Свою улицу он нашел лишь к вечеру.
Но где же дом?
От него осталась только печка, да и та сгорбилась, съежилась. Обгоревшая кровать отца прогнулась, никелированные дуги потускнели. На том месте, где рос тополек, чернел маленький обуглившийся комель.
У крыльца, на каменной плите, стопкой лежали книги, приготовленные к погрузке. Они, казалось, не поддались огню. На тисненых корешках можно было прочитать названия. Но едва Костя дотронулся до корешка верхней книги, вся стопка рухнула и превратилась в пепел. Костя робко попятился, боясь, что и земля тоже рассыплется под ногами. И вдруг закричал:
— Бабушка!
Черный ком дыма прокатился по ограде, окутал палисадник. У Кости потемнело в глазах.
— Бабушка, где же ты?!
Голос его, как под землей, прозвучал глухо и одиноко.
Когда дым рассеялся, Костя осмотрелся и возле колонки заметил бабушкин клетчатый платок. Бросился к нему. На платке были капли крови.
«Бабушку ранили, — мелькнула догадка. — Куда ее унесли?»
Смутно представляя себе, что делать и куда идти, Костя перелез через ограду. Там он заметил трех мужчин в пожарных касках с лопатами. Они с минуту постояли возле забора и пошли дальше.
Костя остановился у бугорка свежей земли. Рядом — второй, третий, четвертый. На каждом бугорке — столбик с деревянной дощечкой. На одной из них химическим карандашом выведено: «Агафья Семеновна Пургина».
Костя протер глаза и прочитал еще раз. Подкосились ноги. Выпали из рук книги.
— Бабушка! — в ужасе простонал Костя.
Но никто ему не ответил. Перед его глазами — столбик да бугорок сырой земли…
За рабочим поселком тракторного завода, на склоне холма разместилась зенитная батарея. Она притаилась на опушке леса — зеленого пояса, ограждающего город от суховеев, и обнаружить ее не так-то легко. Стволы орудий мало чем отличались от стволов деревьев. Только находясь рядом, можно было разглядеть, что скрывается за ветками, за кучами хвороста и кустами.
Костя шел на фронт искать отца и забрел сюда, чтобы передохнуть. Встречаться со взрослыми он не хотел — все они твердили одно: за Волгу, за Волгу! А что там делать, когда отец воюет у Дона…
«Вот под этим кустом полежу, и голова перестанет кружиться, а потом выйду на дорогу, по которой ускакал дядя Володя, и найду полк…» — рассуждал мальчик.
— Зачем тут ходишь? — вдруг послышался голос из куста.
Костя поднял глаза. Перед ним стоял высокий, с грузинскими усиками военный человек, на петлицах — два кубика: лейтенант.
— Дяденька, а вы чем командуете?
— Чем командую? Кустами!
Теперь Костя заметил и блиндаж, и глубокие щели, и замаскированные орудия, да еще сколько! «Надо уходить отсюда, а то подумают, подсматриваю военные объекты, еще задержат».
— Покажи, покажи, что ты принес? — остановил его лейтенант.
Костя только сейчас вспомнил, что у него под рубашкой книги.
— Ничего… Это книги, посмотрите, — и охотно передал их лейтенанту.
— Хорошие? — листая первые страницы, спросил тот.
— Это про Спартака, а это про то, как люди научились добывать огонь, — пояснил Костя. В горле опять запершило, и, чтобы не заплакать, он поспешил спросить: — Скажите, как можно пройти к фронту?.. Там мой папа.
Лейтенант, как бы не слыша вопроса, произнес:
— Тоже про огонь. — И, держа книгу в руке, посмотрел на город.
Костя повернулся в ту сторону, куда смотрел командир. Перед глазами — море огня. Оно плескалось и бушевало от горизонта до подножия холма. Казалось, оступись Костя — и его затянет в пучину пожара. Город утопал в огне. Сквозь слезы Костя все же сумел найти глазами рабочий поселок.
— Вон там, на Тургеневской, был наш домик. Теперь его нет, сгорел… И бабушку там похоронили…
— Какой большой, плакать нехорошо, нехорошо плакать, — проговорил лейтенант и взял Костю за плечо.
— Я не плачу, я просто так.
— «Просто так» можно. А фронт — вот он, здесь. Оставайся у нас, и отца найдем.
«Может, в самом деле он знает, как найти папу. Если настоящий фронтовик — поможет. Он, должно быть, добрый».
— Ладно, — согласился Костя, — я тоже вам помогу снаряды таскать. — И, прибавив себе один год, похвалился, что на турнике подтягивается пять раз по всем правилам.
— Вот молодец… Кушать хочешь?
Костя промолчал.
— Молчишь — значит, хочешь. Сейчас будем кушать, потом за дело… И физкультурой займемся. Мы, зенитчики, очень любим физкультуру, — не то шутя, не то серьезно сказал лейтенант.
Невдалеке, за кустом, Костя заметил девушку, которая стояла боком к нему и смотрела куда-то вдаль. Где и когда он видел эту девушку? Пилотка, гимнастерка и юбка на ней были защитного цвета, сапоги тоже зеленоватые, из брезента, и вся она сливалась с травой и ветками, разбросанными вокруг блиндажа для маскировки. Под пилоткой — тугие русые косы, собранные в узел. На щеке румянец, на шее пятнышко — родинка.
«Да ведь это же Надя, вожатая нашего отряда!..»
Однажды Костя чуть не подрался с мальчишкой из другой школы за то, что тот хотел пульнуть в Надю снежком. Это ведь сна помогла Косте записаться в радиокружок при Дворце пионеров… Весной Надя исчезла. Все говорили, что она на фронте. Но какой же это фронт. Нет, это не она. Та Надя — на настоящем фронте. А родинка на шее — просто совпадение. Надя всегда прятала родинку под пионерский галстук, а эта, как нарочно, показывает…
— Вот так. Сначала по-фронтовому будем кушать, а потом будем посмотреть, — снова пошутил лейтенант и, подведя Костю к девушке, сказал:
— Товарищ сержант, этого мальчика возьмите к себе в расчет, он будет помогать. Пусть ветки ломает, ящики маскирует. Но прежде накормите его…
Косте опять стало грустно: попал к такой девушке, которая отвернулась и стоит как столб, даже в глаза посмотреть не хочет — зазнайка. И, насупившись, он уже начал было прикидывать в уме, каким путем улизнуть от нее, как вдруг послышался знакомый голос:
— Ну что же, здравствуй, Костя!
Он поднял голову, вскрикнул:
— Надя! — и прильнул к единственному близкому на свете человеку.
Надя вздохнула. О чем она думала в эту минуту: может, вспомнила школу, пионерский отряд и первые робкие шаги Кости Пургина, вступившего в пионеры? Ей было тяжело говорить: под рукой вихрастый чуб покорной головы мальчика, а перед глазами пылающий город…
— Ну что ж, идем, — помолчав, сказала она.
Орудие первого расчета, которым командовала Надя, было недалеко от блиндажа командира батареи.
— Вот мое орудие, — сказала Надя, — но твое место вон там, — она показала на глубокую щель.
Костя осмотрелся и хотел было узнать, где же бойцы, но в это время раздалась команда:
— Воздух!..
Зенитчики выскочили из укрытий и разбежались по своим местам. К орудию Нади подбежал усатый наводчик. Он примостился на круглой беседке и припал к прицелу. Ствол пушки медленно поднялся и насторожился. Надя отошла в сторону и стала кричать какие-то цифры. Загремели выстрелы. Костя едва успевал смотреть за работой зенитчиков и не заметил, как «юнкерсы» повернули в другую сторону. Надя замолчала, и пушка перестала стрелять.
— Кричите еще, — взмолился Костя. Ему казалось, что каждый выкрик — это выстрел.
— Тот квадрат не наш, — ответила Надя.
«Непонятно, как это воздух можно разделить на квадраты. Ведь никаких линий в небе не проведешь».
Зенитчики отстрелялись и ушли в укрытие.
Странное дело: в городе, как только появляются самолеты, люди прячутся в подвалы, в убежища, а тут наоборот.
Теперь можно поговорить с Надей, но она о чем-то разговаривает с наводчиком и даже не смотрит сюда.
«Ладно, схожу за ветками, посмотрю, куда идет эта дорога, что пересекает зеленый пояс, а тогда поговорю…»
Над самой батареей пролетело несколько самолетов, да так низко, что зенитчики не успели открыть огонь.
Костя не знал, что эти самолеты сопровождали колонну танков. Не знали об этом и зенитчики. Им было известно только, что где-то в степи идут ожесточенные бои, что вот уже вторые сутки какая-то гвардейская часть держит там большие силы врага, который пытается прорваться к Сталинграду. Но о том, что полк, прикрывающий отход главных сил армии, остался в окружении, еще никто не знал. Об этом могли лишь предполагать в штабе армии.
Костя взошел на бугорок, где перед этим стояла Надя, и заметил, что по дороге клубится пыль.
— Смотрите, там что-то есть.
— Вижу, — ответила Надя.
Вскоре по батарее пронеслась команда:
— Внимание!..
Не отрываясь от бинокля, Надя посоветовала Косте спрятаться в укрытие. И напрасно. Лучше бы не говорить этого! У Кости загорелись глаза. Вместо того чтобы пойти в укрытие, он готов был забраться на ствол орудия и подняться вместе с ним, чтобы дальше видеть.
— Это свои, товарищ сержант: «матильды» и «валентаи». Копны соломы, а не танки, — пояснил усатый наводчик, наблюдая за полем, где клубилась пыль. — Наши танкисты их не любят, в них спать мягко, а в бою горят, как сухая солома. Это союзники прислали такое добро…
— Да, «матильды», — согласилась Надя, опустив бинокль на грудь.
Костя подошел к ней и попросил бинокль. Его не смутили непонятные слова — «матильды» и «валентаи». Ему интересно было посмотреть на танки.
— Лучше театрального! Как здорово притягивает, — сказал он, поймав в окуляры бинокля передний танк. Из открытой башни виднелся красный флаг. На башне красная звезда и надпись, которую Костя не мог разобрать.
«Вот у них я и спрошу про папку. Они должны знать».
— Внимание!.. — снова прозвучала команда.
Усатый наводчик что-то сердито пробурчал. Ему, видно, показалось, что напрасно тревожат и без того усталых зенитчиков.
И вдруг все заметили, что по полю бежит человек. Еще издали стало ясно: бегущий стремится к зенитчикам. Вот, поднимаясь он наткнулся на первое орудие и, как бы обрадовавшись этому, энергично начал размахивать руками, показывая на танки.