– Умерла, – сказал Сергей.
Его взлохмаченные волосы, лицо, руки, одежда и белоснежные кроссовки были в грязи.
– Часто рыбачишь, я смотрю? – спросила я.
Он не ответил.
Мы захватили ведро и вернулись на прежнее место. Пока не стемнело, наловили еще сазанов и карасей, помельче. Потом почистили и распотрошили их на берегу у лагеря. В наших сумках я нашла крупу, картошку, бутыли воды из-под крана, которые мы захватили для питья. Разожгла костер, воткнула у него по бокам маленькие рогатины, на которые положила железную перекладину с котелком. Сначала мы сварили крупу, потом добавили картошку, в конце – рыбу. Уха пахла невообразимо, страшно захотелось есть. Я достала старые пластмассовые миски и ложки. К тому времени стемнело. Мы молча ели при свете костра, сидя прямо на земле – складных стульев я не нашла. Я порадовалась, что уже темно и Сергей не видит, какие затертые, старые у нас миски, какие борозды процарапаны неизвестно кем и когда в ложках.
Когда мы наелись и дремали у костра, вернулись родители. Они шумно вывалились из тайги и подошли к нам, горячо дышащие, возбужденные.
– Ну, ребята, чушки на лежке, тропу их нашли! И оленьи следы видали, ходит кабаньей тропой на воду. Завтра будем брать!
Глава 23
– Погуляли хорошо вчера, я смотрю? Рассолу выпей. – Отец сочувственно смотрел на меня.
Он вышел из комнаты, оставив на тумбочке граненый стакан с мутной жидкостью. Я с трудом привстала и трясущейся рукой потянулась к рассолу. Поднесла стакан ко рту, глотнула, потом жадно выпила все остальное. Сухость во рту уменьшилась, в желудке стало прохладно. Я сидела на кровати, глядя на стену прямо перед собой и гадая, откуда у отца самый настоящий рассол из-под соленых огурцов, не маринованных магазинных, а домашних. Он снова заглянул в комнату.
– Слышь, я на пару дней на рыбалку с Димычем сорвусь. Ты же обратно не собиралась?
Я не смогла ответить, только отрицательно помотала головой, и перед глазами побежали черные пятна.
Отец был причесан и принаряжен. Если он и собирался на рыбалку, то явно не сейчас и не с Димычем. В днях я потерялась, но припомнила, что сегодня вроде воскресенье.
– Ты, эт, тут сама хозяйничай. Вернусь, может, на охоту съездием? Или на рыбалку.
– Можно и на рыбалку, – прокаркала я.
– Хорошо отметили-то?
– Угу.
Он вышел из комнаты. Я упала на подушку и закрыла глаза. Тошнило. Отец вернулся со стаканом, в котором шипела таблетка аспирина.
Я несколько раз садилась на кровати и снова ложилась, проваливаясь в бредовый сон, в котором кружились гробы и подвенечные платья, испачканные землей, злое лицо директрисы и огромные плоские телевизоры. Один из них упал на меня, и я проснулась. Комната то сужалась, то растягивалась, то закручивалась в воронку. На потолке люстра с пятью лампами вертелась, как вентилятор, и от одного взгляда на нее бросало то в жар, то в холод. Желудок с рассолом и шипучим аспирином сжимался и разжимался, видимо воображая себя сердцем, качающим кровь. Желудок-сердце. Может, использовать этот образ в веб-сериале? Но тут люстра закрутилась с новой силой, и меня опять затошнило.
Я закрыла глаза и лежала, пока бредовые видения не стали совсем уж живыми и пугающими. Надгробные кресты тянули ко мне деревянные лапы, горела тайга, я стояла в ней, тоже горела и звала на помощь, но никто не приходил. Я просыпалась от собственного крика. Обои на стене извивались, гигантские розы роняли лепестки и хищно улыбались.
В очередной раз я проснулась с мыслью о Лене. Пора идти к нему и спрашивать, что случилось девятнадцать лет назад. Мне было по-прежнему плохо, но лучше, чем утром. Люстра больше не крутилась, обои стали просто обоями. Я встала с кровати и открыла окно. Успокаивающий вид на частные домики. Кое-где из труб вьется дымок – бани топятся.
В ванной я посмотрелась в зеркало. Несмотря на жуткое похмелье, выгляжу отлично. Ни мешков под глазами, ни отеков. Только руки дрожат и полопались сосуды в глазах, но последнее можно исправить каплями. Я с трудом попала пастой на щетку, почистила зубы. Зеркальные блики и яркие рисунки на кафеле в ванной прыгали в глаза, ослепляли, приходилось зажмуриваться и дышать глубоко, но с закрытыми глазами я теряла ориентацию и начинала падать – и открывала их, чтобы все повторилось по кругу.
Потом полезла в душ. Вода казалась то кипятком, то ледяной. Так и не разобравшись, на самом это деле или глюки, я вымыла голову. Стало легче. Отец оставил мне пачку «Доширака» на столе. Я усмехнулась, вспомнив, что «Доширак» считается в Гордееве верным средством от похмелья.
«Укаталась в хламину» – такими словами местные описали бы мое вчерашнее состояние.
Я оделась и даже накрасилась. День уже переломился пополам, и солнце, хоть и стояло высоко, немного померкло и стало катиться вниз.
Я пошла в управление через главную площадь. Еще издалека услышав музыку и зазывные голоса ведущих, вспомнила, что сегодня – День города. Гордееву исполняется сто лет. Праздник закатывают самый грандиозный, приезжает даже губернатор, а из Москвы выписали певца, молодость и популярность которого пришлись на девяностые.
Я хотела только посмотреть на праздник, потом сразу пойти к Лене – наверняка он у себя или в патруле, в управлении точно знают.
На площади строились колонны для праздничного парада. Их было много, по одной от каждой сколько-нибудь серьезной организации. Два человека в начале самой большой колонны держали растяжку на двух шестах: «ОАО „Полифем“». За названием завода шли растяжки поменьше, но тем же шрифтом: «Сборочный цех», «Токарный цех», «Учебный цех». Были другие колонны, поменьше, но все равно большие: хлебокомбината, молочного завода. Кроме растяжек с названиями, у них были транспаранты: «Хлеб – всему голова!», «Без молочки жизнь не та!», «Булки и баранки, хлеба полбуханки!» и много других, смешных и не очень. Управление по налогам и сборам Гордеева, администрация Гордеева, коммунальные службы Гордеева. За ними шли небольшие компании: колбасный цех и ИП Белобородько – кажется, пельмени делают. Был даже магазин электроники и совсем крошечный десант с растяжкой «ИП Сидоренко», а ниже – «Блинка». Под растяжкой стояли позавчерашние поварихи и нерасторопная официантка, все они лоснились и выглядели довольными собой. Был даже «Виртуальный город Gordeev.net».
– Саша-а-а-а! Сашка! – закричал кто-то.
Круглов стоял в голове одной из колонн и держал один шест растяжки «Средние общеобразовательные учреждения м/о Гордеева». Я медленно подошла к нему. Голова все еще немного кружилась, хотя от свежего воздуха с каждой минутой становилось лучше.
– Давай с нами, – сказал Круглов, когда я подошла ближе.
В школьной колонне я никого, кроме Витьки, не знала. От него несло перегаром, волосы стояли дыбом, одежда была та же, что и вчера.
– Ты-то здесь откуда? – спросила я, рассматривая растяжку. Вблизи она казалась тяжелой, приходилось держать ее постоянно внатяг, чтобы надпись читалась.
– Да наши кинули клич, чтобы от школы кто-то был, я и сорвался. Ты как после вчерашнего?
Я закатила глаза.
– Я тоже, – довольно сказал Витька.
Ведущие на сцене перестали говорить, и загрохотала музыка, «Калинка-малинка» в современной обработке. На сцену выскочил вчерашний ансамбль танца из китайского города-побратима. На танцорках были высокие короны и платья, отделанные красными блестками. Они взмахивали платочками и взвизгивали.
– Что в ноты-то не попадают? – возмутилась женщина из школьной колонны. – Не репетировали, что ли?
– Да ладно тебе, дети же, – ответили ей.
Танец закончился нестройным, но эмоциональным визгом. Зрители захлопали. Ведущие объявили начало парада. Я попрощалась с Витей и пошла смотреть парад с тротуара. Зрители стояли по периметру площади, в руках – шары и флажки, на каждом – сопка с телевышкой и жирная надпись «100 лет Гордееву».
Участников парада выстроили «змейкой», и она плавно текла мимо сцены, откуда ей махали мэр, губернатор и их жены. Ведущие объявляли каждую колонну:
– Градообразующее предприятие – машиностроительный завод «Полифем»! Его история тесно связана с историей города. Основанный в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, он является одним из старейших машиностроительных предприятий современной России и всего бывшего СССР! В настоящее время на заводе трудится пять тысяч шестьсот семьдесят один человек. Выручка в прошлом году составила…
Ведущие зачитывали показатели. Выглядело это комично, но душевно, тем более что, когда колонны стали проходить мимо, выяснилось, что люди в них идут довольные, с улыбками до ушей. Некоторые уже подвыпили и радостно махали зрителям. В колонне токарного цеха у всех рабочих были черные руки. Я вытянула шею, чтобы найти своего недавнего знакомого из маршрутки, но все токари были на одно лицо. Мимо прошли хлебокомбинат, молочный завод, ИП Белобородько («за прошлый отчетный год сотрудники слепили пять миллионов триста один пельмень», сообщила ведущая), повара из «блинки» и виртуальный город «Gordeev.net» в составе двух человек – достаточно, чтобы нести растяжку.
Круглов с задором махал зрителям свободной рукой. Я кивнула в ответ, когда он проходил мимо, и тут же поняла, что он не видит меня, улыбается и машет автоматически. Под торжественные речи ведущих парад бодро прошагал мимо. С моего места было видно, как колонны рассасывались за кинотеатром, сворачивали растяжки и расходились кто куда.
Объявили, что дневная концертная программа подошла к концу. Жителей и гостей города пригласили на вечерний концерт в парке, который закончится праздничным салютом в одиннадцать.
– С днем рождения, город! – сияя, сказала ведущая.
– Расцветай, Гордеев! – подытожил ведущий.
Они поклонились и под жидкие аплодисменты оставшихся зрителей ушли со сцены. Включили гимн города.
– В тайге, затерянный в сопках, стоит городок…
Я стояла и смотрела, как разбредаются зрители, а потом вспомнила, куда и зачем шла. Отвратительное головокружение вернулось, закачался асфальт под ногами, звуки вокруг стали омерзительно громкими. Я побрела в сторону управления, понимая, что сейчас лучше вернуться и отлежаться, что Леня наверняка в патруле и я буду выглядеть дурой, если приду искать его на работу. Но я все равно шла к управлению, через весь город пешком, потому что забыла взять и телефон, и деньги. Просто шла, спотыкаясь и останавливаясь, когда голова начинала кружиться слишком сильно. На улицах было полно народу, люди кучковались под деревьями и на скамеечках. Разгоряченные взрослые спешили в гости. Нарядные дети, девочки – с бантами, мальчики – в отглаженных рубашках, все гуляли с шарами или с мороженым.