тавят ни с чем. Я думала у меня будет время, чтобы сделать это не так открыто, но я его упустила в связи с… со своей болезнью.
Он внимательно смотрел мне в глаза, находясь так близко, что мне снова стало не по себе. Но как бы мне не хотелось, я не отшатнулась, продолжая глядеть на него снизу вверх.
— Ты изменилась. Никуда не уходи, я скоро вернусь, — он обернулся к застонавшему Кара и вышел из комнаты первым. Надеюсь, Риарио все же истинный сын своего папашки, и сейчас поступит так, как велят ему гены, и не потащит меня на виселицу за столь богохульные мысли о том, как оставить конклав без честно наворованного.
Глава 11
Одна из трех шестнадцатипудовых пищалей не выдержала и дала трещину по дулу после каких-то пятнадцати выстрелов. И это при том, что интенсивность огня была очень низкой, мы стреляли немного лениво, без огонька, постоянно меняя углы, под которыми ствол был расположен к земле, чтобы определить дальность полета снарядов. Так опытным путем выяснилось, что, если задирать угол градусов почти на семьдесят, и вести практически минометный огонь, то в таком положении мы почти компенсировали разность в дистанции выстрела между нашими пушками и пушками Твери. Намерения куда-то попасть у меня не было, но, когда огромный камень, выпущенный из мортиры уже на излете задел ворота, я только поцокал языком. Надо же, как удачно получилось.
Защитники Твери перетрухнули от этого совершенно случайного попадания знатно. Забегали, замахали руками. В нашу сторону понеслись снаряды их пушек, а еще в воздух взлетели стрелы. Было довольно страшно наблюдать за несущейся прямо на нас приблизительно сотней оперенных деревяшек, каждая из которых могла принести смерть. Очень сильным было желание присесть, закрывшись щитом, но я заставил себя стоять прямо и не втягивать голову в плечи.
— Зачем зазря стрелы переводят? — стоящий подле меня Волков пожал плечами. — Итак же понятно, что не попадет ни одна, далеко слишком мы стоим.
— Надеются, что может какая-нибудь и долетит, — я не мог оторвать взгляд от начавших вонзаться в землю стрел. — Наша же каменюка долетела.
— Ох ты же, мать твою ети, — раздался сбоку возглас. Я резко повернулся в ту сторону, и тут же, нахмурившись, шагнул к бегающему вокруг одной из пушек наряду.
— Что там? — резко спросил, подходя поближе. Услышав мой голос, мужики замерли на месте, словно нашкодившие коты, которых хозяин застукал в тот самый момент, когда они вовсю использовали его тапки далеко не по назначению. — Что там? Мне палача кликнуть, чтобы он разговорил вас? — угроза подействовала, и плевать, что штатные палачи все остались в Москве. На этот счет я мог кого еще назначить на эту не престижную, но очень необходимую должность.
— Дык, вот, — и один из них отошел в сторону, и тут же, словно получив сигнал, весь остальной наряд разбежался, освобождая мне дорогу.
Трещина была некрасивая, рваная и сквозная. Как пушку не разорвало — опять осталось загадкой. Фактически, лишь металлические обручи, стягивающие ствол, остались неповрежденными, выдержав пороховой заряд, в отличие от самого ствола. Но меня больше интересовало совершенно другое.
— Как это вообще произошло? — процедил я, стискивая зубы. Вторая пушка за неделю! Это просто уму не постижимо! — Где Аристотель?
Все тут же принялись оглядываться, ища взглядами архитектора, но тот нашелся сам. Увидев нездоровое движение возле одной из его пушек, старый мастер тут же бросился ко мне.
— Что тут? Что произошло? Ответить, цесаре, молю, — и он сложил руки в молитвенном жесте. Я молча отошел в сторону и ткнул пальцем в пришедшую в негодность пищаль.
— Вот что, господин Фьорованте, видите, какой конфуз? И как это можно объяснить? Кстати, которая эта пушка, уже служившая верой и правдою, или новая, одна из тех, которые без моего ведома поперек батьки в пекло сунуть хотели недруги мои? — как всегда латынь приходила ко мне легко. Даже акцент, с которым я говорил, был довольно мягким. Ивана очень хорошо учили, и язык этот он знал прекрасно.
— Да что же это? — Аристотель обежал пушку, вцепился в волосы и рванул их, лишь только зашипев, когда в руках остались темные клочки. — Как же это? Ведь все, все было как надо! Я ведь проверял, я ведь… — внезапно он остановился, глядя перед собой. Встрепенувшись, после минутного зависания, он как заорет. — Федька! Федька! Иди ко мне!
По-русски Аристотель говорил плохо, и я не представлял, как он будет объясняться с упомянутым Федькой, который латынь совершенно точно не знал. Мне было так любопытно, что я стоял рядом, не собираясь уходить, чтобы насладиться невиданным зрелищем.
Федька подбежал очень быстро, и предано уставился на мастера.
— Чего, мастер? — и тут его взгляд упал на изувеченную пушку. Мальчишка нахмурился совсем по-взрослому и покачал головой. — От ить беда-то какая.
Фьорованти, тем временем, начал разыгрывать пантомиму. Он указал на пушку, затем сделал жест руками, словно скручивал что-то и снова ткнул пальцем в пушку.
— Был кто? — Федька наморщил лоб, явно не понимая, чего от него хочет добиться Аристотель. — Ну же, Федька, был?
— Кто был? Ты бы, мастер, попонятнее объяснялся, — и мальчишка развел руками. В ответ Аристотель рыкнул и шагнул к нему, а его руки не скрывали намерения придушить пацана.
— Хватит! — я выступил вперед, сложив руки на груди. — Так вы долго будете выяснять подробности. Скажите, господин Фьорованти, как так получилось, что, живя столько лет в Москве, вы так и не научились двух слов связать? Как вы с Яковом-то общались? Может быть этот кошмар связан с тем, что вы не смогли как следует объясниться?
— Нет, цесаре, нет, — Аристотель провел дрожащей рукой по лбу, вытирая пот. — Я волнуюсь. А когда я волнуюсь, то забываю все слова неродного мне языка.
— Успокойтесь, — в голосе ясно прозвучали повелительные нотки. Все-таки Иван мог, когда надо, командовать. — Так вас, глядишь, удар хватит, а мне вы нужны полным сил. Спрашивайте, что хотели спросить, я переведу.
— О, цесаре, — Аристотель на мгновение закрыл глаза руками, а затем выпрямился и задал интересующий его вопрос. — Спросите этого негодного мальчишку, был ли кто-нибудь в литейной, когда стержень все еще находился в кожухе?
Я повернулся к Федьке, который порядком струхнул, глядя на меня как кролик на удава. Переведя слова Аристотеля слово в слово, я добавил.
— Отвечай.
— Ух, как ловко получается у тебя, великий князь, как у толмача посольского, — пробормотал Федька, но быстро прикусил язык под моим пристальным взглядом и отрапортовал. — Не, не было, — он на мгновение задумался. — Правда, заходил пару раз боярин, чтобы посмотреть, как дела наши движутся, он такой… — он нахмурился, словно пытался вспомнить, что это был за боярин, но так и не смог. — Шапку он все на лоб натягивал, словно промерз.
— Имя боярина как? — мысли метались как белки в колесе, и приходили к одному и тому же выводу — это мог быть тот самый боярин, что бумагу, якобы мною составленную принес мастеру.
— Не знамо мне, — Федька сморщил нос, но потом покачал головой. — Он не назывался. Может думал, что мы такого важного и так знать должны.
— Возможно, — я обернулся к Аристотелю. — Надеюсь, что вы все поняли, что было сказано, и мне не нужно переводить, — он закивал, показывая, что все прекрасно понял. — Почему это произошло, вы уже знаете?
— Толщина металла получилась разной, — Аристотель сел рядом с пушкой и еще раз внимательно осмотрел повреждения. — Достаточно слегка стержень тронуть, чтобы так получилось, — добавил он, вставая. — А если не мастер тронул стержень, то сразу и внимания не обратит.
— Понятно, — очень сильно хотелось снять шлем, лоб чесался под ним просто невероятно, но нельзя. Надо хотя бы к шатру уйти, и там уже что-нибудь попинать. Надо же, диверсия при дворе Ивана третьего. Кто же Молодого так сильно ненавидит, что решился на такое? Кто? Зоя или Елена? Почему-то я совсем не сомневался, что это кто-то из них. Точнее, кто-то из доверенных бояр. — Эту — переплавить, — я указал на поврежденную пушку, отметив, что голос звучит глухо. — Продолжайте стрелять. Не частите, но и забыть про нас не дайте.
Бросив еще один взгляд на Тверь, я развернулся и направился в шатер. Там все-таки стянул шлем и бросил его на наваленные на тюфяк шкуры, такую вот походную кровать. Немного подумав, я лег, закинув руки за голову. В кольчуге делать это было не слишком удобно, но вот именно сейчас, мне было все равно. Довольно долго я рассматривал потолок шатра, отмечая, что он слегка прогибается под напором ветерка. В шатре становилось все темнее и темнее, наступал вечер. Матерчатая дверь приподнялась, и я тут же выхватил меч, приподнявшись на своем ложе.
— Я принес тебе поесть, княже, — Волков зажег пару факелов, и поставил их в специальные подставки, подальше от стен. — Не волнуйся, пробу я снял, как видишь, живой пока. — Он поставил передо мной небольшой котел, вытащил ложку и, зачерпнув из котла ароматно пахнущую похлебку шумно втянул ее в рот.
Я только хмыкнул, оценив этот энтузиазм. Волков все никак не мог себе простить того покушения, которое так и осталось не раскрытым, но это и понятно, трудно что-то раскрыть, не раскрывая.
Как я не планировал самостоятельно готовить себе еду, ничего из этого не получилось. На меня смотрели, как на полного придурка, словно подозревали, что князь умом тронулся. Так что, хватило меня лишь на один раз. Все остальное время готовил для меня Волков. Я мог только наблюдать, как он помешивает в котелке, подвешенным над костром, очередное варево. Вообще, было вполне съедобно и даже вкусно, вот только почти всегда недосолено. Лично мне сильно не хватало перца и картошки. Но тут уж ничего не поделать, перец был редкостью, что касалось картошки — Америку еще не открыли, так что о ней приходилось только мечтать.
— Сергей, — позвал я Волкова, когда ложка стукнулась о дно котелка. — Что там происходит? Я не слышу пушек. — Словно в ответ на мой вопрос, раздался раскатистый грохот, ага, пушки стреляют, но очень редко.