– И я буду прощён?
Матушка Сенница ответила уклончиво:
– Посмотрим. Всё лучше, чем от безделья маяться и выплёскивать злость на невиновных людей. А пока ступай, мальчик, ступай. Поутру ещё поговорим.
Она похлопала его по плечу, и Смородник повиновался, не стал спорить. Поднялся и, поклонившись, ушёл куда-то прочь. Где будет ночевать, раз даже на порог ратницы не пускали? Мавна мотнула головой. Не её это дело.
Сенница проводила его взглядом, а потом медленно повернула голову и снова посмотрела прямо туда, где пряталась Мавна.
– Ну, выходи, девка.
Глава 13Чары неживых
На крыльце Сенницы было светло – чародейские огни парили у крыши, свет – пусть тускловатый, но тёплый – лился и из оконца. Когда Мавна пряталась за деревом, огоньков не было, но стоило ей выйти из укрытия на негнущихся ногах, как по мановению чародейкиной руки избушка озарилась огнями.
– Ну, и долго ты подслушивала?
Матушка Сенница упёрла кулаки в бока и грозно сверкнула бельмами. Мавна испуганно качнула головой.
– Н-нет. Я никому не расскажу, обещаю.
Сенница хмыкнула, вновь уселась на верхнюю ступеньку и похлопала рядом с собой, приглашая Мавну присесть.
– Да что там. Всё равно ты должна была узнать. Я думала, утром скажу, а ты вон как пришла.
– С утра уже уйти хотела. Шла попрощаться.
Сенница прицокнула губами и недовольно протянула:
– Попроща-аться. А разрешил тебе кто?
– Никто, – призналась Мавна, усаживаясь.
– Вот. – Матушка Сенница выставила вверх палец. – То-то и оно. Без моего позволения тут ничто не случается. Птица не пролетит. А ты уходить собралась. Я тебя впустила, но пока не выпускала. Поняла?
Мавна кивнула, глядя в сторону ратницы. Смотреть в лицо ратной Матушки она стеснялась, а ещё всё-таки боялась белёсых глаз.
– Вот и умница. Пойдёшь завтра утром. Дам тебе попутчиков.
– Смородника. – Мавна скривила рот, будто съела незрелую ягоду.
– И его тоже. А ещё хороший отряд. Проводят вас до половины пути, дальше сами. Дай на шкурку твою ещё разок взглянуть.
Мавна послушно расширила горловину сумки, скользнула пальцами и нащупала шершавую сухость шкурки. Бережно вытащила и, поколебавшись немного, передала старухе.
Сенница распластала шкурку на ладони и поднесла к свету. Мавне показалось, будто в алых огнях сверкнули лягушачьи глаза, но такого, конечно, не могло быть.
– Удивительно, – пробормотала Сенница, осторожно проводя пальцем по бугоркам на лягушачьей спине. – Сбросил, а за существование своё не побоялся.
Мавна поёрзала и повернулась к Сеннице. Любопытство шевельнулось под кожей.
– Как это происходит? Вы знаете, почему упыри носят шкурки?
Сенница тихонько посмеялась, и бусы на её груди забренчали, ударяясь друг о друга.
– Твой приятель сам отдал тебе такую вещицу, саму суть свою, а ты будто бы и не знаешь?
– Не знаю…
Сенница хмыкнула, потешаясь над Мавной, а той не было ни обидно, ни грустно от насмешек – только хотелось, чтобы кто-то наконец разъяснил.
– Ну даёшь. Эта шкурка болотника. Нежити. Помнишь времена, когда только болотники выли на болотах, а водная нежить копошилась в ручьях и прудах, и упырей никто ещё не видел?
Мавна кивнула:
– Помню, как же. Хорошо было. Не страшно.
– То-то. Хорошо. А потом нежить захотела большего. Захотела к людям приблизиться. И те мертвецы, которых земля не принимала, сослужили им помощь. Сущность нежицкая в мёртвое тело легко входит и начинает жить там, как жена в мужниной избе. Такие у них чары неживые.
В их болотистом уделе и правда считали, что не всех мертвецов примет земля – тех, кто умер не своей смертью, ей не отдавали, а относили за ограды, обкладывали ветками, сооружали домовины прямо над телом. Мавна много раз видела такие погребения.
– Чем старше тело, тем проще, – продолжила рассказывать Матушка. Она смягчилась и больше не выглядела рассерженной, наоборот, старалась говорить нараспев, будто Мавна была маленькой девочкой, а рассказанная таким тоном страшная правда превратится просто в жутковатую сказку. – Так они стали упырями. Нежицкий дух, войдя в истлевшее тело, повелевал им, как заблагорассудится. А напившись крови, упырь наращивал себе мяса. Немного, конечно, но лучше, чем бегать и костями греметь. Сразу воплотиться в человека – тяжело, поэтому после лягушки следующий их облик – упырь, бегающий на четвереньках. Не зверь и не человек, а что-то между. Болотники хитрые, берутся из самых земных недр, а метят в людские поселения. Хотят стать людьми, только у них нет ничего людского, лишь пытаются нам подражать.
Мавна вспомнила Варде – бледного, всклокоченного, волнующегося. Она не стала спорить с Матушкой Сенницей, не стала говорить, насколько он был похож на живого, что говорил и двигался совсем как человек, нервничал и поправлял волосы, как любой другой парень из плоти и крови.
– А потом? – спросила она. – Что с ними происходит потом?
– Потом становятся жаднее. Вот тут они похожи на нас: чем больше мы получаем, тем больше нам хочется. Когда-то болотная нежить довольствовалась малым: выла, кричала, заманивала путников в топи да испивала там, как паук мушку. А переселившись в тела покойников, они стали злее, им мало было крови случайно заблудших. Нужно стало охотиться. И чем дальше, тем больше. Теперь вот научились вселяться в тела недавно погребённых. И растить себе другие тела – обращаться кем-то похожим на человека. Был один облик – лягушачий, стало три – лягушачий, упырячий и человечий. Могут менять их, как девка платья, но чтоб дольше держаться в людском, надо больше пить крови. Такой вот расчёт.
– Шкурка тогда зачем? – у Мавны в горле стало сухо, и вопрос прозвучал жалко, хрипло. Неужели Варде пил кровь, чтобы выглядеть парнем?.. Но где же брал жертв? Из деревни никто не пропадал.
– А шкурка, – Матушка Сенница покрутила ладонь, подставляя шкурку под свет и так, и эдак, и бурые бугорки то отбрасывали тени, то ярко освещались, – это вроде их якоря. Начало и конец всего. Начали с того облика, им и закончат. Не сможет нежак долго продержаться без неё. Он должен возвращаться к своему первому облику, отдыхать и набираться сил. Потом охотиться в упырячьем. Человечий облик требует больше всего сил, в нём они пока не могут долго находиться. Потому Смородник с такой яростью тащил тебя сюда: учуял нежицкий дух и думал, что ты из новых, самых сильных и злых, так напившихся крови, что могут по многу дней не перекидываться и полностью вести себя по-человечьи.
«Сожги, тварь и издохнет», – прозвучал в голове голос Малицы. Мавна вздрогнула и спрятала ладони у себя под мышками: становилось прохладнее, да и от таких разговоров мурашки бегали по коже.
– Если уничтожить шкурку, то что станет с нежаком? – спросила она.
Сенница шевельнула пальцами другой руки, и один из огоньков спустился ниже, замерев на уровне её лица. Она повернулась к Мавне и улыбнулась, но в красном свете улыбка вышла зловещей.
– Давай сейчас проверим.
Огонёк приблизился к шкурке – ещё немного, и лёг бы на бурую спинку.
– Нет, – прошептала Мавна. – Пожалуйста.
– Тю. – Сенница разочарованно присвистнула. – Что же, за брата отомстить не хочешь?
– Хочу. Но не мстить. Домой вернуть. Без шкурки я его не найду.
– Это твой упырь тебе так сказал. – Сенница понимающе кивнула. – Ясное дело. Не будет шкурки – не будет дороги. А знаешь, что теперь он не сможет вернуться в первый облик и начнёт от ярости метаться по весям? Знаешь, что теперь озвереет и имя своё может забыть? Долго уже без шкуры, поди. А зверьё без шкуры не живёт. Как и человек без кожи. Погубит многих. А ты – всего его одного, и без тебя уже неживого.
Мавна в который раз поёжилась. От слов Сенницы веяло такой жутью, что даже вечерний ветер не так сильно холодил.
– Зачем тогда он мне её отдал?
Матушка Сенница положила шкурку на ступеньку рядом с собой, склонила голову, будто любовалась диковиной.
– Поди ж его разбери. Выяснишь. Не поверю, будто нежак по доброте душевной помочь захотел. Скорее, его самого шкурка тяготила – а как, это я тоже разгадать не могу. Вдали от шкурки станет мучиться, это ясно. Сколько протянет, не скажу. Но если её сжечь или изрезать, то он не сможет вернуться к своим истокам, к болотнику, потеряет сон, покой и отдых, растеряет разум, а в конце концов умрёт.
– И как я должна дорогу найти? Правда поможет?
Мавна коснулась пальцем шкурки, подцепила за лапку и положила себе на колени, как котёнка. Ей было странно, что нежицкую вещь можно вот так показывать чародеям, да ещё и в самом их логове, но рядом с Матушкой Сенницей она не боялась. Да, опасалась и не слишком доверяла, но верила, что ничего плохого ни ей, ни шкурке здесь не сделают. Быть может, она пожалеет потом о своей беспечности, но пока хотелось просто сидеть вот так подольше, да хоть всю ночь, а с утра пойти обратно к болотам.
– Свет его знает. – Сенница помолчала, пожёвывая губу. – Может, нежак за шкурой своей вернётся и дорогу укажет. Может, как-то иначе отведёт. Это хорошо, что ты мне попалась, девка. Мы с твоей помощью много чего про новых нежаков узнаем. Про тех, которых от людей не отличишь. Так-то они недавно появились, мои молодчики всё больше по упырям стреляют, а того нежака как распознать? Такой заберётся в деревню да и будет каждую ночь по одному утаскивать. Очухаются, когда от села одни куры живыми останутся. Ты-то нам и поможешь.
Мавна задумчиво вертела шкурку, никак не решаясь убрать её в сумку. Как так может сложиться, что эта вещица выведет её к Раско? Выведет, а потом… Говорить вслух об этом не хотелось, но надо было предупредить Матушку, чтоб не обольщалась.
– Я обещала остаться у болотного царя вместо брата. А он домой пойдёт. Так что, боюсь, я мало чем смогу помочь.
– Никто не знает, как будет. И про болотного царя тоже. С чего ты взяла, что твой нежак к нему приведёт? Почему поверила, что твой брат у него? Как ты оставаться собралась? Ай, девка, веришь непонятно чему. Ухо востро держи, всё на ус мотай, но никому не верь. Поняла меня? А если правда сгинешь в болоте, то Смородник вернётся и всё мне расскажет.