пороховом заводе, кроме него, там больше никого не было. Подтверждение? Пожалуйста: они бы давно устроили там взрыв, особенно когда менялась власть. Им ничего не мешало. Следовательно, надо особое внимание уделить вновь принятым туда работникам. Не исключаю и традиционный метод разведки — подкуп. Такую попытку немцев, если они ее уже не претворили, вполне допускаю. Работают они частенько грубо.
Бывший капитан вытер кончиком носового платка глаза и сел к Измайлову вполоборота.
— Вы, Шамиль, спрашиваете: может ли быть какая-то связь между убийством полковника Кузнецова и германской разведкой, точнее ее агентами, которые имеют задание проникнуть на пороховой завод? Если даже предположить, что в Казанском военном округе действует чертова дюжина агентов германской разведки (что маловероятно), то не исключаю, и даже предполагаю, что они связаны между собой. Немецкий агент по кличке Двойник, который давал инструкции диверсанту, окопавшемуся на пороховом заводе, имеет поразительное внешнее сходство с неким типом, управлявшим тарантасом, под колесами которого и погиб небезызвестный полковник. Гибель его, сами понимаете, не случайная. Ведь в него до того стреляли, но покушение было неудачным.
— А как вы, Талиб Акрамович, считаете: следователь Серадов, который пытался все это свалить на меня, — случаем, не завербованный агент немецкой разведки?
— Я об этом немало думал и пришел к выводу: его просто подкупили уже в ходе следствия. Но взятка эта сильно отдает запахом аванса за будущие работы, которые заставит его выполнять германская разведка. Возможно, поэтому он и бежал от всех — от контрразведки и от кайзеровских агентов. Но это он мог сделать по указке последних. Кто его знает. Его, конечно, надо разыскать. Для пользы дела. Точнее, для спокойствия государства. Ведь с точки зрения юриспруденции, если должностное лицо берет взятку от иностранной разведки, дабы поспособствовать ее интересам в ущерб закону, то трудно уже его не считать завербованным, то есть платным агентом, таким образом, он волей-неволей становится пособником иностранной агентуры, соучастником преступления, именуемого предательством. Я уверен: германская агентура приложит усилия, чтобы взять в оборот этого Серадова. Благодаря таким людям она и живет.
Потом Мулюков по просьбе чекиста рассказал, какие у него были личные взаимоотношения с начальством и своими коллегами. И тут он упомянул имя Дардиева Разиля, который, как полагал рассказчик, по наущению или по просьбе одного его коллеги-недруга подделал почерк Мулюкова: приписал, подделав почерк, оскорбительные слова в адрес его начальника Кузьмина и подбросил ему этот пасквиль. Ну а разве трудно испортить отношения между людьми, особенно между начальником и подчиненным? Конечно, нетрудно. Это что чихнуть такому прожженному интригану, коим является Миргазиянов. Надо всегда учитывать, что нет более суетного, непостоянного и колеблющегося живого существа на свете, чем человек. Кажется, так говорил о человеке великий знаток человеческих душ Мишель Монтень. И он, в общем-то, близок к истине. А уж о стариках и говорить нечего. Короче говоря, с тех пор между нами пробежала черная кошка.
Услышав знакомую фамилию, Измайлов напрягся и с хрипотцой в голосе спросил:
— А где сейчас этот Дардиев?
— Где он сейчас? — переспросил Мулюков, срывая очередной листок с ветки тополя. — Этого я точно не знаю. Знаю, что раньше служил в первом Казанском запасном полку в чине прапорщика. Сам он из мещан, а мыслями пребывал во дворянстве, не имея на то ни ума, ни благородства.
— Как по Мольеру?
— Несколько иначе, — преподаватель юрфака отрицательно покачал головой. — По Мольеру — мещане во дворянстве. То есть они уже числились официально в дворянском сословии. Но душой и мыслями были что ни на есть мещанами. А «благородный» Дардиев еще только рвался туда.
— Да, да, вы правы, — признал свою неточность Измайлов и покраснел. Но тут же, поборов смущение, спросил: — А не подскажете, как его найти? Нам он очень нужен.
Бывший контрразведчик усмехнулся:
— Уже и у вас успел наследить. Плохо он кончит. — Он вздохнул и устремил свой взор в сторону Театральной площади. Потом Мулюков махнул в ту сторону рукой. — Там, в здании дворянского собрания, на концертах разных знаменитостей, я не раз видел этого Дардиева с бывшим поручиком контрразведки Миргазияновым. Полагаю, этот Миргазиянов в курсе, где обитает его приятель, — Мулюков склонил голову и уткнулся лицом в свою большую ладонь, но тут же, быстро выпрямившись, добавил: — Бывший поручик живет на Островского, кажется, восемь… Там рядом с этим домом находится посредническая контора по хранению и перевозке мебели. Если спросите, чем Миргазиянов сейчас занимается, понятия не имею. Его приятель-то занимался до службы в армии граверными работами.
— Вот как? Дардиев — гравер. Понятно.
Потом они несколько минут молчали: Мулюков терпеливо ожидал очередного вопроса, а Измайлов мысленно перетрясал все, о чем они говорили. «Не пропустил ли еще какой-нибудь важный вопрос», — размышлял Шамиль.
— Как вы, Талиб Акрамович, полагаете: если Двойник дважды засветился, но выскользнул оба раза из рук контрразведки, как после этого повел себя он и его шеф? Вернее, как они должны себя вести?
— Вопрос непростой. Здесь можно лишь считать возможные варианты, делать предположения.
— Нда, это так, — с ноткой грусти согласился молодой чекист. — Понятно, что этого агента могли либо вывести из игры и дать ему возможность залечь на дно, либо перебросить в другой населенный пункт, либо убрать. Так ведь?..
— Это традиционная общая схема поведения агентов в подобных ситуациях. Правда, сюда еще надо прибавить побег, исчезновение агента от своих шефов. Два провала агента заставляют резидента крепко задуматься. Это не только его настораживает, но и пугает как бы через провалившегося, но бежавшего агента не вышли на него самого. А вдруг контрразведка дала ему возможность бежать, чтобы на его хвосте, как на бабы-ягиной метле, прилететь прямо в апартаменты резидента. Тут многое зависит от поведения провалившегося агента и от личности резидента: если он перестраховщик, или нервный, или болезненно мнительный и так далее, значит, несдобровать этому агенту. И он, предчувствуя расправу, чаще бежит. Реже переходит к противнику, предварительно оговорив условия сдачи. Все эти варианты поведения могут быть применимы и к Двойнику. За исключением, конечно, последнего: он не пришел к нам в контрразведку. Не исключаю возможности, что Двойник, бросив немецкие знамена (если он по национальности не немец), рядится сейчас в одежду монархиста или эсера.
Бывший контрразведчик надел на голову серую фетровую шляпу и застегнул верхние пуговицы летнего пальто. Он не спеша встал, хрустнув суставами ног.
— Вот черт, еще и сорока нет, а отложение солей в суставах как у древнего старца. — Мулюков повернулся к Измайлову и прибавил: — Знаете, думаю, что этот Двойник, как меченая рыба, выплывет еще наверх. Такой уверенности у меня не было бы, если б в стране не происходили такие знаменательные, необычные события. В этом гигантском военном и политическом водовороте, когда все так кардинально, разительно меняется, каждый преступник всерьез надеется не только выжить, но и крепко погреть руки или сделать, примазавшись к какой-нибудь группировке, головокружительную карьеру. Двойник, судя по его почерку, звезд с неба не хватает. Поэтому старые или новые его хозяева будут поручать ему играть не сногсшибательные роли, а небольшие, незаметные, какие обычно поручают в театрах серым, заурядным актерам.
«Не такой уж этот Двойник серый слабак, если сумел дважды уйти от контрразведки, — помыслил Измайлов, поднимаясь со скамейки. — Видимо, самолюбие у него заиграло. Впрочем, посмотрим. Может, он и прав».
Шамиль, горячо поблагодарив Мулюкова за полезную беседу, сразу же отправился к себе на Гоголя, в ЧК. После его доклада Олькеницкий быстро распорядился:
— Возьми, Шамиль, сейчас двух красноармейцев и езжай к бывшему поручику Миргазиянову.
Измайлов хотел было выразить сомнение насчет надобности красноармейцев, но решил промолчать.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, но ярко-розовая широкая полоса, занимавшая треть небосклона, изливала на землю мягкий свет, который позволял еще хорошо видеть на добрую сотню шагов.
Чекист и сопровождавшие его красноармейцы остановились на углу улиц Островского и Петропавловской. Дом, который интересовал их, оказался вторым от угла на противоположной стороне, и вечерние сумерки еще не успели размыть его очертания, и было отчетливо видно все, что вокруг происходило. Рядом с этим внушительным деревянным домом располагалась, как и говорил Мулюков, посредническая мебельная контора, и поэтому тут было людно. Сюда то и дело подъезжали пустые телеги и, нагрузившись комодами, столами, стульями, платяными шкафами, отъезжали в разные стороны. Лошади, тянувшие телеги с поклажей, фыркали, ржали.
«Бойкое место, — подумал Измайлов, — удобное для конспиративных встреч».
Чекист заметил: в деревянный дом, в который он направлялся, вошла молодая парочка. «Ага, — обрадовался он, — значит, хозяин дома».
Они втроем перешли наискосок улицу и очутились у входа в нужный дом.
— Вы пока останьтесь здесь, — приказал красноармейцам, — а я схожу туда один.
Чекист поднялся по скрипучей деревянной лестнице на закрытую веранду и постучал в дверь, ведущую в прихожую. Вскоре за дверью послышались шаги.
— Кто? — спросил из-за двери приглушенный мужской голос.
— Мне бы хозяина дома Миргазиянова.
— А кто его спрашивает? — поинтересовался все тот же голос.
— Я из ЧК, откройте.
Из прихожей донеслась какая-то глухая возня, звук разбитой посуды. Потом все стихло. Но дверь никто не открывал, словно хозяева позабыли о требовании представителя власти. Постояв немного, Измайлов снова постучал.
Вдруг размеренный уличный шум разорвали выстрелы. Стреляли совсем рядом. Измайлов не сообразил сразу, в чем дело, что произошло. Он вытащил револьвер из кармана и бросился на улицу. Совсем рядом гулко ударила винтовка. Послышался переливчатый звук разбиваемых стекол. Возле угла дома ничком лежал красноармеец, зажав в руках винтовку. А его товарищ, судорожно передергивая затвор винтовки, почти не целясь, палил по окнам миргазияновского дома. С подоконника безжизненно свисало тело крупного мужчины в военном френче с маузером в руке. Только тут дошло до Из