– Да везде, – буркнул Барлар. – Тут полно притоно… то есть таверн и трактиров. Вон трактир «Сизый нос», там завсегда пожрать можно. И недорого.
Последнее он ляпнул уже чисто машинально, потому что его спутник в поблажках типа «здесь подешевле» явно не нуждался.
Барлар был зубастым и ершистым малым, и, после того как они, протолкавшись сквозь крикливую толпу, вышли с территории рынка, он уже пришел в себя. Спросил задиристо:
– А вы, дядя, наверное, из высших? Эрм… дворянин? Нет? Ну и ладно. А что это вы сюда забрели? Скучно, верно, стало. Пить вина из золотой посуды и закусывать разными яствами… вот, шоколадом во фруктовом сиропе? А как вас зовут, дядя?
– А как хочешь, так и зови.
– Прямо как хочу?
Пальцы сжались на руке Барлара так, что он едва не взвизгнул. Впрочем, перетерпел: ему и не такую боль на своем коротком веку приходилось переносить. Особенно когда родной брат Камак, сволочь, еще на свободе гулял. Но Барлар сказал звонко, почти весело:
– А давай я буду звать тебя Абурез. Так звали одного моего знакомого жестянщика. Жил он в Лабо, пил как лошадь, играл в кости. Проиграл все – лавку, деньги, инструменты, дом. Собаку, осла, жену. А потом решил помереть, спрыгнул с крыши дома, свалился прямо на пьяного стражника. Сломал тому шею, да и сам умер. Его судили посмертно за убийство стражника. Приговорили к повешению…
– Хорошие у тебя знакомые, – сказал новоиспеченный Абурез. – А тебя-то как самого зовут?
– Барлар.
– Да ну? – Человек поднял брови. – Прямо как покойного короля, отца нынешней правительницы. Интересно. Гм… А вот и «Сизый нос».
«Сизый нос» оказался вполне типичным трактиром, из категории тех, что предназначены для простого люда: довольно убогое заведение с кривой вывеской, скрипучей дверью, обитой черным драным войлоком, и достопримечательностями в виде валявшихся на входе пьяных мычащих матросов и одного недвижного уличного актера с всклокоченными слипшимися волосами и почему-то без штанов. Актер, кажется, уже умер, но на это никто не обращал внимания.
Толстая проститутка, размалеванная во все цвета радуги, с вычерненными губами и веками, стояла у входа в эту замечательную таверну, навалившись слоноподобным задом на дверной косяк так, что он стонал под тяжестью этого мяса. При приближении Барлара и его уже не безымянного спутника она подхватила с порога поднос, на котором в тавернах разносили заказы, и, вывалив на него свою увесистую левую грудь, промурлыкала:
– Ну что, мужчины… не купите немного свежей говядины?
– Ты это брось, тетка, – сказал человек в сером плаще, передергивая плечами то ли от недоумения, то ли от отвращения, – нечего мне мальчонку развращать.
– А чего мне его развращать, – последовал ответ, – я его не… ничего. Его длинная Манара развращает. Он ее на прошлой неделе на чердаке, когда, значит, спер у гончара из Бидо пять пирров…
– Что ты плетешь, корова?! – прикрикнул на нее Барлар и топнул ногой.
– Так, – сказал Абурез, человек в сером, – прекрасно. Я вижу, тут заповедник чистых нравов. Пойдем, Барлар.
12
В трактире «Сизый нос» тускло горели светильники. Воздух был так сперт и мутен, что казалось, будто эти светильники – и не светильники вовсе, а размытые желтые пятна, висящие у потолка, а еще на входе в трактир, в жарком, влажном от дыхания и испарения мареве.
Появление двух новых посетителей осталось незамеченным для большей части пестрой, разношерстной, взлохмаченной людской массы. Помещение, в котором очутились человек в сером плаще и воришка с базара, походило на большую и чрезвычайно нечистоплотную парную баню. Кого здесь только не было! Кто только не «парился» в этом длинном, широком, с низким дымным потолком зале! Торговцы в просторных балахонах, под которыми удобнее прятать выручку, матросы в длинных зеленых блузах, стражники в расстегнутых камзолах, с визжащими на коленях полуголыми девками, крестьяне, шарлатаны, карточные шулеры, обычные пьяницы, шуты и балаганные актеры с длинными пропитыми лицами и гуттаперчевой мимикой. Кто колотил игральными костями по столу, кто уже отыгрался и мирно лежал головой в блюде, полном обглоданных останков какого-нибудь старого осла, выдаваемого здесь за молодого барашка. Заезжий фокусник представлял «чудеса». В темном углу на трех шкурах лежала почти голая девка с широко раскинутыми ногами и принимала выстроившихся в очередь кавалеров. Стоящий в очереди первым беззубый тип убивал время тем, что кидался обглоданными костями в мокрую спину счастливца, уже взгромоздившегося на шлюху и теперь вовсю старавшегося… Пьяный кровельщик колотил рукоятью своего ножа по изрезанной, изрядно выскобленной столешнице и, фальшивя, орал во весь голос популярную кабацкую песенку: «Мой кум игрок и мот, А я мальчо-о-онка скро-о-омный…»
Абурез быстро сказал:
– Нам, наверное, туда.
И указал пальцем на светящийся прямоугольник входа в «чистую» половину трактира. Там, за стеной, в отдельном зале, относительно прохладном и прибранном, бывали более состоятельные посетители – купцы, военные, стражники из числа тех, кто при деньгах, порой даже дворяне, Ревнители и жрецы Храма, которых угораздило попасть в такое милое местечко, как таверна «Сизый нос». У входа в «чистый» зал на огромной винной бочке восседал хозяин заведения и короткими небрежными жестами рассылал во все концы трактира расторопных, быстроногих половых с вороватыми повадками. У хозяина – оплывшее, как сальная свеча, лицо с желтыми глазками, похожими на фальшивые медные монеты. Когда тип с дурацким именем Абурез и воришка Барлар приблизились к нему, он вскинулся, сдвинул густые брови, поморгал, а потом расплылся в широкой улыбке:
– Прошу, господин! Ждал тебя, ждал!
– Меня?
– А я всех жду, кто при деньгах! Прошу, проходите!..
– Люблю откровенных людей, – сказал Абурез. – Идем, парень. Что-то есть охота. Запашок тут, конечно, не ах, но мы ведь не запахами собрались питаться, верно?
Он подмигнул. Барлар ухмыльнулся. Новый знакомец все больше нравился воришке. Видно, тоже отчаянный парень, хоть и при деньгах!..
В «чистой» половине было куда меньше народу. Барлар внутренне напрягся: здесь сидели несколько стражников, в том числе знаменитый на весь базар и прилегающие кварталы Хербурк. Этот громогласно хвалился своим успехом у какой-то знатной дамы, у которой дядя – богач и терциарий[9] (врал аж за ушами трещало). Когда Хербурк с третьей попытки выговорил слово «терциарий», все уважительно закивали и поверили. Стражники играли в кости. Напротив каждого стояли стакан, бутылка и лежала кучка медных и серебряных монет.
Барлар и Абурез сели неподалеку от них, за крайний столик. К ним приблизился половой и принял незамысловатый заказ: суп, жареное мясо, кувшин вина. В трактире имелся Столп Благодарения, но извергаемое им было настолько низкого качества, что посетители предпочитали употреблять съестное, приготовленное тут же.
– А что так мало выпивки? – спросил Барлар, выразительно глядя на вино. – Нам на двоих этого…
– На двоих? Это мне одному. А вот тебе вина не надо, – сказал Абурез. – Ты ешь побольше, вон какой худой.
– Почему это не надо вина? – спросил, насупившись, Барлар.
– Мал еще. Воровать не мал, а вот пить мал. Конечно, ты можешь сказать, что я не твой отец, чтобы тебе что-то запрещать…
Барлар хмыкнул и энергично возразил:
– Да мой папаша и не обратил бы на меня внимания, если бы я даже надрызгался и валялся в вонючем корыте, из которого он обычно кормил свиней и старшего брата Камака, когда тот приходил хуже свиньи. Да любая свинья приличный человек по сравнению с моим братцем! М-да… особенно аэрги из Беллоны со мной согласились бы. У них, говорят, есть святилище Железной Свиньи.
– Ты и говоришь бойко, смышленно, – вполголоса отметил Абурез. – Обычно твои сверстники и коллеги, базарные воришки и попрошайки, два слова связать не могут.
– Их счастье. Был у нас один красноречивый, Вассил звали, так тот говорил, что по твоей грамоте. Вот он однажды и завернул что-то пышное, да прямо при Хербурке, начальнике стражи. – И Барлар, быстро оглянувшись на стражников, дерзко высунул язык. – А было там зараз сказано не семь слов, как положено таким, как мы. А штук двадцать аж!.. Хербурк давно зуб точил на Вассила, так его тут же загребли и через день язык ему отрезали да рыбам скормили, вот и вся недолга.
– Этот Вассил твой ровесник?
– Да, ему тринадцать лет тогда было, как и мне сейчас.
Человек в сером плаще кивнул. Он молчал до того момента, как половой принес заказ. Барлар с жадностью накинулся на еду, да и его собеседник, был, по всей видимости, изрядно голоден.
Стражники же, подвыпив, затеяли следующий замечательный разговор:
– Да что там толкуют о неуловимости этого Леннара и его шайки?! – ораторствовал Хербурк. – Это все потому, что розысками руководит не иначе как альд Каллиера, фаворит королевы, эта беллонская скотина, свинотрах! А что может понимать в серьезном деле придворный шаркун? У него еще в малые годы мозги подморозило.
– Говорят, что у них в Беллоне такая холодрыга, что, когда идешь помочиться, струя замерзает в воздухе!
– Они, наверное, ходят греться в тамошние Язвы Илдыза!!
– О-хо-хо!!!
– К тому же, – продолжал красноречивый стражник, – я так думаю, он… ха-ха-ха… сам тайный еретик и сочувствует этим скотам – Леннару, Ингеру и другим главарям банды!
– Потише, друг Хербурк, – остановил его приятель, – ты не очень-то…
– А что? Я тут царь и бог, на этом вонючем рынке! – сделав здоровенный глоток вина, разглагольствовал Хербурк и, выхватив из ножен саблю, которая больше служила отличительным знаком его власти, чем действительно была боевым оружием, вогнал ее в деревянный пол. – И что?.. У меня сам старший Ревнитель Моолнар… я его давно знаю!.. А что этот ледяной альд Каллиера против Храма? Подумаешь, начальник охраны правительницы! Так… червячок на крюч