. Никаких тебе сюси-муси, дискотек и драк за туалетами. Военный порядок.
Он докурил, поискал, куда выкинуть, но урны на крыльце не оказалось. Круглов бросил окурок под ноги и притоптал его. И тут же закурил следующую.
– И она вправду писала, представь? Каждую неделю. А от матери за лето всего два пришло. У меня было больше всех писем, короче, целая стопка.
В грудь ударила противная ревность: мне Вера никогда не писала. Впрочем, мы никогда и не разлучались.
– И что писала?
– Да что там можно писать в десять лет? Лабуду какую-то. Ходили с Сашкой на озеро. Ловили рыбу. Смотрели кино в салоне. Цветочки рисовала на полях. И, знаешь, мне нравилось, как она рисует. Особенно цветы. И бабочки. – Его глаза налились слезами, но не по Вере, я понимала, а по тому лету в лагере. – Мы переезжали с тех пор несколько раз, письма потерялись. А когда увидел тебя, вдруг про них вспомнил. Каждую неделю хожу к ней домой, ну, к тете Оле то есть, но никогда не вспоминал об этих письмах. А сейчас почему-то думаю о ней постоянно, вот в голове и вертится…
– Ничего об этом не знала.
Он посмотрел мне в глаза, хотел что-то спросить, а я успела прочитать мельком: грустный мальчик с письмом в руках за длинным деревянным столом. Один, но не одинокий. Потом картинка изменилась, но я не успела ее рассмотреть: из дверей школы вывалилась толпа. Люди обступили нас, громко говорили, закуривали. На встрече выпускников объявили перерыв.
– А, одноклассники! – Наши с Кругловым соседки появились из двери и полезли обниматься.
Я хотела вырваться, сходить за сумкой и уйти домой, но тут меня легко приобняла маленькая седая женщина.
– Сашенька!
Спьяну я не сразу узнала нашу классную.
– Как ты поживаешь? Говорят, до сих пор в Питере? Чем занимаешься?
Я, заикаясь, отвечала по порядку на все вопросы, по привычке прилежной ученицы. Классная, не отрываясь, смотрела мне в глаза, и я провалилась в нее. То ли она была очень эмоциональным человеком, то ли из-за опьянения я воспринимала все неадекватно, но в ее голове кружил настоящий вихрь памяти, обрушиваясь на меня с разных сторон. Нащупав точку опоры, я вытянула из классной все, что она знала о Вере. Светловолосая хохотушка-отличница получает грамоту. Тянет руку на первой парте. Вот она, уже худая и с красными волосами, сидит на полу, прислонившись к батарее. Грусть и недоумение. Я вынырнула из воспоминаний классной чуть не плача. Она как раз говорила о том, как ей жаль, что с Верой вышло вот так.
У ворот стояли Рафа и директриса. Они разговаривали, как хорошие знакомые, связанные общим делом. Рафаиль поймал мой взгляд и раздраженно отвернулся. Сказал что-то Оксане Игоревне, дернув подбородком в мою сторону. Та повернулась и пристально на меня посмотрела.
– Просим всех обратно, начинаем второе отделение. – На крыльцо вышла ведущая и кокетливо, любуясь собой, повела плечом, приглашая нас внутрь.
Мужчины мгновенно побросали сигареты и двинулись за ней. Классная взяла меня под локоть и повела следом, говоря без остановки. Вздохнув, я поняла, что никуда не уйду, досижу до конца.