Сквозь туман меня не видно — страница 14 из 47

– Зато работало. – Мангуст закинул в рот целую конфету и какое-то время сосредоточенно жевал.

Вернулась мама, поздоровалась с Мангустом, оценила помытую посуду и больше ребят не трогала. Мира удивленно посмотрела ей вслед. Обычно мать доставала всякими расспросами, докучала советами, а тут ходила рассеянная, словно после татуировки как отрезало.

– Я сейчас приду. – Мира выползла из-за стола и пошла к маме в комнату. Та сидела на кровати, перебирая чеки. – Что-то случилось?

Мать не подняла головы, не перестала перебирать бесполезные бумажки. Мира даже не сразу поняла, что ответ звучит так тихо, натужно, словно мама пытается справиться с чем-то внутри себя.

– Увольняют.

Мама сгребла чеки в кучу и смяла.

– Закрывают наше ателье, людям все меньше нужны швеи. – Она посмотрела на дочь. – Все больше заказывают через сайты, покупают готовые вещи в магазинах. А пошив на заказ – невыгодно, дорого.

Мира опешила. Она никогда раньше не видела маму такой подавленной, никогда не слышала, чтобы та говорила так тихо и глухо. Никогда не встречала этот потухший взгляд – бороться бесполезно.

– Что же теперь делать? – В голове орало все, привычный мир рушился.

– Буду искать новое место. – Это прозвучало неуверенно, тяжело. – Через год открывают гостиницу у нас, уже набирают персонал. Пойду в прачки туда.

– Только не туда! – Мира сама не ожидала, что ее возглас прозвучит так громко.

Мама поморщилась, сейчас ей спорить не хотелось. Надо было понять, как пережить этот год.

– А если уехать? – У Миры затеплилась слабая надежда.

– Куда? – устало спросила мама.

– Да хоть в столицу!

– Без денег? Без знакомых? Кому мы там вообще нужны? – Мама встала, сунула чеки в сумку неопрятным комом.

– Туда Ставр переезжает, – тихо сказала Мира.

– А он там кому нужен?

Мама не любила Ставра, можно сказать, на дух не переносила.

– Я пойду к Васе. – Мира кивнула в сторону кухни.

– Давай. – Мама грустно посмотрела на кучу чеков в сумке.

Хотя разговор с матерью прошел тихо, по лицу Мангуста было понятно – он все слышал.

– Я могу со своими поговорить, вдруг при клинике есть что, – предложил он.

– Не надо. – Мира собрала со стола чашки и конфеты. – Она лучше будет на рынке торговать, чем через гордость перешагнет.

– Я тогда пойду, наверное.

Мангуст направился к двери.

– Погоди, я с тобой. – Мира быстро залетела в свою комнату, взяла вязаный кардиган. – Маме лучше одной побыть.

– Тогда пойдем ко мне, только по дороге хлеба купим, – кивнул Мангуст. – Я, вообще-то, за ним шел.

Всю дорогу Мира думала, что теперь будет. Маминой зарплаты в целом хватало, чтобы семья держалась на плаву, были все необходимые вещи и еда в доме. Но если ателье закроют, придется привыкать к новой жизни. И перспективы этой жизни не очень радостные.

Квартира Мангуста была больше Мириной, в первую очередь из-за странной планировки дома. Когда-то тут было много комнат для прислуги, а потом часть объединили, часть перестроили. На потолке еще сохранилась старая, местами облезлая лепнина как напоминание о прошлом, но отреставрировать ее руки не доходили. Мангуст говорил, что, когда он был совсем маленьким, обещал прабабушке отреставрировать потолок и починить изразцовую печь, которая стояла у него в комнате. Изразцов, правда, давно не было. В темные времена их все отколупали и продали за бесценок, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Из любимых Мирой старых вещей в квартире Мангуста сохранилось кресло-качалка из толстых бамбуковых палок, обтянутых драповой тканью. Оно всегда стояло в самом центре гостиной. Мира представляла, как классно было бы качаться в таком кресле и смотреть, как за окном идет снег. Жаль только, что он почти никогда не выпадал в их регионе.

– Перееду в столицу, и будет мне много снега, – мечтательно говорила Мира. – И кресло-качалка.

За обещание, которое было дано в детстве, прабабушка подарила Мангусту свои старые дневники. Помимо эскизов лепнины и изразцов, мальчик нашел там много странных записей, которые лечебными не назвать. А для простых дневниковых заметок они были слишком мудреными.

На одной странице прабабушка убористым почерком записала легенду об избе на курьногах, что стоит в самой глубине леса, а вокруг нее растут поганки с глазами. И поганки эти – не просто грибы, а души заблудившихся в лесу. Мангуст особенно любил эту легенду. Ему казалось, что есть в ней что-то особенное, связанное с ним. Часть дневника была исписана разными символами и словами, которые эти самые символы якобы могут активировать. Через страницу прабабушка писала красными чернилами предупреждения, но часть из них звучала как настоящая тарабарщина.

«Не ходи через туман в Ладный мир, не доверяй коту, не разговаривай с медведям». Из-за этих записей прабабушку считали немного чокнутой. А маленькому Мангусту нравились старые, не похожие ни на какие другие сказки. Нравилось представлять, как могут все разом повернуться грибы с глазами и тихо-тихо зашептать.

Когда он поделился сказкой с Мирой, той больше понравилась часть, где одним словом можно вырастить мох на человеке. Она даже заучила эти нехитрые слова и так играла – представляла, как все враги вокруг нее покрываются мхом, травой и становятся частью поля.

– У нас есть мороженое. – Мангуст разложил продукты и сунул нос в морозилку. – Есть в ведерке и стаканчики вафельные.

– А в ведерке какое? – уточнила Мира.

– Ванильное. – Парень достал мороженое и помахал им в воздухе. – Есть еще варенье, можно им полить.

– И печенье.

Мира подумала, что съесть мороженое – хорошая идея.

Печенье, варенье и две чашки чая перекочевали в гостиную, а Мира залезла в свое любимое кресло и ждала, когда Мангуст принесет дневник прабабушки.

– Мы ищем тут что-то, что может помочь сделать оберег от ведьмы, – напомнил сам себе Мангуст, чтобы снова не погрузиться в записи, которые он перечитывал не одну сотню раз.

– Если я правильно помню, там была страница с травами, которые обережную функцию могут выполнять. – Мира облизывала ложку с мороженым, запивая чаем. – В целом, можно посмотреть, что у нас растет, и засушить, носить с собой гербарий.

– Можно гальваническое украшение сделать, – предложил Мангуст. – Будет крепче, с металлическим блеском. Или в смолу залить.

Мира радостно закивала. Идея сделать украшение-оберег ей очень понравилась. Тем более что крафтить, творить что угодно своими руками Мира очень любила. Шутила, что труд – любимый предмет в школе.

Рядом с Мангустом было так спокойно и хорошо, что Мира задремала, покачиваясь в кресле. Безмятежное время, которое хотелось продлить, насколько только возможно.

Что-то хлопнуло, Мира открыла глаза. Перед ней стояла ведьма, склонив голову набок. За окном уже стемнело, Мангуста в комнате не было. Казалось, в мире вообще больше никого не было, только Мира и эта докучливая ведьма.

– Что вам надо? – с вызовом спросила девочка, пытаясь вспомнить, что только что зачитывал Мангуст из дневника прабабушки.

– Идем ко мне учиться, – ответила ведьма.

– С вами все в порядке?

Мира смотрела на гостью так, словно она – яркий пример человека тупого и не желающего развиваться.

– Пойдешь ко мне учиться, спасешь друга, – беззаботно ответила ведьма. – И маме поможешь.

– Ага, и себе заодно, – огрызнулась Мира. – Вы не учить меня хотите, а силу мою черпать!

Ведьма оскалилась.

– Глупая девка! Не понимаешь, что твоя сила тебя сожжет, если я не научу тебя ею пользоваться. Ну и… – ведьма помолчала, – заберу у тебя немного, чтобы легче было.

– Кому легче, вам или мне?

– Не понимаешь, – горько сказала ведьма. – Не понимаешь, что губишь друга своего. Сжигаешь его.

Мира нахмурилась. Внутреннее чутье подсказывало, что ведьма врет, пытается манипулировать страхами.

– Я вам не верю, – покачала она головой.

– Жаль, – только и ответила ведьма. – Но когда найдешь своего друга, не говори, что я не предупреждала.

Ведьма пропала. Просто ушла куда-то в темный угол. Мира встала с кресла, осмотрелась. В комнате не было чашек, которые они с Мангустом принесли, но под креслом лежала упавшая ложка от мороженого. Фонари на улице не горели, облака все затянули серой пеленой.

Мира вышла на балкон посмотреть, что на улице. Людей не было, оглушительно тихо стояли деревья, соревновались в тишине с серыми облаками. Девочке показалось, что она видит на земле знакомый ботинок. Грязный, порванный, но похожий на тот, что носил Мангуст.

Дверь в квартиру оказалась незапертой. На лестнице не горели лампочки. Скрипучая металлическая дверь в подъезде открылась тихо, как маслом смазанная.

Мира искала глазами место, которое увидела с балкона. Нашла. Спотыкаясь, ломая кусты и цветы, стала продираться к другу.

Мангуст лежал среди кустов, захлебываясь пеной, слюной и… Миру чуть не вывернуло от того, что она увидела.

Грибы, изо рта, из тела Васи росли белые грибы. Они вылезали гроздьями, выталкивали друг друга, падали на землю и выстраивались в длинные дорожки, изображая корни и ветки, отходящие от тела Мангуста, как от ствола. А тот лежал, дергаясь каждый раз, когда изнутри вылезали новые споры.

Мира хотела закричать, но внутри что-то словно перекрыло горло. Мангуст, Вася, погибает!

Это все ведьма, мерзкая тварь, которая всего лишь хочет добиться своего. Но от нее не защититься. Она сильнее, она знает, что делает, а Мира – нет. Мира не знает, как помочь другу, который весь покрылся грибами. Грибы запутались в волосах, сидели на груди, рвали карманы на брюках. Грибов было так много, что они покрыли собой всего Мангуста.

Мира бросилась к нему, подавляя тошноту, руками стала срывать мерзкие склизкие споры, выковыривала грибницу из-под одежды, а она становилась только больше. Закололо татуировку. Трава осока спустила свои побеги на кисть, на пальцы, торчала теперь из тела Миры, помогала срезать грибы.