Томасу хотелось кричать, чтобы услышать собственный голос, несмотря на то, что он был бы всего лишь слабой вибрацией внутри его собственного черепа. Но он понимал: даже короткие, быстрые вдохи через нос давались с большим трудом, а стоит только открыть рот, как глотку забьёт вихрящаяся пыль, и он попросту задохнётся. Молнии били вокруг, земля вспухала от разрывов, опалённый воздух пах медью и пеплом.
Небо потемнело ещё больше, тучи пыли стали гуще. Томас внезапно обнаружил, что больше никого не видит, кроме пары-тройки человек прямо перед собой. Временами яркие вспышки белого света на кратчайшее мгновение выхватывали их из темноты. Томас почти окончательно ослеп. Так их надолго не хватит. Им во что бы то ни стало надо добраться до здания!
«А где же дождь?» — удивлялся он. Где дождь? Что это за гроза такая — без дождя?
С неба сорвался ослепительный белый зигзаг и вонзился в землю перед самым его носом. Он завопил, но не смог даже услышать собственного крика. Закрыл глаза... И в этот момент что-то — то ли выброс энергии, то ли ударная воздушная волна — опрокинуло юношу на спину, выбив из него дух. Сверху посыпались земля и камни. Отплёвываясь, утираясь, хватая ртом воздух, он встал на четвереньки, потом поднялся на ноги. Наконец пыль немного улеглась, и ему удалось кое-как вдохнуть.
В ушах раздавался непрерывный тонкий писк. Ветер срывал с Томаса одежду, пыль колола кожу, темень окутывала чёрным ночным одеялом, и только молнии разрывали мрак. Прерывистый призрачный свет сделал представшую его взору картину особенно жуткой.
Это был Джек. Он лежал на земле, в небольшой воронке, и корчился, обхватив руками колени. А под коленями больше ничего не было: голени, щиколотки и стопы разлетелись на атомы под ударом небесного электричества. Кровь, тёмная, как дёготь, текла из страшных ран и, попадая на землю, смешивалась с пылью и застывала отвратительной кашей. Одежда на Джеке полностью сгорела, и он лежал совсем голый, являя взору кошмарные раны, покрывающие всё его тело. Волос у парня тоже не было. А глазные яблоки...
Томас отвернулся и рухнул наземь, давясь кашлем и извергая из себя содержимое желудка. Они ничего не могли бы сделать для Джека. Совсем, совсем ничего. Но парень был ещё жив! «Как хорошо, что я не слышу его воплей!» — подумал Томас, и ему стало стыдно от этой мысли. А уж вида несчастного приютеля он и вовсе не мог вынести.
Кто-то рванул его вверх, ставя на ноги. Минхо. Вожак что-то сказал, и Томасу удалось прочитать по губам: «Надо идти. Мы ничего не сможем для него сделать».
«Джек... — подумал он. — Ох, бедняга, Джек...»
Спотыкаясь, он побежал за Минхо. Мышцы живота болели от рвотных спазм, в ушах звенело, перед глазами так и стоял страшный образ сожжённого молнией Джека. Справа и слева от себя он замечал какие-то тени — то бежали приютели. Он мог видеть только то, что было в непосредственной близости от него. Вспышки молний разгоняли тьму лишь на краткие мгновения, так что много не увидишь, — только пыль, да мусор, да угадывающееся за ними здание, которое было уже почти совсем рядом. Всяческая организованность и товарищеская выручка пропали — теперь каждый был сам за себя. Оставалось надеяться на удачу.
Ветер. Вспышки молний. Ветер. Забивающая глотку пыль. Ветер. Звон в ушах, боль. Ветер. Он двигался, приклеившись глазами к спине Минхо, бежавшего в нескольких шагах впереди. Ему плевать было на то, что он, возможно, оглох навсегда. На других ему тоже было плевать. И о страшной смерти Джека он больше не вспоминал. Царящий вокруг хаос, казалось, уничтожил в нём всё человеческое и оставил лишь животные инстинкты. Как дикий зверь, он хотел только выжить, любой ценой добраться до здания, забиться внутрь. Жить! Жить! Жить!
Ослепительный разряд ударил прямо перед ним, поднял его в воздух, отбросил назад. Взрыв произошёл как раз там, где впереди него бежал Минхо. Минхо! Томас закричал, пытаясь приземлиться на ноги, но грохнулся о землю так, что ему показалось, будто всё его тело разлетелось в мелкие ртутные брызги и мгновенно собралось обратно. Не обращая внимания на боль, он вскочил и ринулся вперёд. Он бежал почти вслепую: мало того, что вокруг была тьма — у него перед глазами мелькали остаточные образы разрыва, похожие на оранжево-пурпурных амёб. И всё же он увидел. Увидел огонь.
Всего одна секунда понадобилась ему, чтобы разобраться в происходящем. Впереди, изгибаясь под неистово хлещущим ветром, плясали языки пламени. Огненный клубок упал на землю, стал кататься по ней, пламенные щупальца взвивались и опадали. Подбежав ближе, Томас увидел, что клубком был Минхо. На нём горела одежда.
С пронзительным воплем, от которого чуть не раскололась голова, Томас упал на землю рядом с другом, стал черпать горстями взрыхлённую разрывом почву и сыпать её на Минхо — туда, где пламя было особенно яростным. Минхо помогал ему, катаясь по земле и сбивая огонь ладонями.
Через несколько секунд пламя потухло, оставив после себя дымящуюся, обугленную одежду и многочисленные ожоги. И снова Томас радовался своей глухоте — он не мог слышать вой, который, судя по всему, издавал их лидер. Времени отлёживаться не было, так что Томас схватил Минхо за плечи и рванул вверх, поднимая вожака на ноги.
— Надо идти! — заорал он, не слыша себя самого и только ощущая, как эти два слова беззвучно пульсируют в мозгу.
Минхо закашлялся, снова скорчился от боли, но кивнул и обнял Томаса одной рукой за шею. Они торопливо заковыляли к зданию; Томас, фактически, тащил на себе лидера приютелей.
Вокруг них продолжали сыпаться пламенные стрелы молний. Хотя Томас и не слышал взрывов, зато очень чётко ощущал: от них звенел череп и вибрировали все косточки. Удар, вспышка, удар, вспышка — со всех сторон. Между ними и зданием, к которому они стремились, лежала сплошная полоса огня. Несколько раз Томас видел, как молнии били в верхние этажи «их» постройки, обрушивая на улицу внизу ливень из разбитого стекла и осколков камня.
Тьма больше уже не была бурой, в ней стал преобладать серый оттенок. Томас сообразил, что, должно быть, тучи сгустились ещё больше и низко нависли над землёй, как бы придавливая своей тяжестью кружащуюся пыль. Ветер, кажется, чуть-чуть ослабел, зато молнии набрали ещё большую силу.
Справа и слева от Томаса с Минхо, все в одном направлении, мчались приютели. Очевидно, их стало меньше, чем раньше, но сказать с уверенностью Томас не мог — слишком плохо видел. Он разглядел только Ньюта, Котелка... и Ариса. На лицах у всех троих застыла маска животного страха. Они бежали сломя голову, не отрывая глаз от цели их безумного бега. А та была уже совсем рядом.
Минхо потерял равновесие и упал, выскользнув из рук Томаса. Тот остановился, поднял вожака на ноги, снова забросил себе на шею его обожжённую руку. Затем обхватил туловище Минхо обеими руками и наполовину повёл, наполовину потащил лидера на себе. Прямо над их головами пронеслась ослепительная огненная стрела и вонзилась в землю позади них. Томас даже не оглянулся. Приютель слева упал. Томас не знал, кто это; не слышал раздавшихся вслед за тем воплей. Справа упал другой парень, но тут же вскочил. Разряд ударил впереди справа. Потом слева. Потом прямо по курсу. Томасу пришлось остановиться. Яростно моргая, он подождал, пока зрение не восстановилось, и снова припустил, неся на себе Минхо.
Добрались. Первое городское строение.
В темноте бури всё здание: массивные каменные блоки, арки, сложенные из плит поменьше, полуразбитые окна — казалось серым. Арис, первым добравшийся до двери, не стал морочить себе голову, пытаясь открыть её: дверь когда-то была сплошь стеклянной; теперь от неё остались лишь осколки, и Арис высадил их локтем. Он махнул паре других приютелей: мол, заходите, потом вошёл сам.
Томас добрался до двери одновременно с Ньютом и жестом попросил о помощи. Ньют на пару с другим парнем забрал у него Минхо, и они осторожно перетащили его спиной вперёд сквозь двери; ноги вожака при этом бессильно стукались о порог.
Томас, ещё толком не оправившийся от шока, вызванного разгулом небесного электричества, последовал за своими друзьями в полумрак внутреннего помещения.
Войдя, он обернулся и увидел: снаружи полил дождь, словно буря устыдилась того, что сотворила с приютелями, и решила слезами смыть свой позор.
ГЛАВА 25
Дождь лил как из ведра — словно Господь вобрал в себя целый океан, и теперь извергал его обратно.
Уже два часа Томас сидел, привалившись к стенке и не шевелясь, и наблюдал за потопом. Он был до того измучен, что ничего не хотел, кроме одного — чтобы слух вернулся. И тот потихоньку восстанавливался: звон в ушах прекратился, и тупая пульсация в мозгу постепенно ослабевала. Он слышал слабый отголосок своего кашля. А откуда-то издалека до него теперь начал доходить барабанный перестук дождевых капель. Так что, похоже, глухим на всю жизнь он не останется.
Тусклый серый свет, проникавший сквозь окна, был не в состоянии разогнать промозглую темноту помещения. Минхо свернулся калачиком у ног Томаса и не шевелился: похоже, любое, даже еле заметное, движение заставляло натянутые, как струна, нервы вожака вибрировать от жгучей боли. Ньют и Котелок сидели поблизости и молчали. И не только они — вообще все как в рот воды набрали. Никто не стремился навести маломальский порядок в рядах приютелей, хотя бы сосчитать потери. Они просто валялись без сил и наверняка раздумывали о том же, что и Томас: что это за мир, в котором могут существовать этакие бури?
Мягкий шелест дождя становился всё громче, и Томас, наконец, уверился, что ему не чудится — он действительно слышит шум ливня. Этот звук подействовал на юношу успокаивающе, и он уснул.
К тому времени когда он проснулся, тело затекло так, что, казалось, вместо крови в жилах еле движется загустевший клей. Зато голова работала ясно, и слух полностью восстановился. Томас слышал тяжёлое дыхание спящих приютелей, жалобные постанывания Минхо. Снаружи доносился грохот водяных струй, колотящих по асфальту: ливень, должно быть, превратился в настоящий потоп.