ними обстоятельствами, — с другой. Часто нежелание или неумение, что ли, бороться со своими недостатками влечет за собой, вызывает необходимость борьбы с внешними обстоятельствами. А невозможность справиться с внешними обстоятельствами часто является причиной своих личных недостатков, то есть неумения бороться с самим собой. Короче: борьба с внешними обстоятельствами и борьба с самим собой взаимосвязаны и взаимообусловлены, как корни и кроны деревьев.
Вера Петровна лукаво улыбнулась и проронила:
— Но прежде чем бороться с самим собой, надо еще кое-что сделать. — И обращаясь к Измайлову: — Какую ступеньку надо перешагнуть, товарищ чекист?
— Наверное, познать самого себя, — тихо ответил Шамиль.
— Верно, noscete ipsum — познай самого себя, — обрадованно произнесла Брауде и довольно посмотрела на юношу.
— Ну, коль у нас пошел столь серьезный разговор, — улыбнулся хозяин кабинета, — как тут не вспомнить, что любая более или менее серьезная цель, до которой надо добраться, лежит через тернии адских трудностей, через борьбу. Эти цели борьбы часто бывают далеки, как звезды на небосклоне. Короче говоря, per aspera ad astra[8]. Только так надо воспринимать жизнь, только так надо настраиваться в этом суровом мире, если хочешь достичь звездной цели.
— Ты знаешь, Гирш Шмулевич, — произнесла Брауде, глядя в сторону напольных часов, — вспомнила я, что чуть ли не дословно мне об этом говорил Лацис, когда в шестнадцатом году я отбывала ссылку в Иркутске. И он там в это время прозябал по воле царской.
— К сожалению, я с ним лично пока что незнаком, — пояснил Олькеницкий, массируя пальцами виски, — хотя он и член коллегии ВЧК.
Председатель губчека поговорил по телефону и, положив трубку, сказал:
— Вот, Вера Петровна, мы и побеседовали с нашим новым сотрудником. Правда, в начале разговора он высказал сомнения насчет того — справится ли?
— Ну конечно, справится, — выразила твердую уверенность Брауде. — Будем помогать.
— Вот и я говорю Шамилю это же самое, — Олькеницкий снял кожаную тужурку и расстегнул ворот гимнастерки. — Только на первых порах надо будет чаще советоваться. А сегодня мы ему дадим конкретное дело. Но все равно, Шамиль, вам придется участвовать в экстренных операциях. В них все обычно участвуют, разве что за редким исключением. И последнее, что я хотел сказать: если вам понадобятся архивы бывшего губернского жандармского управления или сыскного отделения — они все находятся здесь, в нашем подвале.
Председатель губчека встал из-за стола, что означало: разговор окончен, все свободны. Встал и Измайлов.
— Если у вас, Шамиль, паче чаяния будет хоть пять минут свободного времени — читайте таких мыслителей, знатоков человеческих душ, как Кабус-Наме, Грасиан Бальтасар, ну и, пожалуй, Мишель Монтень. Это вам для жизни пригодится, да и для работы тоже понадобится.
Шамиль утвердительно кивнул головой.
— Ну, а теперь, как говорится, берите свои пожитки и идите к Михайлычу, завхозу нашему. Становитесь на довольствие. А через полчаса я вас представлю нашему коллективу. У нас как раз намечено совещание.
Брауде взглянула на поношенную красноармейскую форму, в которую был облачен Измайлов, и весело заметила:
— Какие ж у него пожитки? Я думаю, что он сейчас руководствуется одним принципом: «Omnia mea mecum porto»[9] Правда, Шамиль?
Но Измайлов вместо утвердительного ответа задал ей вопрос:
— Учитель латыни нам говорил, Вера Петровна, что эта известная максима имеет два значения. Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, Шамиль, ее прямое значение. Но думаю, что применительно к вам можно сказать и другой ее смысл: истинное богатство человека в его внутреннем содержании. — Брауде шутливо погрозила ему пальцем. — А ты, товарищ чекист, оказывается, не так прост, как на первый взгляд кажется. Я слегка, понимаешь ли, прощупываю его познание в науках, а он тут же ответил тем же: можно сказать — поставил ловушку.
— На языке спортивной борьбы, — оживился Олькеницкий, — это называется провести контрприем. Кстати, Вера Петровна, ты знаешь, что сей юноша прекрасно, как говорил мне Василий Николаевич Соловьев, владеет приемами рукопашной борьбы. Не смотри, что хрупкий, он на чистопольском базаре трех шпиков одолел враз и выручил Соловьева.
— Да ну! — изумилась Брауде. — Это правда?
Шамиль смутился и покраснел.
— Вот так-то, Вера Петровна. Видишь, какие кадры к нам идут. К тому же, можно сказать, твой земляк, из чистопольских краев.
— Очень хорошо, — живо отозвалась Брауде. — Значит, будет с кем что вспомнить. — И глядя на Олькеницкого: — Но и ты, товарищ председатель ЧК, можно сказать, тоже земляк. Ведь и ты там жил, правда, отбывая ссылку, но это детали.
Олькеницкий улыбнулся, потрогал дужку пенсне и взялся за телефон, но тут же положил черную как смола трубку на никелированный металлический рычажок…
— Я вот что подумал, — хозяин кабинета покопался в ящике стола и вытащил скомканный грязный обрывок газеты, — поручим-ка мы, Вера Петровна, проверку этой бумаженции товарищу Измайлову. А?
— Анархистов, что ли? — уточнила Брауде.
— Они самые, — невесело отозвался Олькеницкий, — будь они неладны. Тоже, судя по сигналу, чего-то затевают. Правда, у них здесь сил не очень много. Но неприятных сюрпризов от них можно ждать. По сути дела, это уголовники, которые рядятся в тогу идейных нигилистов. Как трудно прогнозировать осеннюю погоду, так же трудно предусмотреть, что они завтра натворят.
— Для того чтобы поднять мятеж и попытаться свалить нас, у них пока что силенок маловато, — сказала Брауде, закуривая папиросу. — А отсюда вывод: будут ждать подходящего момента, накапливая силы, либо, что скорее всего, попытаются поживиться казанским золотишком. Они конечно же в курсе, что здесь есть чем полакомиться. Ведь анархисты ничего позитивного, кроме разрушения, не предлагают. Некоторые из них проникли в наши ряды, а другие — пытаются примазаться к нам. Так вот на днях прочла очередную стряпню одного из теоретиков анархизма, некоего Кропоткина, под названием «Чего добиваются анархисты-коммунисты?». Так этот бумагомаратель утверждает, что анархистам нужна власть для разрушения ее, для обогащения. Иначе говоря, власть им нужна только для «узаконения» экспроприаций, то есть для грабежа населения, государственной казны.
— Значит, если нет силы для переворота — попытаются напасть на госбанк, — задумчиво произнес Олькеницкий. — Вполне резонно. На это они могут пойти. А нас такая перспектива не устраивает. Ну что ж, об этом мы еще поговорим на совещании. Но, разумеется, такую возможность мы не должны им предоставить, если, конечно, наша версия верна.
— Верна или нет — проверит Шамиль, — заключила Брауде. — Мы сейчас ему это дело и поручим. Как, Шамиль?
— Я, конечно, буду стараться, но справлюсь ли?..
— А вы смелее действуйте, — посоветовал Олькеницкий. — Приучайте себя к самостоятельности. Ведь будут у вас такие ситуации, в которых некому будет подсказывать, как действовать. Чекист — это не актер на сцене с суфлером за спиной. Но это ценное качество самостоятельного мышления нельзя противопоставлять умению советоваться в необходимых случаях.
Председатель губчека дал Шамилю еще много дельных советов.
Потом было совещание чекистов: разбирали «по косточкам» операции, проведенные в последнюю неделю. Кое-кому из сотрудников пришлось изрядно покраснеть за свои промашки. Но тон совещания был деловым и доброжелательным. Измайлову понравились все эти люди, многие из которых приходились ему ровесниками.
Это совещание открыло ему глаза на положение в Казани и уездах губернии. Оказывается, в городе действовали широко разветвленные подпольные организации — Савинкова «Союз защиты родины и свободы» и монархистские, которые лихорадочно добывали и скапливали оружие с одной целью: свержение большевистской власти путем вооруженного мятежа. В Казань понаехало со всех сторон более пяти тысяч бывших царских офицеров. В ЧК поступали сообщения: в некоторых воинских частях зрели заговоры. Во многих уездах губернии враждебные элементы разжигали у местного населения недовольство существующей властью, извращая ее политику. В Казани и в пригородных слободах расплодились банды, грабившие и терроризировавшие население.
Измайлов всем своим существом ощутил на этом совещании, какая опасная ситуация складывается в Казани, какие грозные события надвигаются, точно горные снежные лавины, которые могут в один миг снести всех, кто окажется на их пути. А чтобы этого не произошло, надо далеко видеть и очень быстро реагировать, иначе говоря, решительно действовать даже с риском для собственной жизни, чтобы избежать этой катастрофы, потому что на алтарь кладется не столько жизнь их, чекистов, сколько существование самой советской власти.
Председатель ЧК Олькеницкий особо отмечал, что в этих условиях необходимо крепить дисциплину, перенимать опыт работы друг у друга.
— Человек, который постоянно не работает над собой, не повышает свой профессиональный и культурный уровень, — подчеркивал он, — постепенно становится, как дикарь, дремучим в познании окружающего мира, конкретных людей, наконец, своего дела. В перспективе от такого работника ничего путного не дождешься. Вместо знаний и опыта у него начинают проявляться признаки недалекости, глупости и самомнения, переходящие затем в чванство, что знаменует собой появление отвратительного, я бы сказал, мерзкого типа человека. В будущем место такого человека — в зоопарке за решеткой, как человекообразного животного. Но у нас ему не место уже сейчас. У чванливых, высокомерных людей отсутствует важный предохранитель, который имеется у каждого нормального человека, — это самокритичность.
Олькеницкий отпил из алюминиевой кружки воды и негромким голосом продолжал:
— Человек без самокритики часто напоминает пьяного или помешанного, из которого время от времени вырывается, как пар из паровозного котла, буйство пороков, гниль характера, окутывая его в непроницаемую туманную пелену глупости.