библиотеке Казанского университета. Ее, конечно, надо будет изучить более основательно.
— Ее что, умыкнуть надо? — спросил Сабадырев, скрестив руки на груди.
— Не обязательно, Митюша. Хотя она сама по себе представляет огромную ценность. Но сейчас на Руси не то время, чтобы ее оценили по достоинству. За бесценок придется ее отдавать. А посему рисковать не стоит. Мы с ней ознакомимся, так сказать, в законном порядке. Без риска. Это я устрою.
— А что за практические шаги ты предпринимал, кроме тех, о которых рассказывал?
Хозяин дома надолго задумался, будто прикидывал: насколько откровенно можно рассказать ему о своих поисках. И потом, словно профессор, читающий лекцию студентам, без особых эмоций, но достаточно четко, без лишних слов поведал Митьке о своих действиях и умозаключениях. По этому повествованию выходило, что после поездки Апанаева в Рязанскую губернию, где ему удалось основательно покопаться в тамошних архивах, которые касались Касимовского удельного княжества времен Ивана Грозного и Шах-Али, он еще больше укрепился в своих прежних выводах: от царицы Сююмбеки план спрятанных сокровищ достался клану Абдуллы Азимова, а не Шах-Али. На это повлияло, надо полагать, не только желание царицы Сююмбеки, но и ряд обстоятельств, о которых пока что здесь не говорилось. В известной степени на это повлияла, как это ни странно, — Ливонская война. Именно она предопределила конец династии царя Шах-Али. В первом послании Ивана Грозного князю Андрею Курбскому в землю вифлянскую говорится:
«О германских же градех глаголеш, яко тщанием разума изменников наших от бога нам данны… Брань, еже на Германы: тогда посылали есмя слугу своего царя Шигался[24] и боярина своего и воеводу князя Михаила Васильевича Глинского с товарищи герман воевати…»
Будучи одним из военачальников Ивана Грозного, Шах-Али командовал не только войском, составленным из касимовских и казанских татар, но и русскими полками. В своем усердии и преданности русскому царю касимовский царь заставил участвовать в сражениях с врагами Руси и своего единственного сына, который погиб в 1567 году. Страшные переживания навалились на царя Шах-Али, будто огромные валуны, которые его и убили в том же году. С этого момента касимовское татарское царство фактически утеряло свой статус удельного княжества, хотя никаких официальных царских указов о его ликвидации не последовало. Известно, оно возникло в середине пятнадцатого века, когда сын казанского хана Касим со своим войском участвовал в сражениях на стороне великого князя Руси Василия Темного в его борьбе с внутренними врагами. После победы Касиму был пожалован удел — Городец Мещерский, что и положило начало «удельному татарскому ханству» на русской земле. В исторических исследованиях этот факт рассматривался как дальновидный поступок русского правительства, желавшего иметь верных слуг из татар на границе Русского государства. После смерти Касима Городец был переименован в город Касимов. И вот, когда династия царя Касима оборвалась через сотню лет на сыне Шах-Али, создались те объективные условия, которые окончательно определили судьбу плана казанских сокровищ: от царицы Сююмбеки эта тайна перешла к Абдулле Азимову, единственному родственнику, оставшемуся в живых на Руси.
Конечно, царица Сююмбеки, как мать, хотела и надеялась, что спрятанными ценностями воспользуется ее сын. Но он неожиданно в двадцатилетием возрасте умирает в 1567 году. Вскоре после смерти ее мужа из близких для царицы Сююмбеки остается лишь Абдулла Азимов, от него-то по лестнице поколений и покатился колобком план казанских сокровищ аж до самого Ильгама Азимова, с которым и свела судьба купца Апанаева.
Хозяин дома встал и, словно разминаясь, челноком заметался от стола до окна и обратно. Наконец ему это хождение надоело, и он присел, как застенчивая девушка в гостях, на самый краешек стула, подобрав ноги.
— Поскольку поиски казны Казанского ханства более трудное занятие, чем выяснение достоверности плана спрятанных сокровищ, который достался от династии Азимовых, то, естественно, я этим и занимался. А учитывая, что в наше убийственно-смутное время, когда тебя могут превратить в музейный скелет стараниями чека, особо масштабных раскопок не проведешь, то целесообразнее сидеть и копаться в библиотеках, архивах и в прочих тихих местах, выявляя белые пятна неизвестности, которыми покрыто местонахождение казны Казанского ханства…
— Извини, Анвар, я тебя перебью, — нерешительно заговорил Сабадырев, — а почему подлинник плана ты все-таки не оставил себе? Ведь шансов, что он попадет в чьи-то руки, немало. Ты же сам говоришь: время-то смутное. А ты бы лучше сохранил этот пергамент: ты ж проворнее отца.
Апанаев усмехнулся:
— Вот предположим, что тебе в руки попали два яблока: одно настоящее, а другое — бутафорское, что развешивают на новогодних елках да лежат на витринах магазинов. Спрашивается: какое из этих яблок ты возьмешь себе?
— Разумеется, настоящее.
— Вот именно. Точно так же ты поступишь, когда тебе попадутся на глаза два плана сокровищ, один из которых является копией подлинника. И доверие будет внушать тебе больше подлинник.
— Это бесспорно, — подтвердил Митька.
— Вот поэтому-то я и оставил у себя копию с подлинника, которая гораздо меньше вызывает доверия, чем старый пергамент. Но в отличие от художественного полотна моя копия во сто крат ценнее подлинника. Потому что копия стала подлинником, а подлинник — искаженной копией.
«Хитер, змей, — пронеслось в голове у анархиста, — как лиса хвостом заметает свои следы. Хорошо, что судьба вывела меня на него. А то б, как одураченный ребенок, тыкался носом по темным углам и ничего бы не нашел».
— Вот я и подумал, — продолжал Анвар, — а не приказал ли царь Иван Грозный своим стряпчим сделать такой же ход, как и я сделал. А? Ведь он обладал бесовским злохитрием, облачаясь порой в одежду смиренного черноризца.
— Да, Иван Васильевич такой человек, что любой фокус мог выкинуть, — произнес Митька таким тоном, как будто говорил о своем старом знакомом.
— Эта мысль давно меня мучит. — Молодой купец снова энергично начал ходить по комнате туда-сюда. — Ведь он мог, скажем, изменить указательные стрелы, которые тянулись от Казанского кремля в разные стороны города, а одну из них — оставить. Именно там, по подлинной указательной стрелке, возможно, мы с отцом и нашли ценности.
«А ты, милейший Анварчик, повторяешь мою гипотезу», — хотел было сказать Сабадырев, но промолчал, подумав, что тот, возможно, еще раньше об этом думал, а он Митька, лишь подтвердил его мысли. Стоп, а чего же это он говорит, что указательные стрелы шли от Казанского кремля, а не от башни Сююмбеки? Что, он оговорился или проговорился? А впрочем, разве существенно, откуда идут стрелы, важно ведь то место, в которое они, как говорится, упираются. Нет-нет, стой. Это не совсем так. Если стрелы-указатели тянутся от башни Сююмбеки под определенными углами, которые обозначены градусами, то есть цифрами, то это ж в корне меняет дело. Тогда, забравшись на эту башню с подзорной трубой и глядя в нее под нужным углом на землю, можно довольно точно определить место, где зарыты ценности. И Митька решил узнать: откуда в действительности исходят указатели.
— Послушай, Анварчик, мне пришла идея.
Апанаев выжидательно поглядел на своего помощника и встал.
— Слушаю…
— Если указатели тянутся от шпиля башни Сююмбеки, то ведь очень важное значение для ответа на некоторые важные вопросы имеет возраст этой башни. Скажем, если это внушительное сооружение было построено после смерти царя Ивана IV, то значит, что этот план никак не мог быть им подменен. По крайней мере, время сооружения этой башни достаточно прояснит картину и внесет определенные ограничения в наши версии и сузит поиск. И я бы этим занялся.
Сабадырев замолчал, выжидая, что скажет хозяин дома. Он уже наперед знал, что если Апанаев поддержит его идею — значит, в подлиннике плана поиска сокровищ действительно была изображена башня Сююмбеки, как важнейший ориентир. Если не поддержит, то значит, там было изображено другое строение, естественно, в другом месте.
Хозяин дома кивнул головой и тихо проронил:
— Этот вопрос меня уже занимал, но пока что мне точно не удалось его выяснить, — Анвар снова присел на стул и почесал нос. — Хорошо. Этим вопросом ты тоже займешься. Но после организации подкопа под банк.
Он не стал говорить Митьке, какие исправления им внесены в план на пергаменте. Анвар и сейчас решил не посвящать своего помощника в те важнейшие детали плана, о которых знал только он да его отец. Митьке он будет давать лишь конкретные поручения, через которые общей схемы поиска все равно не узнаешь. Так безопаснее. Верить никому нельзя.
— И все-таки нам нужно бы взглянуть на некоторые бумаги Ивана Грозного. Многие личные бумаги он хранил вместе со своей библиотекой…
— Анварчик, коль ты так капитально занимался поисками казны Казанского ханства, то ты уж, наверное, проверил такой верный барометр, как наличные, вернее, личные ценности царицы Сююмбеки, которые она имела во время пленения ее при взятии Казани. Ведь история всегда верно свидетельствует: правители, цари, шахи, ханы, короли, удельные князья всегда берут при их свержении только часть своих богатств. А остальная, большая часть богатств, обычно бывает добычей тех людей, которые лишают трона. Если же монархи имеют время, возможность, они конечно же прячут свои ценности так, чтобы никто, кроме них и близких, их не нашел. А у царицы Сююмбеки было предостаточно времени, чтобы спрятать казну далеко и глубоко.
Апанаев молча подошел к этажерке, взял книгу в черном кожаном переплете и начал ее листать, поясняя:
— Это сочинения знаменитого Михайлы Ломоносова. Проза… Она подтверждает правильность этих выводов… Критерий, который ты только что назвал. Эта мысль мне тоже приходила в свое время.
Хозяин дома наконец нашел нужную страницу и процитировал: