месту, куда она направлялась.
Председателю губчека стало ясно: Семен каждый раз проверял, есть слежка за Флорой или нет. Потому Олькеницкий и распорядился, чтоб Хайрулову не трогали. Ибо она была последней паутинкой, что тянулась к Семену. И ее легко было случайно оборвать. И тогда уж реальных путей поиска вовсе не будет.
Чекистам не давал покоя один вопрос: если никто из банды не знал, где, в каком месте притаился Семен, то как, каким образом кайзеровскому агенту стало так быстро известно о поимке Алтынбая Серадова и о нависшей в связи с этим опасности провала Разиля Дардиева, услугами которого по изготовлению фальшивых документов пользовались очень многие преступники. В числе их был и Балабанов, который по подложным документам поступил на службу в милицию и командовал там конным отрядом.
«В самом деле, прошло всего четыре дня с момента, как выпустили отбывшего срок заключенного, передавшего своим людям наши сведения о Серадове, и его уже прикончили на Булаке, — размышлял Гирш Олькеницкий. — Вот и возникает вопрос: а не информирует ли немецкого агента о всех событиях, а также намерениях Балабанова кто-то из его шайки? В ином случае этот Семен должен был узнать обо всем этом примерно через пару недель. То есть тогда, когда он встречается со своей женой. А может, конечно, его встреча с Флорой случайно совпала с тем временем, когда произошли эти события? Но тогда должна быть в курсе всех событий его жена!»
Допрос Флоры Хайруловой показал, что она почти в полном неведении о происходящих событиях в городе и о действиях банды «Сизые орлы». И председатель губчека Олькеницкий приходит к выводу: в банде Дяди Кости был свой человек этого кайзеровского агента. Но кто он? Как осуществлял связь с Двойником? На эти вопросы Олькеницкий пока что не нашел ответа.
— Если исходить, что Семен встречался со своей женой недавно — три дня тому назад, то нам, судя по повадкам этого зверя, придется ждать еще дней десять, — заметил Гирш Олькеницкий, проводя экстренное совещание со своими сотрудниками. — Поэтому нам надо как-то ускорить события, поторопить Двойника, чтоб он встретился с Флорой на этих днях.
— Гирш Шмулевич, — обратился к нему Измайлов, — а что, если дать объявление в губернской газете, что Балабанов пойман и расстрелян. Я думаю, что это подтолкнет Семена Перинова на определенные ходы. Ведь возможно, что он еще не в курсе происшедших событий. Не думаю, что он живет в районе тюремного замка и слышал все, что там произошло. Вполне возможно, что его информатор, о существовании которого вы здесь говорили, лег костьми в перестрелке или же он попал к нам в руки живым. Короче, если Двойник объявится сразу после нашей публикации — значит, его человек в наших руках и он остался без информатора, если не покажет носа у Флоры — он либо в отъезде, либо уже знает обо всем и лихорадочно соображает, что ему предпринять.
Воцарилось молчание. Каждый из присутствующих прикидывал в уме варианты. После короткого раздумья председатель губчека сказал задумчиво:
— А что, неплохая идея. Очень даже неплохая. — И уже решительно: — Подготовьте, Шамиль, объяснение. И немедленно. Копните вкратце и его биографию для пущей убедительности.
На следующий день в казанской губернской газете «Знамя революции» появилось объявление:
«Расстрел Константина Балабанова — Дяди Кости.
Балабанов создал шайку „Сизые орлы“. Грабил и убивал. Был известный на все Поволжье аферист и до революции. Неоднократно судим. Состоял в семнадцатом году негласным помощником у начальника судебно-уголовной милиции Остапко. Ограбили контору „Булыгины“ — 200 000 рублей. Действовали с Остапко рука об руку.
Затем по подложным документам стал начальником милицейского отряда кавалерии. Арестовывал мелких воришек. Содействовал, чтобы его соучастники бежали из-под ареста. Принимал в отряд грабителей. Обставил себя ими. Делил награбленное. Был содержателем притонов. Скупал краденые вещи.
В Суконной слободе он был „королем“, и все воры и жители боялись его.
Все остальные члены шайки — разыскиваются.
Последнюю фразу насчет розыска посоветовал Измайлову включить председатель губчека. Он привел при этом такие доводы: если удастся найти связующее звено между Двойником и шайкой, то это оставляет ЧК шанс использовать этот канал для поимки агента. Ведь такая фраза может убедить или внушить в определенной мере кайзеровскому агенту, что его информатор не смог его оповестить о происшедших событиях вследствие, скажем, ранения или вынужден был затаиться. Тем более этой фразе предшествуют объективные данные, о которых, надо полагать, агент отчасти знает, особенно об автобиографии Балабанова. Да и вообще, коль жив-здоров его информатор, агент меньше будет опасаться и осторожничать.
Не прошло и суток после опубликования этого объявления, как агент Двойник появился на горизонте Суконной слободы. Точнее говоря, по его просьбе соседка Флоры — буфетчица казанского железнодорожного вокзала бросила в почтовый ящик Хайруловой открытку с видом башни Сююмбеки. На обратной стороне было написано:
«Любимая Флора! Приеду из Москвы послезавтра в 16.40. Встречай.
Буфетчица показала, что вечером, перед самым отходом поезда Казань — Москва, к ней подошел довольно представительный мужчина лет эдак тридцати пяти в черном костюме и клетчатой фуражке и уговорил ее (подарив новую косынку) опустить открытку в почтовый ящик дома, где проживает его жена.
— Я поначалу-то хотела отказаться, но, заслышав адресок-то, куды надобно отнесть открыточку, вестимо, согласилась, — пояснила буфетчица Измайлову, наблюдавшему в тот день за домом Флоры. — Ведь и я на Второй Горе живу, можно сказать, бок о бок с этой кралей. Он, мужик-то, и билет показывал, что срочно отъезжает в Москву.
Потом Измайлов подробно расспросил ее о приметах этого гражданина. И по приметам было видно: то был кайзеровский агент Двойник.
Чекисты долго гадали — уехал агент в Москву или нет? Уловка это или нет? Если это очередная каверза коварного Семена, то, конечно, он будет встречаться с ней не на вокзале, а у башни Сююмбеки или, всего скорее, на полпути к башне.
— Неужели появилась реальная возможность взять Двойника? — с неуверенностью в голосе спросил Измайлов председателя губчека. — Даже как-то не…
— А надо верить в то, что делаешь, к чему стремишься, — не дал договорить Гирш Олькеницкий своему подчиненному, привычно протер платком стекла пенсне и продолжил: — Все зависит теперь от нас, изловим мы его или нет. Но то, что это профессионал, причем думающий, — видно из его почерка действий.
— Мне кажется, Гирш Шмулевич, что Двойник все-таки в Казани, — высказал предположение Измайлов. — И еще: это он не случайно обратился именно к вокзальной буфетчице. Двойник конечно же знал, что она соседка Флоры.
— Ну, то что агент капитально изучил всех соседей своей жены — это понятно. Иного не могло быть. — Олькеницкий водрузил пенсне на переносицу. — Но дело сейчас уже в другом. Какой ход предпримет Двойник, чтобы спрятать Флору? Ведь сейчас, с его точки зрения, ей сидеть, как наседке, в своем гнезде никак нельзя. Где гарантия, что Коська Балабанов не поведал о ней на допросах? Поэтому агент будет исходить из присущей ему осторожности и полагать, что она уже под нашим наблюдением. Так?
— Всего скорее, что так, — кивнул головой Измайлов.
Олькеницкий резко подался вперед, будто впереди себя увидел что-то очень интересное:
— Нас неотступно терзает мысль: где будет встреча агента с Флорой? И мы подсознательно отвечаем на него: на вокзале или в Казанском кремле у башни Сююмбеки! А почему, собственно, мы должны исходить из принципа, как говорят философы, рогатого силлогизма: если не в том месте, так в другом. К черту! К шайтану такую проигрышную логику. Мы опять тогда останемся в дураках. На это и рассчитывает кайзеровский агент. Эта открытка, как я сейчас понял, — дохлая кошка! — Председатель губчека вскочил со стула, схватился за телефон. — Алло! Алексей! Скорее машину. Что? Сломалась!.. Тогда давай тарантас. И немедленно.
Олькеницкий замер и быстро спросил Измайлова:
— Если агент полагает, что он нас убедил о времени и месте встречи со своей женой, то что он будет делать? Что предпринимать?..
— Он предпримет неожиданный ход для нас, — быстро, как на рождественской викторине, ответил Шамиль. — Двойник сам нагрянет к ней! Сегодня же.
— Когда?
— Конечно, ни вечером, ни ночью, когда мы его будем ждать, а, пожалуй, с утречка, вот в это самое время.
— Вот именно! — Олькеницкий проверил оружие и устремился к выходу.
Выстрелы они услышали издалека, когда бешеные кони, словно на крыльях, вылетали на Поперечную Второй Горы. Глухие револьверные хлопки доносились откуда-то из глубины поросшего кустарником и деревьями оврага, что проходил с левого крыла Шамовской больницы.
— Гони туда! Гони на Вторую Гору! — командовал Олькеницкий.
Когда тарантас остановился у больничной громады, чекисты бросились с косогора вниз. Тут они наткнулись на раненого Хайретдинова, который в тот день вел со своим товарищем наблюдение за домом Хайруловой Флоры.
— Они туда побежали! — махнул наганом Хайретдинов. — Туда, на Рыбнорядскую!..
Чекисты бросились вслед за агентом. Когда Олькеницкий со своими людьми оказался на Рыбнорядской, они увидели в ста шагах Семена, того самого человека, которого так долго разыскивали. Рядом с ним бежала женщина. Было ясно — это его жена.
— Стой! — закричал Измайлов. — Стой! Стрелять будем! — и он предупреждающе выстрелил. Женщина неожиданно запнулась, пока оглядывалась, и упала. Ее спутник пытался помочь ей встать, но та подвернула ногу. И агент, поняв, что им вдвоем уже не уйти, стремглав бросился на Малую Проломную и, пальнув дважды из пистолета, исчез в проходном дворе, словно сквозь землю провалился.
— Да, упустили мы свой шанс, — жестко, с горечью произнес Олькеницкий, когда обыскали двор и постройки. — Видимо, в ближайшее время такой случай больше не представится.