Дардиев лишь на миг замешкался, услышав тяжелый топот невесть откуда взявшегося человека. Но тут же он смекнул: этот человек караулил его. Гость хотел было уже захлопнуть дверь, но не успел. Нападавший подставил ногу, затем рванул дверь и, хищно ощерив зубы, занес финку над головой Дардиева.
Пронзительный женский визг вырвался из дверей на улицу.
— Что-о ты делаешь, парази-ит! — визгливо кричала Махаева. — Банди-ит!..
Дардиев оказался ловким и не только уклонился от ножа, но и успел нанести нападавшему увесистый удар в голову. Мусин отлетел к стене, и на него свалился с грохотом большой металлический таз.
Дардиев рванулся из квартиры, выскочил в подъезд, достал пистолет и наугад дважды пальнул в сторону своего врага и быстрее ветра понесся через двор на улицу, к мосту через Булак.
Выстрелы всполошили Сабадырева, он понимал: дело осложнялось. Митька достал из-за ремня оружие и плотнее прильнул к забору. Тут он увидел, как со двора знакомого дома выскочил, как заяц, мужчина и понесся к мосту, то и дело оглядываясь. Темнота, уже вступавшая в свои права, размывала очертания лица беглеца. И Сабадырев никак не мог рассмотреть, кто бежит в его сторону. Наконец, когда он понял, что это не Мусин, беглец почти уже преодолел мост. Митька высунулся из-за забора и несколько раз выстрелил. Мужчина бездыханно растянулся на мосту.
Откуда-то из глубины двора выскочил огромный мохнатый пес и громко залаял. К окнам дома прильнули испуганные молчаливые лица, которые белыми пятнами выделялись на черном фоне неосвещенных квартир.
Анархист со злостью вскинул пистолет и выстрелил, не целясь, в глубину двора. Собака жалобно завизжала. Ему хотелось пальнуть и в эти испуганные лица, но он побоялся, что и в него начнут стрелять. И Сабадырев выскочил на улицу. К мосту бежал Мусин, припадая на одну ногу.
— Мерин!.. Где он?! Догони его!.. — хрипло кричал Мусин.
Сабадырев подбежал к трупу, быстро обыскал его и, забрав документы и оружие убитого, гаркнул:
— Не ори, Дыра! Кругом глаза и уши. Лучше помоги.
Анархисты сбросили труп Дардиева в Булак и бросились в сторону Большой Проломной улицы. Позади послышались крики, топот ног.
— Патруль! — тяжело выдохнул Мусин.
— Стой! Стрелять будем! — Красноармейцы, казалось, стремительно приближались.
Мусин не выдержал и несколько раз пальнул из нагана в нагонявших их красноармейцев.
— Не стреляй, дурак! — обозлился Митька. — Сейчас они начнут палить. Это ж мы только еще больше привлечем к себе внимание.
И действительно, позади гулко грохнули винтовки. Мусин вмиг позабыл о больной ноге и обогнал своего дружка. Он хорошо знал этот город и «повел» бег. Нырнул в подворотню, но двор оказался глухим, непроходным.
— Назад! — раздраженно прорычал Сабадырев, останавливаясь. — Тупик же тут, балда!
Неподалеку раздались крики, выстрел.
«Кажется, горим», — Митька, как загнанный в угол волк, затравленно заметался по двору.
— Сюда! Скорей! — подал в темноте голос Мусин.
Сабадырев молча последовал за Рафаилом. Тот проворно забрался по наружной лестнице на второй этаж, вернее, на площадку, откуда хозяева входили прямо к себе в квартиру. Но Мусин не стал ломиться в дверь чужой квартиры; он перелез через перила площадки и прыгнул на крышу каменного сарая, примыкавшего к углу жилого дома.
За ним последовал и Сабадырев, быстро сообразив, что через крышу сарая они проникнут в другой двор, а самое главное — им удастся уйти от опасной погони, которая возникла, как говорится, на ровном месте. Они петляли по каким-то темным дворам, перелезали через заборы и оказались в самом начале Большой Проломной у красной церкви, что возвышалась, как пожарная каланча, над всей округой. Они, воровски, пугливо оглядываясь по сторонам, поднялись на Малую Проломную и уже было пересекли ее, как вдруг со стороны Рыбнорядской улицы появилась автомашина с вооруженными рабочими и красноармейцами. И у Мусина не выдержали нервы: он сломя голову рванул вверх по Университетской улице. Ничего не оставалось делать и Митьке, и он припустил за ним.
Подозрительное поведение анархистов заметили на автомашине. И уже через несколько секунд машина повернула на Университетскую и, натужно гудя, как огромная пчела, начала набирать скорость. Вскоре свет фар нащупал в темноте извивающиеся, как ящерицы, две фигуры, резво улепетывающие от погони. Электрический луч от машины прорезал темень снизу вверх и начал карабкаться по крутой узкой улице.
Двое мужчин преодолели подъем, и длинные тени, падавшие от них, укоротились и разом расплылись в едва заметные бесформенные пятна на дороге. Теперь часть света от фар уходила под углом вверх, куда-то к облакам. Анархисты, словно освободившиеся от светового плена звери, бросились в разные стороны.
— Сюда! Ко мне, Мерин! — крикнул Мусин. — Там в университетском дворе схватят. Двор легко оцепить!
Митька повернул к Мусину, и они оба нырнули под кирпичную арку ворот дома, что стоял напротив университета через дорогу. Они пересекли небольшой двор и очутились на краю почти отвесного обрыва. Внизу находился двухэтажный кирпичный дом, который тускло светился небольшими окнами.
С этого двора было лишь два выхода: либо назад, на Университетскую улицу, где уже в это время остановилась машина с красноармейцами, либо спускаться с обрыва вниз, потому как двор был стиснут с двух сторон кирпичными домами.
Мусин лихорадочно метался по краю обрыва, пока наконец не запнулся о проволоку. Он потянул проволоку: один конец ее был привязан к дереву. «Спасён, шайтан задери?» — мелькнула искрой радостная мысль. Рафаил раздвинул ветки и тихо свистнул:
— Сюда, Мерин! Сюда! — И, не дожидаясь его, начал спускаться вниз.
Проволока нестерпимо жгла руки, словно она была раскаленной. И Мусин, не вытерпев, разжал руки. Пролетев несколько метров, угодил на образовавшуюся от осыпи кучу земли. Мусин вскочил на ноги и оглянулся: черная фигура его дружка быстро скользила вниз и вскоре распласталась на куче земли. Но в это время над обрывом показались расплывчатые фигуры преследователей с винтовками наперевес.
— Вот они! — зычно прорезал тишину грубый голос. — Сюды!
Резко лязгнули винтовочные затворы.
— Стой! Стой, говорят, а то застрелю! — подавал команды другой хрипловатый голос.
Сабадырев резко вскочил и во весь дух понесся к другому спасительному дому.
Сверху грохнули один за другим два выстрела. Эхо где-то отдалось далеко позади. Митька упал. Мусину показалось, что тот притворился убитым.
— Кажись, готов, — озадаченно прозвучал сверху уже знакомый зычный голос. — А второй, гидра, убег.
— При крой меня! — глухо бросил Митька.
Мусин немного поколебался и, нехотя вытащив пистолет из кармана пиджака, выстрелил в одного из красноармейцев. Тот покачнулся и, падая вниз, протяжно вскрикнул:
— А-а-а!!!
Тут же сверху часто загремели выстрелы. Все красноармейцы патруля быстро залегли у края обрыва и дружно повели плотный прицельный огонь. То были красноармейцы из татаро-башкирского батальона, многие из которых набили руку в стрельбе за четыре года войны на германском фронте, где служили нижними чинами в царских пехотных полках. И Мусину затеянная им перестрелка вышла боком. Первый же выстрел раздробил ему плечо, и он упал на углу. Тут же свинцовыми осами тело его ожег рой пуль. В затухающем сознании было лишь удивление: неужели так глупо все кончилось?
Он так и не узнал, что оказался исполнителем комбинации, задуманной чекистами. Не узнал, что германский агент Тряпкин по кличке Двойник, напугавшись, что на него могут выйти чекисты через Дардиева, фабриковавшего налево и направо разные документы, предложил Рудевичу за вознаграждение укокошить опасного для них обоих свидетеля. Ведь именно Дардиев сделал им нужные документы и, таким образом, знал, под какими именами они скрываются. Но бывший осведомитель охранки не захотел рисковать своей головой. А сумел перепродать эту опасную и грязную работу за половину той суммы, что отвалил ему Тряпкин. Разумеется, всего этого не мог знать и приятель Мусина — Митька, который, улучив момент, когда внимание преследователей отвлек своим выстрелом Рафаил, стремглав бросился за другой угол дома. Он обогнул дом, осторожно выглянул из своего укрытия и увидел убитого Мусина. Сабадырев, ни секунды не медля, бросился бежать, пересек Рыбнорядскую улицу и нырнул в первую попавшуюся темную безлюдную улочку.
Поначалу Митька был опечален смертью Мусина: все-таки как-никак из каких переделок они выкарабкивались вдвоем! Уму непостижимо! К тому же Мусин хорошо ориентировался в городе, имел кое-какие связи и знакомства, мог сделать что-нибудь полезное. Но потом, пораскинув мозгами, Сабадырев понял: то, что Рафаил лег костьми, — это большее благо, чем если бы он остался в живых. Ведь Мусина знала вся городская шпана, в том числе и люди из шайки Кости Балабанова. Стало быть, за ним охотились, как за опасным зверем и агенты уголовного розыска, и уголовники из соперничающего клана. Ну, а поскольку он, Сабадырев, ходил с ним, значит подвергался одинаковой опасности. Ведь его воспринимали как оруженосца, телохранителя Мусина.
Сабадыреву в тот вечер повезло: ему удалось оторваться от преследователей и благополучно добраться до Задне-Мещанской, где снимал комнату Мусин.
Митька выложил Рудевичу документы убитого Дардиева и сказал упавшим голосом:
— Нашему другу Рафаилу не повезло.
— ЧК схватила?! — Рудевич привстал со стула, выпучив от страха глаза.
Сабадырев покачал головой и осторожно потрогал забинтованный палец.
— Аллах прибрал его в свое обширное лоно.
Рудевич перекрестился и облегченно вздохнул:
— Слава богу. У аллаха он будет молчать. А вот в ЧК… — Он махнул рукой. — В общем, царство ему небесное.
Потом Рудевич, пристально вглядываясь в Митькино лицо, как следователь в подозреваемого, долго расспрашивал, откуда он да чем занимается. Сабадырев отвечал однообразно, с неохотой, изображая из себя недалекого мужика, нечистого на руку, то бишь уголовника. Политические убеждения? Никаких. Все равно ему, правда, раньше было лучше.