— Ой, как интересно! — воскликнула девушка. — А что вы нам посоветуете выбрать? Здесь все так красиво!
— Кусочек фирменного торта «Белая черемуха» поднимет вам настроение, — улыбнулся Степан.
Я смотрела на него и поражалась. Его лицо вдруг осветилось широкой улыбкой, глаза стали теплого медового цвета. И почему я вообще решила, что они у него черные? Странно, и смотрел он прямо, не отводил взгляд.
Но долго размышлять над этими переменами мне было некогда. Колокольчик звенел весь день, не умолкая. К вечеру мы продали все заготовленные сладости, торты и пирожные.
В обеденный перерыв мне пришлось стоять у плиты и выпекать новую порцию пирожных. Я ограничилась эклерами. Их можно было сделать быстро и легко. Я отправила Степана в магазин за творожным сыром «Рикотта» и сгущенным молоком, а потом заставила осторожно взбивать ингредиенты.
Крем получился нежным, воздушным, похожим по вкусу на пломбир. Я сварила глазурь и разделила ее на три части. В одну порцию добавила цедру лимона, в другую — ванилин, а в третью — шоколад. Получилось три блюда разноцветных пирожных.
Они едва успели остыть в холодильнике, как тут же пошли в дело. Я устала так, что к вечеру едва стояла на ногах. Хорошо еще, что Людмила забрала Леночку к себе.
Когда вновь звякнул колокольчик, я была в кухне, готовила последнюю на сегодня порцию пирожных. Гостя принимал Степан. Я стояла спиной к двери, как вдруг кто-то крепко обнял меня сзади и заверещал:
— Ритка! Я приехала!
Я обернулась: сзади стояла Анжела. Ее глаза радостно сияли, руки были распахнуты для объятий. Я кинулась к ней, как к самому дорогому человеку. Мы расплакались. Обе. Сами не поняли, почему, но заревели в два голоса. Степан растерянно посмотрел на нас, а потом махнул:
— Ну, бабы! От горя воете, и от счастья тоже.
— Точно! Ритка, чего мы, дуры с тобой ревем? Я же теперь никуда не денусь, рядом буду.
Мы засмеялись. Я вызвала Анжелу сразу, как только начала заниматься кафе. Но она никак не могла решиться расстаться со своим альфонсом-кавалером, который прочно сидел у нее на шее и пил кровь, как паразит.
— А своего обормота куда дела?
— Да, пошел он… лесом! А то и подальше! Просто собрала чемодан и сбежала. Я теперь бомж. Пустишь, подруга, переночевать? Я тебе полы в кафе вымою.
Мы снова обнялись. Быстро убрались в зале, приготовили ужин, пока Степан занимался подсчетом сегодняшней выручки, и сели за стол. Нам предстояло еще много обсудить и спланировать. Уже первый день показал, что даже втроем мы не справимся с таким наплывом посетителей.
— Знаешь, подруга, — начала Анжела. — Я тут наблюдала немного, пока ты была занята. Дороговаты цены для студенческого люда. Первый день они пришли поглазеть, но в следующий раз появятся только со стипендии.
— И что ты предлагаешь?
— А если установить еще фритюрницу и выпекать пончики? Просто посыпанные сахарной пудрой или с начинками. Для студентов — самое то.
— Это было бы здорово, вот только пончики опускают кафе на разряд ниже. Не хочу с самого начала превращаться в забегаловку.
— Да, согласна. Ладненько, пошли печь торты. Придумаем что-нибудь.
Мы еще два часа работали на кухне. Вместе было здорово все делать и в два раза быстрее. Степана отправили домой: хотелось поговорить, вспомнить былые дни.
— Антон так и не появился?
— Нет. За пять лет ни слуху ни духу. И семья пропала.
— Рит, а ты не думала, что у Стрельниковых что-то случилось?
— Думала, но ответ найти так и не смогла. Помнишь, мы со Степаном ездили к ним домой, и я упала в обморок?
— Ну.
— Я тогда в больнице встретила Анну Анатольевну.
— Да, ладно! И что? — Анжела так и застыла с руками, перемазанными мукой.
— Ничего. Прошла мимо, толкнула только меня и исчезла.
— А ты не поинтересовалась, что в стационаре делала мать Антона.
— Степан спросил в регистратуре, но ему ответили, что она родственника навещала.
— В зачуханной больничке? Великосветская дама? Что-то верится с трудом.
— Да, я и не выясняла потом. Узнала о беременности и, мир перевернулся.
О том, что я вчера в трубке слышала Антона, я не сказала. Не захотела, потому что сама не знала, как отнестись к этому факту. Анжела еще решит, что у меня глюки на почве усталости.
Мы сходили к Людмиле, которая жила недалеко, за Леночкой, уложили дочку спать, а потом и сами устроились вместе на моем диване. Я уткнулась носом в подушку, мечтая еще раз на секундочку почувствовать мужской аромат, втянула ноздрями воздух, а потом рассердилась на себя и сдернула наволочку.
— Ты чего? — сонно спросила Анжела.
— Так.
Я сменила наволочку и легла, сердясь на себя. «Все! Больше никаких воспоминаний! Жизнь продолжается!» — засыпая подумала я, еще не зная, что прошлое стучится в двери и вот-вот появится на пороге.
Глава 15. Антон
Ко мне кинулись отец и доктор Гринберг, но оторвать мои руки от балюстрады было не так просто. Я вцепился в неё намертво, желая показать родителям всю решимость, на какую был способен. Если нельзя по-хорошему, буду действовать своими методами.
— Антоша, зачем ты так? — рыдала мама, ломая рядом руки.
— Не трогайте Риту! Не позволю! — шипел я, брызгая слюной.
Меня трясло от злости и отчаяния, в глазах помутнело, я боялся только одного: потерять сознание и не довести задуманное до конца.
— Хорошо, хорошо, мы поговорим, я обещаю, только отпусти, — дышал тяжело отец.
Я видел, как он взволнован, слышал, как дрожит его голос, но в этот момент ненавидел всем сердцем обоих родителей: мать за настырность и непреклонность, отца за слабость.
— Помогите, доктор! — услышал я рыдающий голос матери. — Он сошёл с ума!
— Я вам покажу! Не трогайте Риту!
Внезапно я почувствовал укол в шею. В голове зашумело, руки ослабли. Я отчаянно ещё хватался за перила, но пальцы уже разжались, и меня оттащили от балюстрады, а потом кресло выкатили в холл.
— Отвезите его в палату, — приказал доктор Гринберг кому-то, но я этих людей уже не видел, голова закружилась, перед глазами сгустился туман, и сознание померкло.
Проснулся в палате. Мать сидела рядом и листала страницы смартфона. Кстати, моего. Она меня не замечала: была сосредоточена на занятии.
— Ну, и что ты там обнаружила?
Мама вздрогнула и посмотрела на меня, потом ласково провела тёплой ладонью по руке. Я дернулся.
— Ты проснулся, — мягко произнесла она. — Как ты нас напугал!
— Ты до самой смерти будешь контролировать мою жизнь? — зло вырвалось у меня.
— Зачем ты так? — в ее голосе звучала обида. — Мы с папой тебе добра желаем.
— Ваша забота, как цепь на шее: душит и душит. Ты посмотри в интернете, сколько людей с такой же травмой, как у меня, живут полной жизнью! Посмотри. Они могут жениться, заниматься любимым делом, а я? Ты оградила меня от внешнего мира, заперла здесь! — я уже кричал.
Мама вскочила и нажала кнопку вызова медсестры.
— Позовите доктора Гринберга! Сыну плохо!
— Мне плохо? Да, мне плохо! От вас! Видеть тебя не могу! Убирайся!
Я схватил с тумбочки кружку-поильник и кинул ее в стену.
— Девушка! Срочно в палату! — взвизгнула мама.
«Господи, что делаю, идиот! Нельзя!» — я вдруг ужаснулся поведению и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Черт! Перестарался с эмоциями. Опять придут и сделают укол.
— Мама! Ма-ма! Со мной все хорошо. Я просто рассердился, — уже спокойнее сказал я, хотя внутри все дрожало от гнева. — Ты теперь постоянно будешь держать меня на препаратах? Тогда лучше вообще не жить!
— Ты меня пугаешь, сынок, — в ее голосе опять зазвучали слезы.
— Это ты меня пугаешь. А как же обследование? Оно не даст результата, если я буду все время в полусонном состоянии.
В палату вбежала медсестра.
— Что случилось? У доктора сейчас приём пациентов.
— Все в порядке, — устало ответила мама. — Я переволновалась.
Медсестра проверила капельницу, записала данные приборов. Озадаченно поглядела на разбитую кружку. Мы молчали, стараясь не смотреть друг на друга.
— Давай поговорим, — начал я, когда медсестра вышла. — Зачем тебе понадобилась Рита?
— Доктор Гринберг сказал, что причина твоего нового состояния в ней. Антон, почему ты не хочешь попробовать? Вдруг и правда это поможет?
— Мама, я тебя знаю. Только тебе дай добро, и ты потопчешься по чужой жизни и уничтожишь все, как слон в посудной лавке.
— Зря ты так. Я постараюсь осторожно.
— Нет. Я против! Если появился сдвиг в моем состоянии, то он не связан с этой девушкой. Я ее уже пять лет не видел. Неужели ты думаешь, что мимолетное увлечение может стать любовью всей моей жизни? Не смеши! Сколько у меня этих девчонок было!
— Тогда я ничего не понимаю. Почему?
— Обычное совпадение. Мы ведь вспоминали не только наш идиотский спор. Кстати, ты мне можешь вернуть телефон, или я заложник без права общения?
— На, держи.
Мама протянула мне мобильник, я чуть не икнул от удивления. Получается, Дима выполнил мою просьбу. Надо же! Может быть, у меня появился союзник?
— Ладно, я пойду. Папа волнуется. Надеюсь, все будет хорошо?
— Если ты мне дашь слово!
— Не трону я твою Риту, успокойся.
***
Анна Анатольевна вышла из палаты и замерла у приоткрытой двери. Она не могла уйти, не проверив, чем занимается ее беспокойный сын. Она так устала за годы болезни и отчаяния!
Антон листал страницы телефона и, кажется, был доволен. Мать вздохнула и побрела по коридору. Нужно пойти к врачу, встретиться с мужем, о чем-то поговорить, кого-то убедить, а силы закончились. Взяли и закончились. Волевая и решительная женщина, которой она была, превратилась в страдающую мать, потерявшую надежду.
Анна Анатольевна заметила диван, стоявший под раскидистой пальмой, и устало опустилась на него. Он тоже тяжело вздохнул и заскрипел, будто жаловался на свою судьбу.