— Откуда в тебе столько злости? — простонала мама.
— От тебя, дорогая мамочка. Каждое действие имеет своё противодействие. Третий закон Ньютона.
— Но что я тебе плохого сделала? Это ты женился тайком и молчал об этом пять лет.
— Ой, вот только не надо фальшивых слез! Папа, она прекрасно все знала, следила за мной с помощью Пашки, а потом тайком удалила запись о нашей регистрации в загсе. Представляешь! Ты говоришь, она ночей у моей постели не спала? Чушь все это! В это время она думала, как избавиться от моей жены. Твои помощники, мамуля, не погнушались и книгу записей украсть.
— О боже! Вразуми этого несносного мальчишку! Что он несёт? Кто тебе внушил эти безумные мысли?
Мама вскочила, залпом выпила мое вино, к которому я даже не притронулся: так противно мне было, с грохотом поставила пустой бокал на стол и… успокоилась. Растерянность исчезла с ее лица. Оно будто затвердело и стало похоже на египетскую маску.
— Я сегодня разговаривал с Ритой, она и рассказала.
— Ничего удивительного. Я так и знала! Коля, он все эти годы общался с девчонкой? Она тебе дороже своих родителей?
— Мне дороги все! — меня уже трясло.
Если несколько минут назад я ещё контролировал свои эмоции, потому что выиграть время и найти паспорт было важнее, то теперь меня уже понесло. Я схватился за ручки кресла и отъехал максимально далеко от родителей, чтобы в отчаянии не плеснуть в эгоистичные лица остатками вина.
— Не заметно, — подлила масла в огонь мама.
— Я старался забыть Риту. Как я мог приковать любимого человека к постели инвалида?
— Господи! И за что нашей семье такое наказание?
— Рита не наказание. Я умираю, как хочу ее увидеть, но не знаю теперь, как вымолить прощение за годы молчания. А ещё и ты тут лезешь со своими планами! Хочешь, чтобы одним ударом развязал этот узел? Могу! Давай! — я сверлил мать взглядом и кричал.
Отец неожиданно сделал два шага ко мне навстречу, и в ту же секунду кожу обожгла пощечина. Я вскрикнул и схватился за лицо.
— Остановись уже, сын! — тихо, но твёрдо сказал он. — Есть предел обвинениям.
Да, точно! Предел есть. Я осознал это только сейчас. Предел моему терпению, предел веры в родителей, предел страданию. Все! Больше не хочу! В голове прояснилось. Краем глаза я заметил, как Дима спускается с лестницы, довольно улыбаясь, и снова пошёл в атаку:
— Мама, скажи, зачем ты уничтожила мой брак?
— Аня, ты и вправду это сделала?
— Конечно, нет! — мать подняла руки вверх. — Я первые недели после аварии и думать не могла о другом! Вы меня совсем чудовищем считаете?
— Дорогая, я тебе верю, верю, — отец обнял мать, та прижалась к его плечу и заплакала.
— Ладно, мы поехали в клинику, — сказал я и направил кресло к выходу.
Я устал. Смертельно устал. Эти дни буквально выжали из меня все силы. Мать утверждала, что она не причастна к исчезновению документов, я не знал: ей верить или нет, но пока и думать об этом не мог.
— Останься дома. Куда ты, на ночь глядя.
— У меня нет дома, — упрямо буркнул я.
— Негодный мальчишка! — воскликнула только что успокоившаяся мама. — Хочешь меня до инфаркта довести?
— Не хочу, поэтому лучше я поеду в клинику. Дима…
Дима мгновенно понял, что от него требуется. Он распахнул дверь и помог мне выехать на веранду. Мы уже были в машине, когда я увидел, как мама выбежала на веранду, размахивая руками. В ее руках был телефон.
— Поехали, быстрее.
Дима завел мотор, сделал почетный круг по дорожке, мелькнул габаритами. В зеркало я наблюдал, как мама одним огромным шагом слетела с крыльца и побежала следом. Охранник затормозил.
— Поехали! — приказал я.
— Может, что-то случилось?
— Очередной бзик мамы, не обращай внимания. В руках завибрировал телефон: отец. Я нажал на кнопку выключения: не хочу больше сегодня разговаривать. Надо собраться с мыслями.
— Куда сейчас?
— Мой загранично паспорт нашёл.
— Да.
— Тогда едем в аэропорт.
— Не рано?
— Пока доберёмся, решим все вопросы с посадкой в самолёт, тебе билет купим. Я бы ещё и от ужина не отказался. Столько энергии сжёг, что желудок сосет.
Дима ничего не ответил. Неожиданно все запланированное удалось. Система обслуживания инвалидов встретила нас у входа, и мы без проблем прошли все процедуры перед посадкой.
Да два часа до вылета нас разыскал Максим. Он радостно болтал, не останавливаясь, будто у него открылся кран словесного поноса. Мне бы тогда задуматься, прислушаться к его словам и насторожиться, но я слишком устал, поэтому воспринимал все отстранённо.
В самолете я сразу отключился и проснулся только перед посадкой. Болело все тело, не привычное к такой нагрузке. Пальцы левой руки онемели, телефон, зажатый в правой ладони, неожиданно выскользнул и упал на пол. Пока Дима добывал его из-под кресла, я удивлённо прислушивался к себе. В чем дело?
Ответить не успел: нужно было выбираться из самолёта. Меня встретили первого, провели через паспортный контроль и таможню без проблем. Макса ждал личный водитель, поэтому он спросил:
— Вас куда отвезти?
Хороший вопрос. Об этом я не подумал, когда планировал сбегать из Израиля. Я постоянно думал о Рите, но появиться перед ней в таком разобранном виде, не мог. Ещё мне совершенно не нравились мои руки, которые вели себя как-то странно, будто жили своей жизнью, вдали от хозяина.
«Ладно, отдохну хорошенько, потом все наладится», — решил я и сказал:
— Дим, закажи номер в отеле.
— Не нужно заказывать номер, — услышал я сзади мамин голос.
Я обернулся и остолбенел: недалёко от нас стояли родители.
Глава 24. Павел
Павел размашисто шагал к машине, и злость переполняла его до краев. После случившегося пять лет назад с Антоном, он научился сдерживать свою необузданную натуру. Выбрал холодный способ общения с неугодными людьми. Но эта тощая девица с большой грудью и дворовыми замашками умудрилась вывести его из себя.
Он покосился на Машу. «Интересно, у той нищенки тоже силиконовая грудь или своя?» — вылезла любопытная мысль.
Пашка встряхнул головой: что за идеи? И какое ему дело до титек Ритиной подружки? Надо было ей вмазать хорошенько, чтобы не имела привычки на мужиков наскакивать.
— Паша, ты уйдёшь просто так? — тронула его за локоть Маша. Она тяжело дышала, словно запыхалась от бега. — Тебя оскорбили, а ты уйдёшь?
— А что ты предлагаешь сделать? Взорвать кафе? Анна Анатольевна просто попросила узнать информацию, и все. Никому лишняя шумиха не нужна.
— Я тебя просто не узнаю, — капризно надула губы она, забираясь на пассажирское сиденье рядом с водителем. — А меня зачем сюда потащил?
— Торт в этом кафе вкусный, вот и хотел угостить, — буркнул Павел.
Он и сам теперь не понимал, с какой целью взял с собой Марию. Думал, если рядом будет женщина, его визит покажется случайным и не вызовет подозрения. Однако все повернулось иначе.
Он открыл дверь джипа и оглянулся, будто что-то его толкнуло в спину. В кафе появилась маленькая девочка и мужчина. Но обдумать, откуда они там, он не успел: заметил, как Анжела показывает средний палец через стекло!
Пашка сплюнул, сел, резко повернул ключ зажигания, и послушный внедорожник мгновенно тронулся с места.
— Спасибочки, наелась от души, — Маша обиженно поджала губы.
— Ладно, не злись! Я же не знал, что Ритка здесь директором работает. Нищенка поднялась, удивительно просто.
— Ты долго ещё собираешься быть на побегушках у матери Антона? Или по-прежнему не избавился от чувства вины? — поинтересовалась Маша, когда они уже отъехали на приличное расстояние от кафе.
— Не говори ерунды! Какое чувство вины?
— Ну, если бы ты тогда Стрелу не подначивал, все сложилось бы по-другому.
— Кто ж знал, что он влюбится? Ты, вон, — Пашка покосился на грудь девушки, — не смогла завлечь его своими прелестями, как ни старалась.
— Пашечка, я теперь с тобой, — Машка взяла его под локоть и нежно прильнула к плечу. — Как вспомню памперс Антона, так вздрогну. Ночами первые дни спать не могла: все перед глазами стоял.
— Хочешь, чтобы мы в аварию попали? — отстранился он, выдергивая руку.
Откровения Маши неожиданно всколыхнули негативные эмоции. Он едва удержался от грубости. Снится ей памперс, видите ли! А то, что она Антона когда-то любила, не считается?
Теперь ему, Пашке, было немного стыдно за вспышку ревности на вилле. Нашёл, кого ревновать! Да Машка ради выгоды ляжет в постель к кому угодно!
Он покосился на соседку и вдруг неподвижно уставился на дорогу. Почему-то Маша раздражала. Пашка прислушался к своим чувствам. Что такое? Столько лет эта недоступная девушка сводила его с ума! Он умирал от ревности к Антону, кипел ночами от злости, придумывая пакости другу, а теперь?
Что изменилось?
Почему, как только Маша заинтересовалась им, пропал азарт, исчез аппетит. Теперь его совершенно не тянуло отведать восхитительного модельного тела. Это как пробовать заморский деликатес: положил в рот, посмаковал, проглотил и… хочется жареной картошечки с соленым огурчиком.
Он покосился на Машу и не почувствовал былого влечения, словно пелена слетела с глаз, пропало очарование. Не наполнился рот слюной, не задрожали колени, не появилось покалывание в пальцах, когда умрешь от желания, если не дотронешься. Все это исчезло в одночасье, будто и не было долгих лет страдания.
— Нет, что ты! — Маша села ровно, но ее ладонь осталась лежать на бедре у Пашки. Она медленно повела пальцами вверх. — Поехали ко мне?
— Давай.
Павлу было все равно, куда податься, лишь бы избавиться от непрошенных мыслей, сжигающих его изнутри уже несколько дней.
Как только они закрыли дверь Машиной квартиры, он набросился на неё в прихожей. Девушка только попискивала, но отвечала на все его прихоти и желания. Секс был быстрым и страстным.
— Давай! Ещё! — кричал он. — Сильнее, детка! Будь шлюхой! Ещё!