Она надеялась, что им кто-то попадётся по пути и скажет чародею: «Что же ты пленил несчастную девушку? Привязал и гонишь, как скотину». Но дорога стелилась вдоль болот, конь неспешно шагал, Мавна спотыкалась и кое-как ковыляла, а по пути так никто и не попадался.
Илар провёл рукой по шее. Кожу слегка жгло, через горло шла кривая засохшая царапина. Не столько больно, сколько унизительно. Он скрежетнул зубами. Как звали того чародея? Лыко? Наверняка подвернётся случай отплатить ему за унижение. А если не подвернётся, то Илар сам всё устроит.
Он проснулся рано, солнце ещё не выползло из-за леса. В комнату лился серый свет, небо казалось белым из-за сплошных тонких туч. Все ещё спали, и Илар, чтобы не шуметь, осторожно прокрался во двор, не надевая ни рубахи, ни обуви, в одних штанах.
Трава блестела от росы, заборы тоже стояли словно облитые, тёмные от влаги. Пахло сырой землёй и мокрыми углями – наверное, ещё с тех пор, как тушили избы после нашествия упырей.
На углу дома стояла бочка для сбора дождевой воды. Илар не помнил, чтобы она когда-либо пересыхала, даже в самые жаркие лета воды было по крайней мере на две трети – так часто лило в Сонных Топях. Илар набрал воды в ладони и плеснул на тело. Недовольно фыркнул по-кошачьи, растёр капли по коже и умылся уже тщательнее, едва сдержавшись, чтобы не сунуть голову и шею целиком в бочку. Поскрёб засохшую корку на царапине и хмыкнул: если останется шрам, будет стыдно рассказывать, откуда он. Придумать бы героическую историю, которую бы с удовольствием слушали девушки… Да только в придумывании историй он никогда не был силён.
В пекарской стояла тишина. Илар накинул чистую рубаху, но так и остался босиком. Пахло закваской и мукой, в печи тлели угли, подброшенные с вечера, и в тепле подходило в бочках тесто для утреннего хлеба. Ни Айны, ни Мавны пока не было, а через пару часов начнут выстраиваться деревенские за свежими караваями и булками для детей.
Илар засучил рукава, перевязал волосы тесёмкой – чтоб не лезли в глаза и не падали в тесто. Растопил печь: пусть разгорается, пока он будет возиться с тестом. Запустил руки в бочку по локти и даже глубже и начал перемешивать тесто, подтягивать вверх и опускать. Лопались дрожжевые пузырьки, сильнее запахло тёплым хлебным духом, и тесто слушалось его, поддавалось умелым сильным движениям, становилось гладким и совсем не липким.
Сформовав две дюжины караваев, Илар отправил их в разгорячённую печь и отёр лоб мучной рукой. Взял корыто с другим тестом, послаще, на булки и не успел выложить на стол для вымешивания, как в дверь постучали.
– Айна? – буркнул он. – Входи.
«Чего это стучать удумала», – подумал ворчливо.
Но стук повторился. Значит, всё-таки не Айна. Илар обтёр руки об рушник и распахнул дверь.
На пороге стояла Купава с крынкой в руках. Платок почти сполз с её головы и не прикрывал густые чёрные волосы, заплетённые в свободную толстую косу, перекинутую через плечо. На бледном лице горел румянец, да и нос покраснел – от утренней прохлады, наверное. Хотя глаза были ещё чуть припухшими со сна: вряд ли Купаве понравилось вставать так рано.
– Мавна ещё спит, – сказал Илар вместо приветствия. – Проходи.
Купава мельком улыбнулась и вошла в пекарскую. Крутанулась, отряхнула от муки край стола и встала, прислонившись спиной.
– Я тебе вот молока принесла. Козу подоила. – Она протянула Илару крынку, покрытую тряпицей.
– Да не стоило. – Илар растерянно принял подарок, приподнял тряпицу и вдохнул тёплый запах. – Скоро хлеб будет готов. Хочешь, подожди Мавну тут.
Он старался не смотреть на Купаву, снова отвернулся к тесту и начал катать сладкие кругляши-заготовки для булок. За спиной послышался тихий вздох.
– Илар, – мягко произнесла она. – Мы с Мавной виделись прошлым вечером.
– Ну, вы же подруги.
Купава ненадолго замолчала, а Илар не мог взять в толк: для чего она это сказала? Разве он не знает, что они с сестрой каждую свободную минуту проводят вместе?
Руки утопали в тесте, более мягком и тёпло-золотистым от желтков и масла. Потянуть, сложить, ударить об стол. Перевернуть, потащить, сложить…
– Мавна плохо себя чувствовала. У неё… болела голова. И она сказала, что хочет отоспаться до обеда.
– Так и сказала? – Илар обернулся на Купаву через плечо. Та по-прежнему стояла, прислонившись к столу и чуть опустив голову, будто провинилась. Наверное, просто сонная…
– Да. Сказала, что устала и хочет отдохнуть. Да ты и сам подумай: все эти упыри. Она с ними уже много раз сталкивалась. Любой захотел бы отвлечься. А уж Мавна – да что Мавна? Девчонка. Я бы на её месте неделю пластом лежала, умирала от страха.
– Тогда схожу, проведаю. Может, трав каких надо. – Илар отложил тесто и протянул руку за крынкой с молоком. – Отнесу ей.
Купава испуганно вскинула голову:
– Не надо. Пускай полежит. Захочет есть – сама спустится. – И добавила уже мягче: – Дай ей выспаться, Илар. Не тревожь.
В голосе Купавы разлился мёд и рассветное солнце. Илар хмуро посмотрел на свои руки, испачканные мукой, и на разделённое на несколько частей тесто. Да он бы и на пустой стол уставился, лишь бы не встретиться взглядом с Купавой. Отчего-то её присутствие жгло спину, и Илар не мог понять, мешает она ему или помогает.
– Ладно, – ответил он без уверенности. – Пусть спит. Тогда зачем сама пришла?
– Предупредить. И угостить тебя. Наверняка ты ещё ничего не ел.
Угадала. Не ел – глотнул только студёной воды из той самой бочки. Он повёл плечами и украдкой обернулся.
– Не стоило беспокоиться. Спасибо.
Купава всё стояла. Молчание становилось тягостным, но Илар не знал, что ей сказать, и надеялся, что скоро придёт Айна и они смогут обсудить работу хлебной лавки так, будто Купавы тут вовсе не было.
Так и сложилось. Не успел он заплести венком все маленькие булочки, как дверь распахнулась, и Айна – как всегда собранная и деловитая – впорхнула в пекарскую. Купава тут же засобиралась.
– Ну, я пойду. Покровители в помощь. И Мавну зря не буди.
Илар хмуро покивал и открыл ставни окошка, из которого вели торговлю. Снаружи уже стояли первые покупатели.
Сзади послышались свист и топот копыт. Мавна хотела бы оглянуться, но понимала: чуть замешкается, и верёвка натянется, повалив её на землю. Если упадёт, то встать уже не получится, руки-то тоже связаны. А конь и его хозяин не станут оборачиваться и уж тем более ждать, когда она справится. О помощи и говорить нечего.
Оклик вселил в неё надежду. Вдруг тот человек окажется умнее и поймёт, что она не нежичка? Нельзя же вот так связать незнакомую девушку и тащить куда-то. Найдётся и на этого чародея управа.
– А ну-ка, кто это тут у нас? Ба-а, Смородник, да это же ты!
Их обогнал всадник, изо всех сил изображая притворное удивление. Мавна узнала его – он был в деревне вечером, тот самый чародей с тонкой бородкой и чёрными волосами, стянутыми в узел на затылке.
«Смородник», – повторила она мысленно имя своего пленителя. Тот обернулся с кислым лицом и остановил коня.
– Ирник, – хмуро поприветствовал он.
– Что же, ты завёл себе невесту? – Ирник кивнул на Мавну, хитро щурясь. Он с трудом сдерживал злорадную улыбку, то и дело сверкал белыми зубами. – Но она, кажется, не твоего рода. Вам так не положено.
– Это нежичка, – буркнул Смородник, мельком глянув на Мавну. Он постукивал пальцами по своему бедру: наверное, не терпелось снова тронуться в путь, а Мавна тихо радовалась передышке.
Ирник склонился над ней и втянул носом воздух.
– М-м… Чую нежицкий дух. Но на упырицу она не похожа. Как бы снова не ошибся.
– Не ошибусь.
Ирник спрыгнул на землю и дотронулся до лица Мавны. Его рука была в перчатке, но прикосновение всё равно получилось холодным, и Мавна вздрогнула. Он внимательно всмотрелся ей в лицо, потом осмотрел всю спереди и сзади. Потёр бородку.
– Странная у тебя деваха, Смородник. Что не то – не пойму. Но ты давай, попытай удачу. Не думаю, чтобы этого было достаточно для твоего прощения, но вдруг.
Смородник цокнул языком:
– А ты-то сам чего один в дороге? Неужто Боярышник выгнал?
Ирник рассмеялся:
– Погнал, да не так, как тебя. Мы закольцевали Топи – весь удел под нашей ратью. Скачу обрадовать Матушку Сенницу. А то в последнее время её чаще расстраивали.
Последнее слово он произнёс с нажимом. Смородник сдвинул чёрные брови и сделался ещё мрачнее, чем был.
– Ты-то это, – Ирник крутанул пальцем в воздухе у своего рта, – тряпку у неё вытащи. От жажды помрёт ведь. Со всех сторон будет жаль. Мёртвую нежичку не покажешь, а с мёртвой девкой не развеешься.
Он вскочил на коня, насмешливо кивнул Мавне и поскакал вперёд, обгоняя Смородника.
– Скажу Сеннице, что видал тебя. Ну, удачи с нежичкой, Ми-ирча.
Ирник хохотнул и пришпорил коня так, что у того из-под копыт взметнулась дорожная пыль. Минута – и всадника почти не было видно.
Мавна смотрела, как напряглась спина Смородника и как он сперва хотел стегнуть коня, но передумал; потом как-то суетливо потянулся за ножом и снова остановил себя. Наконец он спешился, размашистым шагом подошёл к Мавне и выдернул тряпку у неё изо рта. Язык и дёсны словно обожгло, стало сухо-сухо, и Мавна закашлялась.
– Держи, – буркнул Смородник, протягивая ей свой бурдюк.
Вспомнив, что руки у неё связаны, он вынул пробку и сам плеснул Мавне в рот. Вода пахла шалфеем и свежим сеном, холодная, будто только что из ручья. Мавна чуть не захлебнулась, но Смородник стал лить осторожнее и даже не отнял бурдюк, пока она сама не отвернулась, напившись. Платье на груди и жилетка теперь стали мокрыми.
– Пожалуйста, – процедил Смородник, не дождавшись благодарности.
Мавна зыркнула на него с ненавистью.
– Было бы за что благодарить.
– За жизнь стоило бы. Хотя можно ли назвать тебя живой? – Он вновь забрался в седло и слегка сдавил бока коня пятками. – Но если будешь кричать или звать своих, снова заткну рот.