– Куда ж я денусь, – прокряхтел Илар и сел рядом, стараясь не морщиться и не выдавать, как ему больно. Запоздало понял, что треснутый, но не расколотый чурбак у пня расскажет об этом красноречивее всего.
Купава не смотрела на пень, возилась с корзинкой – как показалось Илару, с нарочитой деловитостью. Вытащила крынку ещё тёплого молока, половину каравая, соты с мёдом и кусок сыра – на этот раз не твёрдо-крошистого, а мягкого, с тонкой корочкой. Щёки и губы у Купавы обветрились, покрылись румянцем, тонкие чёрные пряди выбились из косы, обрамляя бледное лицо по бокам. Илар протянул руку, чтобы убрать прядь, но вместо этого взял себе кусочек сыра.
– Там в деревне уже шепчутся, – призналась Купава и недовольно сжала губы. – Напридумывали всякого, будто я гулящая да брюхатая, а тебя родня прокляла за то, что от прежней невесты сосватанной отказался. Ещё говорили, что я ведьма и приворожила в своей деревне половину мужиков, а их жёны меня погнали вилами.
Она подняла на Илара взгляд и испуганно вскинула брови.
– Ты что так зло смотришь? Зря я это сказала… Ты не думай, не нужно меня ни от кого защищать. То просто языками треплются, это пустое всё. Трепаться любой может, собаки тоже брешут. Мы молча уйдём, и всё. Как твоя нога?
Илар прожевал сыр и мотнул головой. Наверное, у него и правда сделался такой грозный вид, что Купава перепугалась. Но новости в самом деле его разозлили. Жаль, в чужой деревне сплетников не проучишь, это не Вейка, которого за уши оттаскать – и готово.
– Сегодня же и поедем. Собирайся.
Он встал, вытер руки о штаны и, стараясь не хромать, пошёл по двору, ко входу. Купава встрепенулась, быстро убрала еду в корзину и спешно повязала платок.
– Сейчас? Но ты совсем недолго отдыхал! Дай хотя бы посмотреть на рану, вдруг там что-то не то?
Она подбежала к Илару сзади и ухватила за локоть раненой руки. Илар дёрнулся от боли, но ответил ровным голосом:
– Всё в порядке. Раз мы так мозолим местным глаза, то пора ехать дальше. Собирай вещи.
Благо вещей у них с собой было немного, да и большинство так и оставалось лежать по мешкам. Илар передвигался медленно, старался делать вид, что просто никуда не торопится, но нет-нет, да и морщился, когда переносил вес на ногу, а особенно если задевал раненое плечо.
Дольше всего пришлось думать над оружием. Илару не хотелось вешать лук за спину, чтобы не выглядеть слишком грозно – хотя как уж тут будешь выглядеть грозно, когда припадаешь на одну ногу. Закрепив пояс с ножом, он выпустил сверху рубаху, чтобы прикрыть ножны, а лук всё-таки убрал в мешок, с глаз долой.
Купава сложила травы и наспех составленные мази, потянулась за лоскутами для перевязок и замерла. Медленно повернув голову к Илару, шепнула побледневшими губами:
– Ты слышал?
– Слышал что?..
Он прислушался. В бане стояла тишина, густая и душная, которая казалась ещё гуще из-за полумрака: потемневшие брёвна сруба проглатывали любой свет, и тут даже днём хотелось зажечь пару лучин. Снаружи шумел ветер, раскачивая деревья, щебетали воробьи в овраге, но никаких других звуков вроде бы не было слышно. Илар мотнул головой.
– Тебе показалось. Отдохни.
Купава упрямо нахмурилась и подошла к окну – маленькому, пыльному и мутному.
– Вот снова… Тихо.
Она прижала палец к губам и указала Илару на окно. Тот замер, даже дышать перестал, и наконец услышал, про что говорила Купава.
Где-то за деревней выли упыри.
По спине Илара пробежали ледяные мурашки. Он обернулся на Купаву: на ней лица не было, синие глаза покраснели и наполнились слезами.
– Ну что ты? – Он тронул её за плечо. – Не бойся. Мы в деревне. С тобой ничего не случится.
Купава замотала головой и стала ожесточённо заталкивать перевязочные лоскуты в мешок, будто они провинились. Волосы растрепались, она так сильно прикусила губу, что выступила кровь.
– Я не за себя боюсь. А за них. – Купава махнула в сторону выхода.
Илар перехватил её руку в воздухе и осторожно стиснул пальцы – тонкие и холодные, словно льдинки. На миг у него перехватило дыхание: надо же, какие маленькие, даже сжимать страшно, вдруг сломаются, как стебельки подснежников? Купава тихо всхлипнула и удивлённо на него посмотрела.
– Не стоит ни за кого бояться, – вкрадчиво произнёс Илар, глядя на Купаву. – Тут ограда. И много мужчин. Они не первый год живут бок о бок с упырями и знают, что делать. Как у нас, в Топях. Разберутся.
Он говорил тихим низким голосом, успокаивая Купаву. Погладил большим пальцем её костяшки. Крики упырей повторились, уже гораздо ближе, и вместе с ними заголосили люди на улице.
Купава осторожно высвободила свою руку и продолжила спешно собираться.
– Ты останешься в бане. – Илар достал из мешка лук, пересчитал стрелы. – А я пойду помогать. Не должно быть такого, чтоб среди бела дня упыри людям житья не давали.
Он не был уверен, что сможет стрелять с больной рукой, и от ощущения своей никчёмности злобно пекло в груди. Отсиживаться в бане Илар точно не собирался, как бы ни было тяжело, нужно помочь, чем получится. Ещё одно осознание больно впилось остриём в грудь: там же Мавна. Где-то там… Если упыри кружат днём у деревни, то одинокая путница для них и вовсе лёгкая добыча.
– Куда ты пойдёшь? Тоже мне, помощник!
Купава дёрнула его за руку, пытаясь удержать.
– Пойду помогать, – упрямо повторил Илар. – Я не могу сидеть, пока все будут отбиваться.
Он увернулся от Купавы, пробежал, хромая, через предбанник и рванул дверь наружу, которая, в отличие от другой, вела прямо на улицу. Солнечный свет ослепил глаза, гомон оглушил: люди высыпали со дворов, кто с оружием, кто с вилами, кто просто с палками. Некоторые кидали на Илара удивлённые или враждебные взгляды, но большинство не обратили никакого внимания.
– Илар!
Купава продолжала настойчиво окликать его сзади. Визги сразу нескольких упырей послышались совсем рядом, где-то прямо за околицей. В той же стороне закричала женщина.
– Илар, мы можем поговорить?
– Нашла время! – сердито буркнув, он попытался отодвинуть Купаву и закрыть дверь, чтобы отсиделась в бане. Что с ней теперь делать? Выходит, и днём нельзя больше чувствовать себя в безопасности. Как идти дальше? – Они сейчас ворвутся в деревню, и ты должна быть в укрытии. Я не прощу себе, если ты…
– Илар! – в глазах Купавы стояли слёзы. – Пожалуйста, послушай. Я должна уйти. Мне нельзя тут оставаться.
Со стороны ворот послышались крики мужчин, вой, а следом яростные вопли, упыриные и человеческие. У Илара чесалось под кожей, так хотелось кинуться на помощь, позабыв о боли разить этих тварей чем придётся: за Мавну, за Купаву, за Раско и за все Сонные Топи. Он снова попытался закрыть дверь, но Купава не давала, вцепилась одной рукой в его руку, а другой упёрлась в дверной косяк. Её лицо исказилось, словно от боли, по бледным щекам текли слёзы. Илар замер, когда понял, что не видел её такой даже тогда, когда спасал от Лыка…
– Что с тобой?
Купава всхлипнула, но так и не выпустила руку Илара, чтобы растереть по лицу слёзы. Быстро обернулась по сторонам и, убедившись, что никто из местных её не слышит, сказала:
– Это не Мавна привела упырей в Топи. Это… Это была я.
Илар не сразу понял услышанное. Его будто по голове ударили, раненая нога чуть не подкосилась.
– Что ты такое говоришь? – Он со злостью сплюнул под ноги, на дощатый пол крыльца. – Успокойся! Спрячься, как вернусь, так поговорим.
Купава так яростно замотала головой, что платок снова сполз на плечи, а волосы растрепались. Илар с досадой обернулся: по улице бежали всё больше мужчины, а женщины запирали дворы и дома.
– Баню закрой, парень! – окликнул пробегавший мимо пожилой мужчина с топором в руке.
– Слышала? – Илар потряс Купаву за плечо. – Потом поговорим. Иди внутрь и закрывайся на засов. Окно ставнями прикрой. Выйдешь, только когда убедишься, что всё тихо. Поняла меня?
Купава громко всхлипнула.
– Да не будет тихо, пока я тут! Чем дома закончилось, помнишь?
– Чародеями закончилось, а они в обиду не дадут, хоть и оберут до нитки. Хватит, я сказал, позже.
Он пихнул Купаву внутрь бани, достаточно сильно, чтобы она не смогла сопротивляться. Чувство вины скрутилось в груди: не ушиб ли? Не больно ей? Но размышлять было некогда. Захлопнув дверь бани, Илар спрыгнул с крыльца и вынул нож.
В ту же минуту ворота слетели с петель, и в деревню хлынула стая визжащих упырей.
Мавна сидела на сырой холодной земле, сжавшись в комок. Она крепко прижимала к себе сумку – будто в ней было спасение. Зажмурить бы глаза, чтобы не видеть ни козла, ни огня, ни опостылевших болот, да не выходило.
Козёл дёрнул ушами, мотнул бородатой головой и поднялся на ноги. Мавна отшатнулась от него.
Смородник скрутил петлю на конце верёвки, размахнулся и закинул её куда-то за стену огня. Упыри по-прежнему визжали, но теперь раздался совсем другой крик, испуганный. Смородник отклонился назад, дёрнул верёвку, наматывая на согнутую в локте руку. Рывок – и из-за стены показался силуэт. Упырь извивался, пытался выкрутиться, хватался за шею, вокруг которой туго стянулась верёвка, шипел и плевался, но ничего не выходило. Смородник рванул снова, и упырь упал на четвереньки.
Мавну заколотила крупная дрожь.
– Что ты делаешь?!
Козёл отскочил в сторону, учуяв упыря внутри круга, и заблеял. Мавна мельком обернулась на него. Ужас подкатил к горлу. Что, спасите Покровители, это значит?
Упырь захрипел, вцепился пальцами в верёвку на шее, но она обвилась слишком туго. Развернулся лицом к огню, и Мавна увидела, что упырь не был чудовищем – что-то среднее между человеком и нежаком.
Смородник обмотал другой конец верёвки вокруг своего пояса, убедился, что его пленник не сможет убежать, и поднял обе руки. Сжал кулаки, и языки пламени взмылись выше, затрещали, осыпали небо искрами. Поднялся ветер, Мавне полыхнуло жаром в лицо. Волосы Смородника развевались чёрными лентами, алые отсветы резко очерчивали лицо: сведённые брови, сжатые губы, искры отражались в глазах.