В моей комнате стоит старое зеркало в серебряной раме. Мне его подарил друг, который собирает антикварные вещи. Я случайно узнал, что он купил его на каком-то аукционе и сам понятия не имеет, какая у него история. Это довольно большая вещь, три фута в ширину и два в высоту, и сто´ит оно на боковом столике, прислоненное к стене слева от меня. Рама у него плоская, шириной три дюйма, и очень старая, слишком старая, чтобы на нем были какие-нибудь клейма, пробы или другие пометки, которые могли бы помочь установить его возраст. Само стекло чуть-чуть выступает и имеет скошенную кромку. У него прекрасная отражающая сила, такая, которая встречается, как мне кажется, только в старинных зеркалах. Когда в него смотришь, ощущаешь такую перспективу, которую не даст ни одно современное зеркало.
Зеркало расположено так, что я, сидя за рабочим столом, вижу в нем не свое отражение, а красные занавески на окнах. И вчера произошло нечто странное. Я несколько часов работал (хотя, честно говоря, в тот вечер настроение у меня было совсем нерабочее), время от времени ощущая то туманное состояние, которое описывал выше. Снова и снова мне приходилось останавливаться и протирать глаза. И в один из таких перерывов я случайно взглянул на то зеркало. Выглядело оно весьма странно. Красных занавесок, которые должны были отражаться в нем, видно не было, однако создалось такое впечатление, будто стекло покрылось паром, но не на поверхности, сверкающей как сталь, а внутри. Присмотревшись внимательнее, я заметил, что матовость эта как будто вращается то в одну сторону, то в другую и постепенно переходит в густое белое облако, с тяжелыми крутящимися клубами. Все это выглядело настолько естественно и четко, что, помню, я даже обернулся посмотреть, не горят ли мои занавески. Но в комнате все было совершенно спокойно. Не слышалось ни звука, если не считать тиканья часов. Единственное движение – странное кручение этого пушистого облака в глубине старого зеркала.
Потом (я не мог отвести глаз от этого видения) туман, или дым, или облако, не знаю, как это правильно назвать, начало сгущаться и собираться в две точки, расположенные очень близко друг к другу, и мне вдруг пришло в голову (страха я не испытывал, лишь интерес), что это два глаза, которые всматриваются в мою комнату. Образовался расплывчатый контур головы, женской, судя по прическе, но лицо как бы оставалось в тени. Только глаза были четко различимы. Но что за глаза! Темные, блестящие, наполненные необыкновенным чувством, то ли гневом, то ли страхом, точно я так и не смог определить. Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы глаза были так выразительны и полны жизни. Они смотрели не на меня, а в комнату. Потом, когда я приподнялся, вытер ладонью вспотевший лоб и попытался собраться, неясные очертания головы снова растворились в дымке, зеркало постепенно очистилось, и в нем снова появились красные занавески.
Человек скептического склада ума, конечно же, решит, что я просто заснул над своими цифрами, и все, что я видел, было лишь сном, но на самом деле я еще никогда не испытывал такого чувства реальности происходящего, как в тот раз. Глядя на эту картинку в зеркале, я думал о том, что это, должно быть, какое-то видение, галлюцинация, спровоцированная переутомлением нервов и бессонницей. Но почему оно приняло именно такую форму? И кто эта женщина? И чем было вызвано то чувство, которое я прочитал в ее прекрасных карих глазах? Из-за этих глаз я впервые не выполнил намеченный объем работы. Может быть, из-за этого сегодня я не наблюдаю никаких ненормальных явлений? Завтра во что бы то ни стало нужно будет собраться.
Все хорошо. Работа идет по графику. Постепенно опутываю сетью этого борова. Хотя последним может посмеяться он, если из-за работы нервы мои не выдержат. Это зеркало напоминает мне что-то вроде барометра, который реагирует на напряжение моего мозга. Каждую ночь перед окончанием работы я замечаю, что в нем образуется то облако.
Доктор Синклер (кажется, он еще и немного психолог) так заинтересовался моим рассказом, что сегодня вечером зашел ко мне, специально, чтобы осмотреть зеркало. Я заметил на задней стороне рамы какую-то надпись, нацарапанную на металле старинными буквами. Доктор изучил ее через линзу, но так и не смог разобрать. «Sanc. X. Pal.» – вот что он в ней в конце концов увидел, но это нам ничего не сказало. Он посоветовал убрать его в другую комнату, но отметил: все, что я в нем вижу, – лишь симптомы. Настоящая опасность заключена в их причине. Избавиться нужно от двенадцати томов счетных книг, а не от серебряного зеркала. Сейчас я проверяю восьмой, работа продвигается.
Все-таки, наверное, лучше было убрать это зеркало из комнаты. Вчера ночью произошло поразительное событие, связанное с ним. И все же меня это уже настолько заинтересовало, захватило, что даже после того, что случилось, я не стану его убирать. Но что все это значило?
Было около часа ночи. Я уже закрывал книги, собираясь ложиться спать, как вдруг увидел перед собой ее. Должно быть, стадию появления тумана и его сгущения я пропустил, поэтому она предстала передо мной, видимая совершенно отчетливо, во всей своей красоте, страсти и душевном страдании. Очертания ее были до того четкими, что мне сперва почудилось, будто действительно стоит живая женщина. Фигура была небольшой, но я видел ее прекрасно. Каждая деталь ее платья запечатлелась у меня в памяти. Как сейчас вижу: вот она сидит слева от зеркала, рядом с ней стоит, согнувшись, какая-то темная фигура (я смог разобрать только то, что это мужчина), а за ними висит какое-то облако, и в нем силуэты людей, они двигаются. И все это не казалось замершей картинкой, это была сцена из жизни. Женщина наклоняется и начинает дрожать, мужчина надвигается на нее. Расплывчатые силуэты стали резко и дерганно двигаться и делать какие-то знаки руками. О страхе я уже и не думал – до того интересно мне было наблюдать за всем этим. Очень жаль, что я не увидел, чем все закончилось.
Но, по крайней мере, я могу описать эту женщину во всех подробностях. Она очень красива и довольно молода… Думаю, не старше двадцати пяти. Волосы у нее коричневого цвета, сверху – теплого каштанового оттенка, а снизу – золотистые. Маленький чепчик, украшенный кружевом и жемчугом, нависает надо лбом. Лоб высокий, возможно, слишком высокий для того, чтобы его можно было назвать идеалом красоты, хотя для ее лица такой лоб подходит как нельзя лучше, потому что придает ему уверенности и силы. Если бы он был ниже, ее лицо казалось бы слишком нежным и женственным. Брови очерчены очень изящно, веки тяжелые. И наконец эти чудесные глаза… Огромные темные, полные всепоглощающего чувства: неистовой ярости и безграничного страха, которые борются с гордым самообладанием, удерживающим ее от безумия. Щеки ее бледны, губы белы от напряжения. Подбородок изящно закруглен, шея изысканно тонка. Женщина неподвижно сидит на стуле, наклонившись вперед, словно оцепенев от страха. Платье у нее из черного бархата, на груди сверкает огненный драгоценный камень, в складках одежды виднеется золотое распятие. Вот как выглядела та леди, отражение которой все еще живет в старом серебряном зеркале. Какое злодеяние оставило в нем такой след, что и сейчас, в другом веке, человек при определенных условиях все еще ощущает его?
И еще одна подробность: с левой стороны от черного бархатного платья лежала, как мне поначалу показалось, бесформенно скрученная белая лента. Но потом, когда я присмотрелся получше (а может быть, изображение стало отчетливее), я понял, что это было на самом деле. То была человеческая рука с исковерканными пальцами, которая тянулась к подолу платья. Остальная припавшая к полу фигура была почти неразличима (нечеткий темный силуэт), но эта рука на этом фоне была видна прекрасно, а в том, как отчаянно она цеплялась за ткань, чувствовалось что-то трагическое и зловещее. Этот человек был испуган, жутко испуган. Это я понял сразу. Что могло так испугать его? Почему он схватился за платье женщины? Ответ нужно искать в тех силуэтах, которые двигались на заднем плане. В них кроется опасность и для него, и для нее. Меня это захватило, я уже не думал об этом, как о чем-то таком, что имеет отношение ко мне и к моим нервам. Я смотрел, не отрываясь, как на сцену в театре, но что было дальше, узнать мне так и не удалось. Изображение стало рассеиваться, началось какое-то беспокойное движение, которое затронуло все фигуры, и зеркало снова очистилось.
Доктор говорит, мне нужно на день отказаться от работы. И я могу себе это позволить, потому что немного ушел вперед. Совершенно очевидно, что видения эти напрямую связаны с состоянием моей нервной системы. Сегодня ночью просидел перед зеркалом целый час и не дождался ничего. Мой выходной день прогнал образы. Интересно, пойму ли я когда-нибудь смысл этих видений? Сегодня внимательно рассмотрел зеркало при хорошем свете. Оказывается, рядом с надписью «Sanc. X. Pal.» на серебряной поверхности имеются едва различимые остатки геральдических символов. Они должны быть очень старыми, потому что почти совсем стерты. Насколько мне удалось разобрать, это три наконечника копья, два вверху и один внизу. Покажу их доктору, завтра он обещал заглянуть.
Сегодня снова чувствую себя превосходно. Думаю, ничто не помешает мне закончить работу вовремя. Показал доктору значки на зеркале, он согласился, что это что-то вроде герба. Его очень интересует все, что я рассказываю, он устроил мне настоящий допрос, чтобы выяснить все, даже самые мелкие подробности. Довольно интересно наблюдать за тем, как его разрывают на части два противоположных желания: первое – вылечить больного (то есть меня), чтобы избавить от видений, и второе – чтобы медиум (каковым он меня считает) разрешил эту загадку прошлого. Он посоветовал мне продолжительный отдых, но не слишком настаивал, когда я сказал, что об этом не может быть и речи, пока не будут проверены оставшиеся тома.