Елена Станиславова, Ольга Гусева, Анна ГончароваСквозь тёмные дни
Основные действующие лица
Когда, сплетаясь в едином вздохе,
Вершат в полёте единства плавном
Любовь и время, быль и небыль,
Нежнейшей сталью струятся в венах,
Стрелою духа вонзаясь в зыби,
Живое нежат от сутей первых,
Худое выдох уносит в пы́ли.
И длится круг чреды Вселенной,
Росистой травной любуясь пеной…
Лилия Маратовна Феткуллова:
Стелла, подруга Лили:
Петур Стейнн Бергманнссон:
Храннар Стейнн Гисласон:
Интро
И в тёмных днях таится свет.
И в каждой капле — океана след.
Так в блике памяти — огонь,
а разве нет?
Пусть дни темны, но звезды светят.
Хоть клочья мрака небо зáстят,
но ночи звёзд огни не гасят.
Там они, помни,
сквозь тёмные дни.
Казалось, субботний день не задался. После затянувшихся вчерашних посиделок с новыми друзьями во рту пересохло, в висках стучало. Небо за окном его нового дома по-прежнему хмурилось, в стекло настойчиво долбили капли дождя, а в некотором отдалении за этим стеклом шевелил своими щупальцами-волнами седой океан. Телевизор монотонно бубнил новости. Одна из них оказалась хорошей — очередное извержение закончилось, лава так и не доползла до южной дороги и не съела больше ни одного дома в Гри́ндавике.
Звякнул телефон — пришло сообщение в мессенджере.
Ну его нафиг. Потом, всё потом.
Но рука инстинктивно потянулась к чёрному гаджету в силиконовой скорлупе.
«Hi, Hrannar. I’m coming back»[1]
Часть первая. 1.1 Лиля. Потери
Вихри взметнулись,
срывая с дерева жизни
листву и цветки.
Ветви пусты́ или свежи?
«Жизнь — это цепь потерь». Так, кажется, китайцы говорят. Стелла уезжает в понедельник. Сначала в Таллин — надо уладить формальности, а потом паромом в Сток. Выудила Стелла свою золотую рыбку. И это правильно. Девушка она видная, поёт шикарно…
Лиля искренне радовалась за удачливую подругу, но к этой радости примешивалась перчинка red hot chili pepper[2], ведь единственная близкая подруга уезжает. Да, конечно, есть интернет со всякими мессенджерами, но оффлайнового дружеского общения видеосвязь не заменит…
Я — как в пустыне у колодца,
искавшая испить воды,
вот вижу — влаги нет до донца,
но я жива, могу идти.
Лиля и Стелла дружили без малого тридцать лет, с самого детского сада. В те далёкие годы они жили по соседству на Кренгольме[3]. А сейчас Лиля осталась одна в квартире, которую от советского государства получил ещё дед Марат, некогда начальник ватинного цеха. Слабое сердце деда не выдержало сначала развала страны, а затем и уничтожения фабрики. А маму Лиля потеряла в промозглый февральский день на излёте пандемии коронавируса.
Так было, сгинуло родное,
померк с рожденья верный свет.
Но жизнь идёт, и радость с болью
грозят и светят в толще лет.
Стелла давно уже переехала в более современный район города, и теперь подруги пару раз в месяц встречались в «Женеве» — легендарном ночном клубе, где Стелла по вечерам пела.
В движенье — множество свершений.
Во мне — достаточно огня,
и иногда без сожалений
я в нём могу сжигать себя.
От блеска вот таких мгновений
я словно б легче и светлей.
В таких мгновеньях сожалений
не может быть, им просто верь.
Именно в «Женеве» на традиционном рождественском фестивале роскошную блондинку с сильным колоратурным меццо-сопрано заприметил владелец одного из крупнейших стокгольмских джаз-клубов. Неизвестно, что привлекло его больше — виртуозное владение разнообразными техниками вокала в сочетании с мощным напором эмоций или же сочные формы певицы. Стелла ломаться не стала — в Нарве особых перспектив у неё не было, а тут вдруг замаячила какая-никакая карьера в Европе, на предложение шведа пойти с ним в койку она согласилась, и вот теперь контракт подписан. В начале следующей недели паром увезёт подругу в Стокгольм.
Радуйся так, как умеешь ты, а я
пожелаю счастья.
Прошлое брось совсем, не щадя,
уходя уйди, ни к чему бояться.
К одиночеству Лиля уже начала привыкать. С Виктором — после пяти лет совместной жизни — она рассталась ещё в конце прошлого лета. «Рассталась» — слово неправильное, правильнее сказать, что отец нерождённого ребёнка её бросил. Виктор не любил рефлексировать, он хотел, чтобы жизнь была праздником, а Лиля со своими постоянными позывами к анализу собственных мыслей, чувств, действий и оценке принятых решений ему в этом стремлении мешала. Выкидыш на двадцатой неделе, едва не закончившийся для Лили катастрофически, послужил подходящим поводом для разрыва. Виктор не то, чтобы очень желал стать родителем, однако объявил своей партнёрше, что возможная перспектива никогда не иметь детей его не устраивает.
И да, теперь Лиля осталась совсем одна.
Мне не мешает спать ночами,
что ты ушёл, что я одна.
Не захлебнуться уж словами -
моя кристальна пустота.
Она молчит, она не мучит,
светло и тихо без тебя.
Так пустота способна слушать,
как не способна даже я.
1.2. Храннар. Барбара
Надёжно, живо и ярко
было, а стало вдруг зябко.
Земля дрогнула рябко,
содрогнулись основы всего.
Эвакуироваться пришлось спешно — на всё про всё дали полчаса. О том, что извержение неминуемо, предупреждали заранее и неоднократно. Но Храннару и Барбаре, как и всем жителям Гри́ндавика, хотелось верить, что беда обойдёт стороной. Тем не менее, самые ценные и самые нужные вещи сложили в чемоданы и сумки заранее.
Естественно, сообщение об эвакуации всё равно грянуло, как гром среди ясного неба. Особенно неожиданным оно оказалось для Барбары. Она носилась по дому, в который они въехали осенью, в истерике и слезах — больше мешала и путалась под ногами. Но Храннар терпел, он мог её понять.
Собственно, в истерике и слезах Барбара пребывала уже больше месяца. С тех пор, как начались весьма ощутимые землетрясения, и специалисты по природным катастрофам стали прогнозировать извержение вулкана в непосредственной близости от Гриндавика, она плохо спала ночами. Барбаре всё время чудился подземный гул в ушах, её постоянно преследовали кошмары. Ей не удавалось спокойно поспать даже после самых утомительных любовных утех, а днём она то и дело срывалась на крик. Впрочем, так вели себя почти все её польские товарки[4] на рыбоперерабатывающем заводе.
После особенно сильных, почти шестибалльных, толчков, когда люстры качались, как маятники, посуда в шкафах звенела, а мебель ездила по полу, вся польская община стала дружно требовать, чтобы их переселили из многоквартирных домов в одноэтажные. Но Барбара и так жила в одноэтажном — с Храннаром.
И вот теперь под звуки сирены жители Гриндавика рассаживались по автомобилям и автобусам и разъезжались кто куда — некоторые к родственникам или друзьям, а другие — в пункты временного размещения. Храннару с Барбарой предстояло жить в одном из гостевых домов Рейкьявика. Как долго? Неизвестно…
С Барбарой Храннар познакомился пять лет назад в местном бассейне. Она тогда была молоденькой девушкой, недавно приехавшей в Исландию на заработки, и совсем не говорила по-исландски. Внимание Храннара привлёк её звонкий голосок и забавный «шипящий» английский, но главным образом, конечно, аппетитные женственные формы.
всплеск теней
взблеск углей
вихрь бывал в ней
Барбара была среднего роста, там, где надо — тонкая, там, где надо — округлая. Щёки с ямочками, губы сладкие. В постели — весёлая и неугомонная. И через пару недель Барабара переехала на съёмную квартиру Храннара. Они зарегистрировались как пара[5] и жили дружно. У неё был лёгкий характер, а он отличался завидным терпением.
Храннар трудился старшим мастером добычи на рыболовном траулере, зарабатывал прилично. Он взял кредит в банке и решил построить дом в юго-восточном районе города. А ещё Храннар был небесталанным художником-любителем — в свободное время он любил рисовать свою ненаглядную «полску уроду»[6] и писал пейзажи, которые намеревался развесить по стенам нового дома.
надменно нежность
в чертах мелькала
о красоте своей точно знала
Так прошло несколько лет. Барбара получила постоянную работу на морозильном складе, потихоньку привыкла к климату на острове, худо-бедно освоила исландский язык, и в родную Гдыню её совершенно не тянуло. Счастливая пара задумалась о том, чтобы завести ребёнка. Всё шло замечательно, пока под землёй не проснулась стихия. И вот теперь серебристый внедорожник Храннара в пелотоне других «гриндвикингов»[7] направлялся в сторону столицы.
1.3 Лиля. События
Всё изменилось вдруг.
Без устали повторяемый круг
разомкнут, далёко друг…