Когда Измайлов услышал слово «чекушка», он окончательно поверил, что автор письма в ЧК, по которому ему поручили разобраться и есть этот самый скандалист Сабантуев. «Странный мужик, о таких вещах нам написал, а теперь чуть ли не скандалит из-за того, что хотят поговорить с ним по этому поводу. Да вроде он подвыпивший», — сделал для себя Шамиль открытие. Они оба поднялись на второй этаж и в конце коридора остановились у окна.
— Извини, товарищ чекист, но мне некогда с тобой говорить, — громко, как оратор на площади, заявил делопроизводитель. — У меня сегодня дел — невпроворот. — Он открыл ключом дверь и вошел в просторную комнату, где посредине сиротливо стоял письменный стол да два старых неприглядных стула. — Поэтому, извини, я тебя в комнату не приглашаю. Завтра поговорим. Приходи в это же время. К тому же у меня сильно болит голова.
Сабантуев конечно же видел, что перед ним молодой, неопытный работник ЧК, поэтому и не очень-то считался с ним.
Измайлов решительно толкнул захлопнувшуюся было дверь и вошел в комнату.
— Если вы, гражданин Сабантуев, не захотите здесь говорить со мной, то вам придется говорить в ЧК, на Гоголя. Понятно?!
Сабантуев впервые настороженно, даже с опаской посмотрел на чекиста: его удивили твердый голос, резкий тон и решительность, которые он прочел в его глазах.
— А если по-доброму не пойдешь — силой заставим, — добавил Измайлов, присаживаясь на стул. — Понятно тебе? — Он сразу же сообразил, что с таким нахальным типом нельзя миндальничать.
— Я слушаю вас, — вежливо отозвался делопроизводитель.
Подавив в себе раздражение, Измайлов тихо спросил:
— Что вам, товарищ Сабантуев, известно о намечаемых анархистами акциях?
— Не понял, — растерянно уставился на чекиста тот. — Какую акцию вы имеете в виду?
— Ту самую, о которой вы написали в ЧК.
— Кто написал? Я написал?! — изумился хозяин кабинета. — Помилуйте, я никуда не писал.
— Как это не писали? — Измайлов положил перед ним клочок исписанной газеты. — Вот посмотрите. Теперь-то небось вспомните.
Сабантуев несколько раз прочел текст, покрутил обрывок и категорически заявил:
— Я не писал ее. Первый раз вижу это…
— И почерк не ваш? — усомнившись в искренности, спросил его чекист.
— Почерк мой. Ничего не могу сказать. Вернее, похож на мой почерк, но я не писал.
— Тогда кто же?
Побледневший собеседник пожал плечами. Но потом разжал враз слипшиеся губы:
— Может, этот гад Разиль. Разиль Дардиев. Он большой мастак подделывать подписи.
— Он знал о вашем разговоре с Санькой-анархистом? — спокойно спросил чекист, расставляя Сабантуеву сети. Спросил таким тоном, как спрашивают человека об общеизвестном факте.
— Нет, я ему не говорил.
— Ну, а теперь, Анвар, расскажите-ка все, что известно об анархистах.
— Я ничего не знаю о них. Ничего, — поспешно ответил Сабантуев. Но вы только что подтвердили, что общались с Санькой-анархистом.
— Когда? Как это?
Было ясно: Сабантуев не хочет разглашать своих отношений с анархистами.
— Придется тогда вам пройти в ЧК. — Измайлов немного помолчал и снова спросил: — Ну кто такой Санька-анархист? Где он сейчас?
— Я здесь, юный мой друг, — послышался за спиной Измайлова сиплый, простуженный мужской голос. — Здесь. Так что не беспокойся.
Шамиль резко повернулся и вскочил на ноги.
— Ну-ну, юный наш друг, зачем же так дергаться, — вкрадчиво произнес рослый брюнет с пышной шевелюрой, запуская, как шулер, волосатую руку за пазуху Измайлова. Он не сразу сообразил, что к чему, как в один миг невесть откуда взявшийся брюнет обезоружил его: вытащил из-за ремня револьвер, который ему выдал вчера завхоз ЧК. Тут Шамиль увидел в дверях еще одного субъекта, который демонстративно держал руку в кармане.
«Влип, — пронеслось в голове у Измайлова. — Ловушка. А может, случайность?»
— Так зачем тебе, юный друг, понадобился Санька, а? — недобро осведомился брюнет. — Молчишь. Ну, молчи, молчи. К твоему сведению, юный мой друг, Санька-анархист — это я! Что ты хотел узнать у меня, а? Ну, давай-давай, спрашивай, пока хочется мне ответить. Пока я добрый. — И он, блеснув золотыми зубами в злобной ухмылке, приставил к виску чекиста дуло нагана.
Шамиль лихорадочно соображал: «Если этого злобного самодовольного анархиста собью с ног и кинусь на того типа, что в дверях, Сабантуев успеет достать меня по голове тяжелым подсвечником. Не зря же он крутит его в руках. Если же после Саньки нейтрализовать Сабантуева — мрачный тип, что привалился теперь к косяку двери и вытащил наполовину из кармана немецкий маузер, успеет выстрелить. Что же делать? Единственный выход — тянуть время: должны подойти ребята».
— Вы это всерьез задумали ограбить госбанк? — неожиданно даже для себя спросил Измайлов анархиста.
— Фу, какое некультурное слово «ограбить». Мы экспроприируем, юный мой друг, ценности, а не грабим. Ведь золотишко в здешнем — царское. А стало быть, на него имеют право все. Все, кто боролся с царизмом. Все политические партии, а не одни большевики. Вот мы и хотим восстановить справедливость. Раз по-доброму не отдают нашу долю — сами возьмем. И вот Анвар нам поможет, у него там в банке родственничек работает.
Измайлов сразу понял все: пощады ему не будет, живым не оставят. Есть одно железное правило — он о нем знал: если враг сознательно раскрывает своему противнику секрет — того обязательно убьют. Убьют, как только перестанут в нем нуждаться. «А для чего им я нужен?»
— Ты, юный наш друг, скажи-ка одно: откуда в ЧК узнали, что я собираюсь нанести визит в местный банк? — Санька-анархист больно ткнул стволом нагана в голову чекиста, давая понять: не ответит — застрелит на месте.
«Что за чертовщина? — удивился Шамиль. — Неужели этот анархист ничего не ведает о письме. Если так, то, значит, между Сабантуевым и этими двумя типами не было предварительной договоренности о встрече с чекистом в этой гостинице. Выходит, не было и специально расставленной ловушки для того, кто искал Сабантуева. Тогда откуда взялись эти бандиты? Ах да! Они же здесь живут. Они конечно же слышали громкий голос этого проклятого местного стряпчего. Неужели и этот Сабантуев не писал в ЧК? Тогда кто же? Кому нужно было, чтобы мы взялись за анархистов? И ведь выходит, верные сведения нам сообщили. Неужели их противники это сделали, чтобы нашими руками задавить этих людей? Видимо, анархисты им мешают. Но кто они, эти люди? Чего они в конечном счете хотят добиться? Если моя догадка верна, то мне выгоднее сказать, что нам обо всем написал их дружок Сабантуев. Кстати, почему-то он сам молчит об обрывке газеты, который я ему дал прочесть. Значит мои мысли верны! Сейчас, пожалуй, все совсем прояснится с этим Сабантуевым. Если хоть на секунду возникнет замешательство — выпрыгну прямо в окно со второго этажа. Только надо успеть закрыть глаза руками, чтоб не впились осколки стекла». Все эти мысли вихрем пронеслись у него.
— Ну, долго молчать будешь? — грозно, как медведь, рыкнул анархист.
— Да чего с ним возиться, кончай его, — подал голос другой бандит, вытаскивая маузер. Он закрыл за собой дверь и вскинул оружие. — Дай я его ухлопаю, и концы в воду. Никто не услышит.
Измайлов напряженно взглянул на своего потенциального убийцу и узнал его: это был тот самый уголовник, с которым он столкнулся на чистопольском базаре! Тогда, помнится, он отобрал у бандита купеческую лошадь, чтобы увезти избитого Соловьева, за которым гнались агенты контрразведки. Кровь прилила к лицу Шамиля. «Неужели я больше не увижу ни родителей, ни Соловьева? Этого не может быть! Немыслимо!» Озноб, как электрический ток, пробежал по всему телу.
— А-а… Дак это ты, фрайер! — радостно осклабился бандит по кличке Дыра, узнавший Измайлова. — А я-то его искал в Чистополе. Ха-ха-ха. Я ж тебе, падла, говорил, что зубы вырву. Тогда я этим примусом, — Дыра потряс пистолетом, — не смог тебя, фрайер, подпалить: промахнулся. Но сейчас ты проглотишь пулю. — Бандит ткнул чекисту пистолетом в зубы.
— Погоди, погоди, Дыра, — остановил его Санька-анархист, — надо ж у нашего юного друга выяснить: уж не завелся ли в нашей фатере стукач? Ты ж небось не хочешь на нары или к стенке?
Анархист, как и прежде, держа под прицелом Измайлова, осторожно, словно на хрупкое стекло, положил руку на его плечо и вкрадчиво, со змеиным шипением прошептал:
— Юный мой друг, если не хочешь стать трупом через минуту, скажи: кто мент? Кто вам настучал?
Шамиль повернул голову в сторону Сабантуева. Тот сразу же напрягся и крепко сжал в кулаке медный подсвечник.
— Он настучал, — кивнул Измайлов. — Прислал записку на обрывке газеты…
— Врешь, гад, — Сабантуев вскочил со стула и замахнулся подсвечником на чекиста.
— Стой, Анвар! — крикнул Санька-анархист, направляя револьвер на своего сообщника. — Где эта ментовская телега? А ну, покажь…
— Она у него в кулаке зажата вместе с подсвечником, — заметил Шамиль, напряженно думая о том, как ему сейчас действовать. Он предчувствовал: сейчас появится последний шанс спастись.
Сабантуев поставил подсвечник на стол и подал скомканную бумажку Саньке-анархисту. Тот схватил газетный обрывок и впился своими маленькими хитрыми глазами в текст.
— Друг мой Анварчик, — зло произнес Санька-анархист, оторвавшись от бумажки, — дак здесь накропали о том, о чем мы знали только вдвоем. Ай как нехорошо получается-то. — Он картинно покачал головой. — А ну, господин стряпчий, подай-ка сюда какую-нибудь бумаженцию в твоем самоличном исполнении, — уже ледяным голосом приказал бандит.
— Саня, да неужто ты мне не веришь? — испуганно пролепетал Сабантуев, сильно побледнев.
— Дай, тебе говорят, твою писанину.
— Санюшка, да не то ты сейчас делаешь. Это ничего не прояснит, — чуть ли не причитая, с дрожью в голосе ответил стряпчий. Он бессильно опустился на стул; Сабантуев слышал о Саньке-анархисте как о мнительном, очень скором и лютом на расправу человеке.