ли в историю как великие варвары, а не как великие люди.
Великие люди способны оценить культуру, историю других народов и воздать им должное уважение. Таким был и Петр I. Прибыв в Казань в 1722 году, он не преминул посетить памятники культуры древнего Булгарского государства, государства предков нынешних казанских татар. Это тюркоязычное государство, существовавшее с седьмого века нашей эры, было завоевано монголами, а его столица, город Булгары, была разрушена завоевателями. Петр I, осмотрев сохранившиеся памятники булгарской старины, издал указ об их охране.
В то далекое трудное время, в начале восемнадцатого века, только истинно великий человек мог понять, предвидеть, что охрана исторических реликвий человеческой цивилизации не имеет национальных границ. И лишь замечательные крупные исторические личности, облеченные властью, способны принять в подобных случаях практические меры, а не ограничиться лишь ознакомлением со страницами истории другого народа.
Измайлов смотрел на Петропавловский собор и не мог оторваться, и ему очень хотелось крикнуть, чтобы слышали все: «О Петр Первый!!! Великий сын великого народа!!! Я преклоняюсь не только перед твоим потрясающим благородством, но и перед твоей прозорливостью: что все народы равны перед историей, тем самым должны быть всегда равны, что все народы и их культура достойны внимания и глубокого уважения!» Но Шамиль не крикнул, опасаясь, что прохожие примут его за сумасшедшего. Он прошептал эти слова, но прошептал с благоговением верующего, когда тот произносит молитву, как произносит патриот священную клятву преданности своей родине.
«У великого человека день и час жизни — это уже история, а у серого человека и год, и десятилетия жизни — это лишь незаметное существование, следы которого время стирает так же быстро и бесследно, как смывает вода следы на песке», — подумал молодой чекист и направился к Пассажу. Там размещалось кафе «Москва» — излюбленное место городской интеллигенции, разных барчуков и бывших офицеров.
На куполе красивого светло-коричневого трехэтажного здания Пассажа часы показывали четверть пятого.
«Вот где надо было встретиться да поговорить с Василием Николаевичем, а не в его неухоженной коммунальной комнатушке на Рыбнорядской улице, — подумал юноша, вспоминая недавнюю встречу с Соловьевым. — Человек в губкоме партии работает, а дома всего лишь один стул. Правда, он у себя почти и не бывает, пашет на работе сутками. Но отдыхать-то ему нужно. А тут небось блаженствуют всякие ожиревшие бездельники да контра».
Измайлов вошел в дверь и оказался в продолговатом помещении — галерее с высокой стеклянной крышей, откуда исходил ровный матовый свет. По обе стороны кирпичных стен стояли кучками в непринужденных позах хорошо одетые мужчины и женщины и раскуривали толстые сигары и дорогие папиросы. Из дальней двери то и дело выходили парочки. Слышалась французская речь. Юноше показалось, что он попал в какой-то другой город, в другую страну. Ему казалось, что все на него смотрят. И он с трудом, нерешительно шагнул, будто кто-то держал его, к самой двери, откуда выплескивалась разодетая публика и откуда доносилась музыка. Над дверью красовалось ярко оформленное объявление: «Добро пожаловать в кафе „Москва“».
В довольно просторном помещении, уставленном столами, совершенно не было свободных мест. В глубине зала на небольшом возвышении приютился квартет во главе с пианистом и скрипачом: флейтист с гитаристом лишь изредка вплетались в музыкальную канву, и внешне казалось, что эти два музыканта играют так мало лишь для того, чтобы числиться в оркестре, чтобы их не выгнали из этого модного кафе. Но квартет тем не менее был хорошо сыгран, и какое-то заморское танго, исполнявшееся им, царило над всеми безраздельно: танцующие пары делали резкие повороты, стремительные движения. Дамы то и дело круто изгибались в талии, при этом то замирали на миг, как балерины в массовках, то грациозно опирались о плечи своих галантных партнеров, слегка поднимая ноги.
Сидевшая за столиками публика раскачивалась на стульях в такт музыке; некоторые мужчины размахивали хрустальными бокалами и рюмками, как будто пытались дирижировать оркестром. Захмелевшие молодые женщины томно, обещающе смотрели на своих нетерпеливых кавалеров. В сизом мареве табачного дыма ловко сновали между столами дюжие официанты, больше похожие на борцов и вышибал.
Измайлов остановился у входа, с любопытством взирая на праздный люд. «Чего-то они так спозаранок разгулялись? — подумал юноша. — Ах, да! Сегодня ж воскресенье. Так-то оно так, но ведь еще не вечер. Видимо, приезжих много, а приезжие интеллигенты, обычно полупраздные люди, норовят весело провести времечко». К тому же здесь много отдельных номеров. Иначе чего тут делать всей этой томившейся по углам и коридорам шатии-братии, ежели в кафе нет свободных мест. Ну конечно, многие из этих праздношатающихся повылезали из своих номеров-кабинетов, чтобы потанцевать да обговорить свои дела. Шамиль давно слыхал, что в этом здании располагалось при царе известное на всю губернию увеселительное заведение с постоянным штатом блудливых женщин. А перед входом этого публичного дома для несведущих мужчин, жаждущих любовных приключений, зазывающе раскачивались на ветру, словно подмигивая, красные фонари.
Шамилю вдруг показалось, что он сам сейчас находится в этом злачном заведении, и он инстинктивно толкнул дверь, чтобы тотчас покинуть это место. Но тут же, опомнившись, решительно направился к ближайшему официанту.
Из всех опрошенных официантов и поваров никто ровным счетом ничего не знал о Сабантуеве. Молодой чекист показывал им и клочок исписанной газеты, но почерк загадочного автора никому не был знаком.
— А анархисты здесь бывают? — спросил Измайлов толстого швейцара с седыми короткими усами.
— Не-е, не бывают. Они здеся как белые вороны… Манеры у них не те. — Швейцар хотел было уйти, но, переступив с ноги на ногу, добавил: — А ить они через дорогу угнездились, в номерах «Франции».
— Кто?
— Да эти самые, анархисты…
— Вот как… Значит, в соседнем двухэтажном доме по Воскресенской. — Измайлов прислонился к стене, лихорадочно соображая, что делать дальше. «Пожалуй, надобно забежать в эти самые номера», — решил он.
Не веря в успех, Шамиль перешел дорогу и, взглянув на вызывающую вывеску, открыл дубовую гостиничную дверь с медной ручкой. Тут же перед ним предстал администратор и, пренебрежительно окинув его взглядом с головы до ног, безапелляционно заявил:
— Молодой человек, мест нет и вряд ли сегодня будут.
Молодой чекист, чуть растерявшись, встал, не зная с чего начать.
— Советую тебе, парень, обратиться…
Измайлов досадливо махнул рукой и достал мандат чекиста. Бегло пробежав глазами документ, администратор услужливым, лакейским голосом тотчас заблеял:
— Прошу вас, милейший, присядьте. Извините, что я так вас встретил. Знаете, много тут всякой шантрапы ходит. Какой вам номер, на первом или втором этаже?
— Видите ли, — отозвался чекист, — меня волнует не этот вопрос. Где жить — у меня есть.
Администратор настороженно взглянул на чекиста и картинно, как актер, развел руками:
— Я к вашим услугам.
Немного помолчав и взглянув на сидевшего неподалеку посетителя, Измайлов сказал:
— У меня к вам небольшой разговор, но без…
— Понял вас, — сразу же сообразил администратор, приглашая чекиста в свой кабинет. — Тут у меня никого, — тихо произнес он, открывая филенчатую дверь, покрашенную белилами.
Измайлов прямо с порога:
— Случайно не слыхали о Сабантуеве?
— О каком?
— О каком? — живо переспросил чекист. — Сейчас, минуточку. — Он торопливо вытащил из кармана клочок исписанной газеты. — У него вот такой почерк.
Администратор вгляделся в текст и надул, как ребенок, щеки, выражая то ли озабоченность, то ли удивление. Потом бесшумно выпустил воздух изо рта и чуть слышно пробурчал:
— Вроде его почерк…
Кровь прилила к голове, и в висках у Шамиля застучало.
— Он у вас работает?
— Боюсь ошибиться, — проронил администратор. — Но вы уж сами…
— Где он? Где он сейчас? — торопливо спросил чекист.
— Он или не он, я повторяю, точно не знаю. Но у нас работает делопроизводителем Сабантуев Анвар. Сейчас его нет. Будет на работе в половине шестого, то есть через полчаса. — Потом по просьбе Измайлова администратор показал ему гостиничные бумаги, которые были написаны Сабантуевым. Они, как показалось Измайлову, были написаны тем же человеком, который направил сообщение в ЧК на обрывке газеты о готовящемся анархистами нападении на госбанк и взрыве на пороховом заводе.
Измайлов, как было велено, поспешил позвонить Олькеницкому, но его не оказалось на месте. Трубку взяла его заместитель Брауде. Выслушав юношу и похвалив его, она распорядилась:
— Вот что, Шамиль, машины сейчас под рукой у меня нет. Но я сейчас направлю к тебе Копко и Урманова. В общем, действуйте сообща по обстановке. Ясно?
— Ясно, Вера Петровна. Только скажите ребятам, что я их буду ждать в вестибюле гостиницы.
Не успел Измайлов после телефонного разговора присесть на стул рядом с администратором, как в гостиницу стремительно вошел коренастый шатен лет тридцати пяти и, не останавливаясь у портье, направился на второй этаж.
— Минуточку, Анвар. Тебя тут дожидается товарищ из…
— Я объясню ему все сам, — перебил администратора чекист.
Шатен повернул голову и недовольно проскрипел:
— Чего тебе?
— Сабантуев?
— Ну, а тебе чего…
— Пойдемте поговорим где-нибудь в укромном местечке, — тихо предложил Измайлов, показывая тому мандат чекиста.
— А чего мне с тобой говорить-то, — недовольно произнес Сабантуев, — какой мне от этого прок? К тому же у меня работа, а от нее никто меня не освобождал.
Тихий голос и учтивый тон молодого чекиста вселяли в Сабантуева смелость, и он еще громче завозмущался:
— Спокойно ну никак не дают работать честному человеку: то милиция меня ошибочно тащит в каталажку, потом извиняется, то чекушка щекочет нервы в самый неподходящий момент.