Усевшись прямо на землю напротив костерка, Смородник устало провёл по лицу ладонью, ещё мокрой от воды.
У Мавны пересохло во рту – ещё недавно она захлёбывалась, болотная жижа распирала изнутри её лёгкие, но теперь вдруг захотелось пить. Она покосилась на бурдюк, но не решилась попросить.
– То есть… Ты хочешь сказать, что это может быть Раско?
– Заладила одно и то же, – огрызнулся Смородник. – Раско да Раско. Говорю же – не знаю. Нужно снять чары, там видно будет.
– Ты ведь чародей, – осторожно подсказала Мавна.
– Что с того?
– Ты… сумеешь расколдовать его?
Сухо кашлянув, Смородник хмуро сверкнул наполовину белым глазом.
– Нет.
Мавна сглотнула, вновь покосившись на козла.
– Тогда… Матушка Сенница?
– Нет. – Смородник сморщил нос, будто попробовал кислое. – Мы не можем. Чародеи не работают с такими… случаями. Мы не превращаем людей в животных и животных в людей. Наша сила берёт начало в огне и в солнце, а тела, кровь и всё, что с ними связано, под строгим запретом. Этим занимаются нежаки – переносят свои бесплотные сущности в чужие тела и меняют их. Но ещё…
Он осёкся и глотнул из бурдюка. Мавна села на землю, наплевав на сырость. Козёл подошёл ближе, и она, вздрогнув, всё-таки решилась погладить его жёсткую шерсть между витых рогов. Козёл доверчиво прижался к её ладони, и на глаза навернулись слёзы.
– Раско, неужели ты? Быть того не может…
Она перебирала окоченевшими пальцами грубую чёрную шерсть, а в груди туго затягивался узел из смятения, неверия и слабой надежды.
Может быть такое, что в теле козла и правда очутился её задорный младший брат? Слышит ли он её? Узнаёт ли? По жёлтым глазам с горизонтальными зрачками ничего нельзя было прочесть. Обвив шею козла руками, Мавна шмыгнула носом.
Хотелось бы верить, что да, что вот он – Раско, живой и здоровый, пусть и не человек. Но в то же время Мавна боялась. Вдруг она сейчас поддастся слабости, убедит себя в том, что перед ней родной брат, а справится ли потом, если нахлынет горькое разочарование?
Может, царь пошутил и вытолкнул на поверхность первого попавшегося утопленника, обратив его в животное?..
Мавна посмотрела в сторону Варде. Тот лежал, наблюдая за ней и Смородником из-под полуопущенных век, и выглядел вовсе не пугающим – странным, измотанным, но не опасным. У Мавны защемило в груди от жалости. Прижавшись щекой к морде козла, она снова погладила его между рогов, поднялась на ноги, забрала у Смородника бурдюк, глотнула сама и с опаской поднесла Варде.
– Попей.
Он приподнял голову и протянул руки к бурдюку. Мавна бросила бурдюк на землю рядом с ним и отступила назад, чтобы Варде не достал её. Смородник хмыкнул.
– Храбрячка. Украла мою вещь, отдала упырю, а сама боишься.
Мавна откинула волосы с лица и снова села на землю, между ними двоими. Подняла веточку и задумчиво, без всякой цели, начала чертить что-то по влажной земле.
– Боюсь. И его, и тебя, и болота. – Шмыгнула замёрзшим носом. От земли остро пахло сыростью, мхом и прелой корой. – Так может, мне повезёт, и Варде сможет помочь Раско?
Мавна с надеждой покосилась на Варде, но он ничего ей не ответил, зато Смородник фыркнул с досадой.
– Лучше вовсе остаться без помощи, чем принять её от такого.
Мавна несогласно мотнула головой.
– Я не позволю своему брату прожить жизнь в теле козла.
– Ты не знаешь, что это твой брат.
– Но если хоть кто-то поможет мне это узнать, то я не стану смотреть, чьи это чары – твои или нежицкие. – Мавна с вызовом вскинула голову. – Иди к своей Матушке. Неси ей собранные сердца. Пускай она озолотит тебя или примет обратно.
Смородник снова болезненно поморщился.
– Я обещал ей другое. Обещал помочь тебе. И… так уж и быть. Не только нежаки не гнушаются возиться с телами. Колдуны-райхи тоже могут кое-что.
Он сжал губы, будто тут же пожалел о сказанном. Мавна замерла. Смородник никогда не говорил о своём роде, а Мавна знала о них только то, что слышала на торгах, произнесённое украдкой, переиначенное и окутанное страхом. Теперь она боялась настойчивее спрашивать – как бы не спугнуть Смородника.
– И ты…
– И я отведу тебя к ним. – Он потёр руки, дыхнул на них и послал в костерок больше согревающего пламени. – Что уж делать. Придётся.
– А что делать с Варде?
Смородник кинул на него неприязненный взгляд.
– Пойдёт с нами.
– Упырь?!
Варде вновь зашипел, недовольный её словами, и прохрипел:
– Я не пойду с вами. Я не чародейский пёс.
– И что? Позовёшь папашу? – оскалился Смородник. – И где он? Мы прямо у него над головой, но он не спас ни твоих братцев, ни тебя. Он никто, пока сидит в болоте и не решается сунуть нос наружу.
– Может, его лучше отвести к Матушке Сеннице?.. – неуверенно протянула Мавна.
– Ты говорила, что сперва твой брат, – напомнил Смородник. – Я ведь предлагал.
Мавна поджала губы, думая, как лучше поступить. Смородник мог бы отнести сердца Сеннице, но что она скажет, когда он приведёт живого упыря? Вряд ли похвалит: в поселении множество женщин, необученных подростков и даже детей. Да и прощение он получит при другом условии – если поможет Мавне. Вероятно, он всё продумал и решил, что лучше прийти сразу с победой: рассказать про Раско и поход к болотному царю, принести ещё больше сердец упырей и привести Варде. Тогда-то у Сенницы не останется сомнений, что он достойный чародей.
– Где живут райхи?
– О, – тихо выдохнул Смородник, – везде. Но те, что нам нужны, – в Озёрье, на Чумной слободе.
Мавна недоверчиво нахмурилась. Она слышала о райхи, что их народ больше всего в жизни ненавидел несвободу: обзавестись домом и остаться в городе для райхи должно быть смерти подобно. Почему тогда их нужно искать в Озёрье, да ещё и на какой-то одной слободе?
– Они приезжают туда торговать? – спросила она.
Смородник достал из мешка хлебец и бросил Мавне. Она поймала на лету, и козёл тотчас потянул к еде губы. Пришлось делиться корочкой.
– Они там живут. Торгуют тоже. И оказывают другие услуги. Конечно, удельный князь их не жалует, да и озёрский городской глава тоже, но они решили, что лучше позволить райхи спокойно жить на Чумной слободе, чем вылавливать их по всем городам и торгам. Даже дозорные туда не заглядывают. Все делают вид, что их и вовсе нет – слободу ведь зачистили тридцать лет назад, после чумного мора. И отдали на откуп райхи, без которых, к слову, с чумой бы не справились.
Он откусил хлеб, а Мавна снова посмотрела на Варде, гадая, нужна ли ему пища, и если да, то какая. Он ощерился, показывая заострённые зубы.
– Как райхи согласились на это? Почему остановились жить в определённом месте?
Смородник хмыкнул, жуя:
– Не все согласились. Большинство райхи рассыпаны по разным местам и уделам. В Озёрье живёт небольшая община, в основном те, кто занимается колдовством, кто гадает и продаёт обереги. Они не ходят на торг, чтобы не злить горожан, но каждый знает, что если понадобятся тёмные услуги райхи, то нужно идти на Чумную слободу. Они платят подати в казну, так что мало кого волнует, чем они там занимаются, лишь бы не мешали.
– А если… – Мавна вспомнила, что слышала от матери однажды, – если нашлют мор или проклятие на город?
Смородник посмотрел на неё долгим мрачным взглядом, и она поняла, что лучше бы помалкивала.
– Даже если мор придёт сам собой, виноваты всё равно будут райхи. И они сумеют быстро покинуть город – если, конечно, слободу на спалят быстрее, чем райхи услышат о беде.
Повисла неприятная тишина. Мавне хотелось спросить ещё о многом: как Смородник оказался в отряде, почему решил стать чародеем, а не колдуном-райхи? Почему не живёт вместе со своими? Но глядя на его хмурое лицо, резко очерченный нос и скулы, плотно сжатые губы и вечно сведённые к переносице брови, ей становилось не по себе. То, что Смородник рассказал ей так многое, уже было достижением. Они никогда не говорили настолько долго, лишь перебрасывались короткими фразами. Если она сейчас будет слишком настойчивой, то он может и вовсе отказаться вести её в Озёрье, придётся возвращаться домой не с братом, а с козлом.
При мысли о доме вдруг защемило в груди. Как там мама? Как Илар? А Купава? Что там чародеи? Не обижают ли местных? Хлеб во рту показался пресным и невкусным, как глина. Совсем не такой, какой они пекли дома. Скорей бы вернуться…
Козёл лёг рядом с Мавной. Она скормила ему остатки хлеба и погладила по шее, прислушиваясь к своему сердцу. Ёкнет ли, почуяв родную душу? Или даже если под козлиной шкурой Раско, она всё равно не поймёт?
Вдалеке послышался отголосок петушиного пения, и у Мавны едва не навернулись слёзы на глаза. Где-то там деревня – её или чужая, без разницы, но там живут люди и занимаются своими повседневными делами. И они рады, что пережили ночь – скоро наступит утро.
Она вопросительно посмотрела на Смородника.
– Когда мы пойдём?
Подавив зевок, тот встряхнул головой. Длинные волосы были взлохмачены после схватки с упырями, косички у висков наполовину расплелись, и, посмотрев чуть внимательнее, Мавна поняла, что Смородник выглядел не только хмурым, но и очень уставшим. На предплечье виднелась рана, которая уходила под закатанный рукав. На виске налился кровоподтёк, под глазами залегли тени. Смородник не просто сидел у костра – он тянул время, чтобы передохнуть после долгого и изматывающего чародейства. Наверное, он и говорил так много, чтобы скрыть усталость и не показаться уязвимым.
– Ты разве не хотела бы поспать? – спросил он тихо.
– Думаю, тебе тоже не помешало бы. Я не боролась с упырями.
Смородник протестующе вскинул ладонь.
– Нет-нет. С нами теперь нежак, забыла? – он кивнул на связанного Варде. – Так что мы не можем оставлять его без присмотра. Да и ты, боюсь, не сможешь помешать, если он однажды захочет нас сожрать или позвать родственников…
Смородник задумчиво почесал шею, сощурившись на Варде.