– Хорошо ты сказал, паренек, – сквозь смех выкрикнул он. – В самую точку! «Фанфарона»! Ну, ладно, луна добрая, но тучи поднимаются. Сделаем свое дело, пока не потемнело.
Пока происходил этот разговор, баронет со все возрастающим удивлением рассматривал наряд незнакомца. Он уже почти не сомневался, что этот человек как-то связан с конюшнями, хотя вид у него был очень необычный и старомодный. На голове красовалась высокая бобровая шапка, такая, какие до сих пор еще носят некоторые кучера, управляющие четверками, с тульей в виде колокола и загнутыми краями. Костюм странного господина состоял из табачного цвета фрака с длинными полами и стальными пуговицами, из-под которого выглядывал полосатый шелковый жилет, доходящих до колен кожаных темно-желтых бриджей и голубых чулок. Обут он был в низкие ботинки. Фигура его казалась угловатой и крепкой, но наводила на мысль о силе и гибкости. Задира из Брокаса был очень необычным человеком, и молодой офицер уже с удовольствием предвкушал, как станет рассказывать в лагере за обеденным столом о встрече с этим странным любителем старины и о том, как знаменитый лондонский профессионал намял ему бока.
Лошадей, которые дрожали и исходили пóтом, доверили Бейтсу, маленькому груму.
– Сюда! – указал путь человек в куртке с пелериной и направился к погруженным во мрак воротам. Каменные столбы и деревья, переплетающиеся над ними ветками, выглядели зловеще. Ни баронету, ни боксеру это место не нравилось.
– Куда вы нас ведете?
– На дороге толком не подерешься, – сказал толстяк. – За воротами у нас есть отличное место – залюбуешься. Не на Молси-херст же нам драться.
– По мне, так и дорога хороша.
– Нам, двум настоящим бойцам, негоже на дороге драться. Дорога – для новичков, – возразил человек в бобровой шапке. – А ты часом не боишься?
– Ни вас, ни десятка таких, как вы! – решительно произнес Стивенс.
– Тогда пошли со мной, устроим все, как полагается.
Сэр Фредерик и Стивенс переглянулись.
– Я готов, – сказал боксер.
– Тогда идем.
Четверо мужчин прошли через ворота. Позади них из темноты доносился храп и стук копыт дыбящихся лошадей, был слышен голос мальчика-грума, который тщетно пытался их успокоить. Пройдя пятьдесят ярдов по заросшей высокой травой дороге, проводник свернул направо в густую рощу, и компания неожиданно вышла на круглую пустую поляну, залитую бледным лунным светом. Она была окружена низенькой насыпью, и в дальнем конце ее стояла одна из тех небольших каменных беседок с колоннами, которые так любили при первых Георгах{581}.
– Ну, что я говорил? – не без гордости воскликнул толстяк. – Найдете еще такое место в двенадцати милях от города? Не найдете. Тут будто специально для нас все сделано. А теперь, Том, принимайся за дело. Покажи, на что ты способен.
Все было похоже на какой-то удивительный сон. Странные люди, их необычная одежда и причудливая манера говорить, залитая лунным светом круглая поляна, беседка – все слилось в одну фантастическую картину. Только лишь вид щеголеватого твидового костюма и простодушное английское лицо Альфа Стивенса вернули баронета в мир обыденности. Худой незнакомец снял бобровую шапку, фрак с длинными полами и шелковый жилет, рубашку ему стянул через голову его товарищ. Стивенс также неторопливо разоблачался, не выказывая никаких признаков беспокойства. Потом противники повернулись друг к другу лицом.
Но, как только они это сделали, Стивенс вскрикнул от удивления и ужаса. Сняв шапку, противник его обнажил страшное уродство головы. Вся верхняя часть лба была провалена внутрь, и между коротко стрижеными волосами и густыми бровями проходил широкий алый рубец.
– О Боже! – воскликнул юный боксер. – Что у него с головой?
Этот вопрос, похоже, пробудил в его противнике холодную ярость.
– Ты бы лучше за своей головой следил, господин хороший! – прорычал он. – Ничего, скоро тебе будет чем заняться, кроме как мою голову рассматривать.
Этот ответ привел в восторг его помощника, и он хрипло рассмеялся.
– Хорошо сказано, дружище Томми! – вскричал он. – Даю свою голову на отсечение, что ты лучший из лучших.
Человек, которого он назвал Том, уже стоял с поднятыми кулаками в центре этого нерукотворного ринга. Одетым он производил впечатление здоровяка, но без одежды казался еще крепче. Широкая мощная грудь, скошенные плечи, подвижные мускулистые руки – все как будто было создано для кулачного боя. Недобрые глаза поблескивали из-под изуродованного лба. Губы застыли в насмешливой ухмылке, которая казалась страшнее оскала. Лондонский боксер должен был признать, что еще никогда не видел столь грозной фигуры. Но уверенности придавала мысль о том, что ему в жизни еще не встречался человек, который смог бы его одолеть, и вряд ли это удастся какому-то странному незнакомцу, случайно оказавшемуся у него на пути. Поэтому, одарив противника плотоядной улыбкой, он поднял кулаки и стал в стойку.
Однако за этим последовало нечто совершенно для него неожиданное. Незнакомец резко сделал ложный выпад левой и тут же нанес молниеносный боковой удар правой. Все это произошло так быстро, и удар был настолько сильным, что Стивенс едва успел уклониться и ответить коротким ударом по корпусу ринувшегося на него противника. В следующий миг стальные руки обхватили его и подняли в воздух. Соперник перебросил его через бедро, и боксер с глухим ударом тяжело упал на траву. Незнакомец отошел в сторону и сложил на груди руки, пока покрасневший от злости Стивенс поднимался на ноги.
– Эй! – крикнул он. – Что это за игры?
– Запрещенный прием! – поддержал его баронет.
– Запрещенный прием? Какого черта, да я в жизни не видел лучшего броска! – бросил в ответ толстяк. – По каким правилам вы деретесь?
– По «Правилам Куинзберри»{582}, разумеется.
– Никогда о таких не слыхивал. А мы по лондонским.
– Ах так, – совсем рассердился Стивенс. – Ладно! Я могу бороться не хуже остальных. Больше вы меня не поймаете.
Так и вышло. В следующий раз, когда незнакомец бросился к нему, они обхватили друг друга руками и после короткой борьбы упали на землю вместе. Это повторилось еще два раза, и после каждого падения соперник Стивенса поднимался, отходил к своему товарищу и на какое-то время усаживался на траву, после чего снова поднимался и шел в бой.
– Что ты о нем думаешь? – спросил баронет во время одного из этих кратких перерывов.
У Стивенса из уха сочилась кровь, но других травм заметно не было.
– Опытный, – ответил боксер. – Не знаю, где он этому научился, но у него явно было много практики. Он сильный, как лев, а тело у него твердое, как камень.
– Держи его на расстоянии. Думаю, в дальнем бою ты с ним легко справишься.
– Не уверен, что я смогу легко с ним справиться хоть в каком бою, но буду стараться.
Это был отчаянный поединок, и с каждым раундом становилось все более понятно (даже удивленному баронету), что молодой лондонский чемпион в средней весовой категории встретил противника, ни в чем ему не уступающего. Точные и неожиданные удары и подвижность незнакомца делали его опасным противником. Ответных ударов в голову и корпус он словно вовсе не чувствовал, и зловещая улыбка ни на миг не сошла с его лица. Твердыми, словно гранит, кулаками он наносил мощнейшие удары, причем бил с любого угла. Особенно был страшен его левый апперкот{583} в челюсть, который снова и снова лишь чудом не достигал цели, пока наконец не пробил защиту и не поверг Стивенса на землю. Толстяк издал радостный вопль.
– Ей-богу, точно в скулу! Даю лошадь за курицу, что мой Томми его умолотит! Еще один такой удар, парень, и он не встанет.
– Послушайте, Стивенс, это заходит слишком далеко, – сказал баронет, помогая своему уставшему товарищу подняться. Что скажут в полку, если я привезу вас избитым! Пожмите ему руку и признайте, что он лучше, а иначе вы не сможете сделать то, зачем я вас везу.
– Признать, что он лучше? Ни за что! – зло вскричал Стивенс. – Я собью с этой чертовой рожи улыбку!
– Но как же сержант?
– Я лучше вернусь в Лондон и не встречусь с сержантом, чем позволю этому молодчику себя побить.
– Ну что, хватит с тебя? – насмешливо спросил его противник, выходя на середину поляны.
Вместо ответа молодой Стивенс бросился на него, вложив в этот рывок всю силу, которая у него осталась. Сначала столь яростная атака позволила ему оттеснить противника к краю площадки, и какое-то время казалось, что он вот-вот возьмет верх, но этот стальной боец, наверное, не знал, что такое усталость. Движения его были такими же быстрыми, а удары такими же мощными, как в начале боя. Стивенс ослабил натиск просто потому, что выдохся. Но его противник не собирался отступать. Он пошел в ответную атаку и градом мощнейших ударов начал пробивать ослабевшую защиту боксера. Альф Стивенс уже почти лишился сил, еще немного – и он был бы снова повержен на землю, если бы не произошло нечто удивительное и совершенно неожиданное.
Как уже было сказано, на пути к поляне группа прошла через густую рощу. Откуда-то из-за этих деревьев вдруг раздался странный пронзительный крик, так мог бы кричать ребенок или какое-нибудь попавшее в беду маленькое лесное животное. Звук был нечленораздельный, высокий и невообразимо жалобный. Когда он раздался, незнакомец, который в этот миг возвышался с рукой, занесенной над стоящим на коленях Стивенсом, вдруг попятился назад и огляделся по сторонам с выражением растерянности и страха в глазах. Улыбка его исчезла, губы безвольно приоткрылись, он стал похож на человека, объятого безумным, безотчетным ужасом.
– Она снова ищет меня! – воскликнул он.
– Давай же, приятель, дерись дальше! Ты его уже почти уложил! Ничего она тебе не сделает!
– Сделает – сделает! – взвизгнул силач. – Боже! Где она? Я ее не вижу! А-а-а, вон она, вон она!