Купава смотрела на него, недоверчиво сощурив глаза – густо-синие, в обрамлении пушистых ресниц. Только сейчас Илар заметил, что на бледных щеках у неё есть несколько почти прозрачных веснушек.
– Ты хочешь разжечь искру, это они тебя надоумили? Илар, если бы всё было так просто, кто стал бы прибегать к помощи чародеев?
– Я не знаю, просто это или нет. Быть может, важность чародеев и правда преувеличена. А может, и нет. И у меня нет никакого другого способа узнать, кроме как испытать всё самому.
– Илар. – Купава несколько раз вздохнула, собираясь с мыслями. Илар понимал, что снова смотрит на неё слишком долго, дольше, чем требовали приличия, и отвёл взгляд. – Ты никогда не думал, что чары – это не только то пламя, что приносят с собой отряды? У нежити нет искры, потому что они давно мертвы. Но они умеют… многое. Не такое, как чародеи, но я и не знакома близко ни с одним видом колдовства. Просто… может быть, ты смотришь не в ту сторону?
Купава проговорила это быстро, даже слегка запыхалась, может, отчего-то разволновалась. Похлопав себя по порозовевшим щекам, она вскочила, ещё раз указала Илару на корзинку с окороком и, убегая, бросила:
– Крынки и корзину потом занесёшь. Я пойду, засиделась тут.
Подобрав подол, чтобы не забрызгать дорожной грязью, она кинулась по улице, распугав стайку кур. Илар сложил крынки в корзину: одна была пустая, а во второй ещё перекатывалась тягучая мочёная морошка, солнечная и ароматная, как мёд.
– Парень!
Подняв голову, Илар увидел Боярышника и Лыко – тот едва ли не шею сворачивал, глядя вслед Купаве.
– На рассвете я уезжаю, – предупредил Боярышник. – Вечером в твою избу идём. Будь на месте.
Илар молча кивнул, стиснув челюсти. Он не мог понять, что ему нравится меньше: новость о скором обходе или то, как Лыко смотрел на Купаву.
Глава 14Два сердца
Перед вечерним обходом Илар заглянул в хмельную избу, прихватив с собой несколько сладких хлебов с сушёными ягодами, предварительно завернув их в мягкие белые полотенца. Такая оплата всегда принималась едва ли не охотнее монет, и можно было выменять не одну порцию медовухи, а то чего крепче.
В медовуху ему всё-таки подлили браги, даже просить не пришлось, и после первой кружки в голове расползся такой же туман, какой опускался на болота. Даже за стенами хмельной избы и за разговорами было слышно, что сегодня за околицей поднимается вой.
Скребутся, твари, да внутрь попасть не могут.
Выпив столько, чтобы ноги ещё держали, но совесть унялась, Илар двинулся в сторону дома, не обращая внимания на оклики знакомых.
Отец ещё днём уехал в город за мукой. Предлагал и Илару, но тот отказался – пускай отец ищет других помощников, а оставлять дом и больную мать наедине с чародеями никак нельзя.
Матери, к слову, лучше не становилось. Илар уже приучал себя к мысли, что скоро они с отцом останутся вдвоём – хмурая, молчаливая, неправильная семья, которой год назад сломали хребет, а теперь окончательно растащили по кускам.
Соболь, Сип и Лыко стояли у забора, а Боярышник уже дожидался около входа. Илар мрачно открыл им дверь, сам первый вошёл внутрь, показывая, как лучше пройти между мешками с мукой, которые занесли в сени, спасая от сырости.
Дверь в пекарскую он запер на замок, чтобы не было соблазна заглянуть и туда. Вряд ли чародеям понадобились бы закупленные на торгу продукты – всё же скорее забирали то, что производили тут же, в деревнях, но было бы худо остаться без орехов, сушёных ягод и дорогого изюма. Отцу уже не скажешь, чего докупить, а это означало бы, что до следующей поездки на торг пришлось бы печь только самые простые безыскусные хлеба, а с них и выручка крохотная.
Лыко тут же приметил сундук у входа в комнату и поднял крышку. Илар потёр горячий лоб, растрёпывая волосы. Злость уже начала вскипать где-то под ключицами, даже хмель не затмевал её, но надо бы как-то смириться. Раз так положено, значит, положено. Он не станет затевать драку в родном доме, да ещё и при больной матери.
– Ого! Ты посмотри! – Лыко развернул платье Мавны – праздничное, она его давно не надевала. Жёлтое, как цветы пижмы, с широким расшитым поясом. Платье было куда больше, чем нынешняя Мавна, – сейчас бы утонула в нём, если бы надела.
– Не трожь, – шикнул Илар.
Лыко прищёлкнул губами и ухмыльнулся, показывая дыру на месте выбитого зуба.
– Чья красота такая? – Он обернулся по сторонам. – Не мамкино. Больно по-девичьи выглядит. Что же ты, парень, сеструху-красавицу от нас прячешь? Так я ведь найду…
Лыко бросил платье Соболю, и тот убрал вещь в мешок. Лыко метнулся дальше, в комнату, и стал заглядывать в каждый угол, под скамьи и за печь.
– Красавица, выходи! Чего прячешься?
– Нет её, – рявкнул Илар. – Ушла.
– Куда это? – обернулся Лыко через плечо.
– Замуж пошла в другую деревню. Не найдёшь уже.
– Так а приданое что не забрала с собой? Врёшь, чую.
Лыко схватил с полки ларец – там хранили какие-то специи, но использовали настолько редко, что даже не держали под рукой, – и кинул Соболю. Тот поймал на лету и спрятал к платью.
– Не зверейте, – предупредил Боярышник. Он, как обычно, тенью стоял в углу, ничего не трогал и не брал, молчаливо блестел белыми глазами и слушал разговоры, изредка недовольно кривя рот. – Наверх.
Лыко будто бы только и ждал команды: кинулся по лестнице на второй ярус, и Илар бросился за ним, оттолкнув Сипа.
– Ох ты ж! – Первым делом Лыко вошёл в покои Мавны. Тут всё оставалось таким, каким было в день её ухода: заправленная постель с расстеленным цветастым платком в ногах, столик с тёмным зеркальцем, подарком отца; даже крышка большого сундука оставалась открытой. Илар сухо сглотнул. Нужно было хотя бы навести порядок, чтобы казалось, что тут уже давно никто не живёт.
Лыко по-пёсьи повёл носом и ухмыльнулся.
– Сдаётся мне, ты, парень, врёшь. Чую, пахнет девкой. Духа-ами всякими.
Он подошёл к столику и рывком выдвинул ящик. Загремели склянки с духами и мазями – раньше, когда Раско был с ними, Мавна очень любила душить запястья и за ушами. Илар ворчал: душно, мол, от тебя пахнет, как от лавки со сладостями, а она смеялась. И щёки у неё тогда становились румяные-румяные, пухлые, как два яблока…
Лыко схватил несколько склянок и сунул Соболю в мешок.
– Вот это возьмём. Матушку порадуем или девчонок Желны. А может, тут кто-нибудь на них позарится? – Он мерзко причмокнул губами. – Видел я одну. Черноволо-осая. Глядишь, и легла бы со мной за пару таких вещиц. Как думаешь, парень?
Лыко с таким вызовом посмотрел на Илара, что у него не оставалось сомнений: говорит про Купаву, видел их вчера вместе. Илар заскрежетал зубами, изо всех сил сдерживаясь.
– С тобой и за целый сундук золота не ляжет.
– А ты, стало быть, проверял уже?
Боярышник шагнул к Лыку и хлопнул по плечу.
– Всё, довольно, идём отсюда.
Лыко дёрнулся, будто отгоняя муху.
– Погоди, пусть Сип хоть запишет, что тут у них ещё напрятано. Полные закрома небось в этой девичьей опочивальне. Где сестра-то, говоришь? Уж недавно ушла, чую. И вещиц столько оставила. Неужто прячется? Краса-авица?
Лыко заглянул под кровать, а потом, глумясь, и под крышку сундука.
– Слышал старшего? – рыкнул Илар. – Проваливай. Не твой дом. У тебя никакого нет. Бродишь от деревни к деревне.
Лыко побледнел, ухмылка сменилась оскалом. Медленно поднеся пальцы к груди, он зажёг на ладони алый огонь.
– Дом твой деревянный, парень, – прошипел он. – Как и вся ваша деревенька. Тряпок тут много. Им заняться – что мне моргнуть. Не успеешь на помощь позвать, как всё ваше жилище полыхать будет. А знаешь, как горит мука? Пш-ш-ш! – Лыко хлопнул в ладоши, и огонёк взорвался снопом искр, которые погасли, долетев до пола. В плетёном коврике остались крошечные дырки с обугленными краями.
– Ты не посмеешь грозить моей семье. – Илар шагнул вплотную к Лыку, едва не касаясь грудью его груди. Лыко был ниже и совсем худой, юркий, но вблизи от него исходило ощущение необъяснимой силы. Илара это не пугало – если бы не Боярышник, он прямо сейчас разбил бы ухмыляющееся лицо о крышку сундука.
– Иначе ты станешь грозить мне?
Боярышник снова хлопнул их обоих по плечам и хмуро указал на лестницу.
– Я сказал, идём. И чтобы в моё отсутствие никаких стычек не было. Лыко, ты знаешь, что Матушка Сенница не щадит нарушителей. Илар, я могу рассчитывать на твоё благоразумие?
Илар неохотно кивнул и отошёл. Покровители, ну почему уехать должен Боярышник, а не Лыко?
– Можешь на меня положиться.
Во дворе Сип виновато показал Илару список.
– Ты извини. Но положено так, нужно в каждом доме записывать, чтобы добро не попрятали. А то знаешь, как бывает, иной раз придёшь, а хозяева говорят: всё, мол, забрали, ничего не осталось. Тут-то и пригождаются записи.
Сип сунул пергамент чуть ли не в нос Илару, и он сердито отпихнул руку.
– Не нужно мне показывать. Я и сам знаю, что у меня дома есть. Не отверчусь уж от вас.
Соболь поправил на плече мешок. Унесли не много – гремело только где-то на дне. Из дома Гренея вынесли куда больше, и Илар не понимал, как к этому относиться: вроде бы задобрить его решили, чтобы уговаривал местных о том, что чародеи не причиняют зла, а с другой стороны – ставят его особняком, как на такого не обозлиться?
– Проведаю, что вокруг творится, – сказал Боярышник. – Может, задержусь где-то. Раньше новой луны не ждите меня.
– Всё будет спокойно, – заверил его Соболь, и будто в противовес его словам на болотах раздался скрежещущий вой.
Лыко присвистнул:
– Смотри не попадись им, один не отобьёшься. А нового юнца наш отряд не вынесет, и так слишком часто молодчики меняются.
Он засмеялся отрывистым смехом, показывая щербатые зубы. Сип смущённо сунул свои записи за пазуху и ссутулился – видать, задели слова про юнца.
– Не надейся. – Боярышник похлопал Лыка по плечу – нарочито сильно, у кого-то другого могли бы и ноги подкоситься. – Тебе во главе отряда не встать. Ты слишком резок, пусть и толковый чародей.