— С стороны Твери давненько ничего не слышно. Но не спят же они, в конце концов? А наши снаряды нет-нет, да и пуляют для острастки.
— Хорошо, — я снова откинулся на спину и заложил руки за голову. Подремать что ли?
— Чего мы ждем? — задал вопрос Волков. Этот вопрос сегодня я прочел во многих, устремленных на меня глазах.
— Кого, — поправил я его. — Сегодня все решится. Если к нам пожалуют гости, то… — я не закончил говорить, когда матерчатая дверь снова приподнялась и в шатер вошел Милославский.
— Князь, к тебе бояре Тверские пожаловали. Хотят говорить с тобой, — сказал он, с любопытством поглядывая назад, видимо, именно там находились Тверские бояре, пришедшие, чтобы «поговорить».
— Ну вот, не зря ждали, — я усмехнулся, глядя на немного ошарашенное лицо Волкова. Поднявшись со своего ложа, я надел шлем и кивнул Милославскому. — Давай их сюда, послушаем, что они нам скажут.
Всего боярская делегация состояла из шести человек. Они все зашли в шатер, и в нем сразу же стало очень тесно. Вперед вышел представительный мужик с густой бородой — лопатой, закрывшей его лицо наполовину. В мерцающем свете факелов деталей было не разглядеть, я даже не мог точно определить, какого цвета у этого мужика волосы.
— Боярин Мышкин, княже, — мужик степенно поклонился. — Весть у нас к тебе престранная. Ничего не предвещало этого, но мы не так давно узнали, что Великий князь Михаил Борисович убег к литовцу на поклон. Мы же порешали, малой думой собравшись, что незачем тебе Тверь курочить. Все одно, племянник ты князю Михаилу Борисовичу, родной сестрицы сын. А у великого князя, если где дети и есть, то он о них не знает, так же, как и мы. Ты единственный наследник законный, великий князь Иван Иванович. Вот и пришли на княжение тебя звать.
— Твои слова правильные, боярин, вот только не могу я княжение поперек отца своего Великого князя Московского принять. Давай условимся, войду в Тверь я утром как наследник, не как завоеватель, а гонец, тем временем в Москву поскачет. Как Великий князь скажет, так и порешим. Ну а я пока здесь в Твери побуду, а то еще вернутся задумает Михаил Борисович, надо же будет встретить его. — Я не очень понимаю, почему он вообще удрал, ведь не ясно было кто все-таки верх одержит, мог только догадываться. Вариантов было два: узнал дядя Миша о заговоре бояр против него и решил свалить, пока не поздно; дядя Миша думал, что я нечто вроде разведотряда, за которым мчится во весь опор к Твери еще большее войско во главе с князем Московским, и опять-таки удрал от греха подальше. Как бы то ни было, дядя свалил, и завтра мне нужно будет как следует бабулю тряхануть, у которой казна запрятана.
— Так и порешим, — боярин Мышкин, который до этого негромко переговаривался со своими спутниками, снова вышел вперед и закивал. — Завтра ворота откроем, чтобы смог ты свободно въехать в Тверь.
И они резво развернулись к выходу. Я же пару минут смотрел им вслед, в то время как Волков, прищурившись, наблюдал за мною.
— Не спрашивай, — я прервал готовый сорваться с языка вопрос Волкова. — Просто не спрашивай.
Отметя все вопросы скопом, я снова завалился на кровать и на этот раз прикрыл глаза. Интересно, что же день завтрашний нам готовит.
— Отвечаешь за него головой, — Риарио обратился к одному из наемников, который подошел в составе группы из запрошенных мною четверых помощников. — Никого в пыточную не впускать.
— Но я… — бедный наемник хотел было возразить, что он вообще тут проходил мимо и сейчас либо не его смена, чтобы стоять здесь на страже, либо он вообще не должен этого делать, но, прервавшись на полуслове, замолчал и кивнул, понимая, что его оправдания ни к чему хорошему не приведут.
— Остальные пока остаются здесь.
Больше не глядя на переглядывающихся солдат, он развернулся и довольно быстро пошел в направлении схрона. Мне было тяжело выдерживать такой темп, как и ожидалось, в итоге я прилично отстала. Риарио уже поднимаясь на лестницу, ведущую в галерею необжитой части замки, повернулся и остановился, чтобы меня подождать.
— Надо найти Вианео, — подходя к мужу, бросила я, слегка поморщившись от возобновившейся боли в животе. Я, глядя в оценивающие меня темные глаза, выпрямилась, скорее из упрямства, потому что ничем другим этот выпад вряд ли можно было назвать. Нет, ну можно конечно, но слово «идиотка» у меня ассоциируется только с оригинальной версией Катерины.
— Пойдем, я провожу тебя до твоей комнаты, — он взял меня за руку. От такого неожиданного прикосновения я слегка вздрогнула, что не укрылось от Риарио, и он быстро выпустил мою ладонь.
— Нет, я вернусь в комнату, как только мы решим нашу проблему, — и, подобрав подол платья, я начала подниматься наверх, костеря себя на чем свет стоит. Черт подери, взрослая женщина, а веду себя словно не целованная монашка, давшая обет целомудрия. Нужно уже привыкнуть в конце то концов. Если после всего, что наделала Катерина в свое время, Риарио ее еще не прибил с особой жестокостью, то хватит уже представлять его в образе какого-то монстра, и не наводить еще больше подозрений в свой адрес. Я была на себя зла, даже не так, я бы спалила все на своем пути, если бы могла, даже не заметив, как оказалась у знакомой картинки, служившей ориентиром в этом пустом заброшенном крыле.
— Что с тобой происходит? — он схватил меня чуть выше локтя и резко развернул к себе лицом. — То ты рыдаешь и слова вымолвить не можешь, то носишься по замку, не замечая ничего на своем пути, то ведешь себя, как холодная расчетливая Сфорца. Что произошло такого, о чем еще мне следует знать, что внезапно пробудило в тебе первые озвученные мной качества? — Риарио все еще держал меня за руку крепко и больно, но вырываться я не спешила, да и собственно, не видела в этом никакого смысла.
— За время, проведенное здесь, произошло слишком много событий, которые выбили меня из колеи. Особенно неудавшееся покушение и смерть сына. А тебя, в этот сложный период, не было рядом со мной, впрочем, как обычно. Я, наконец-то, убрала из своей жизни миланскую родню, которая очень из-за этого расстроилась, и это, не говоря уже о том, что каждый, кто тут находится, вероятно хочет моей смерти, поэтому мы не можем ни на кого выйти, потому что замешаны все, включая кухарку этого не такого уж и Святого Ангела. Так что извини, если тебе мое поведение не по душе, то в данный момент времени, я не могу ничего сделать, чтобы это исправить, — внезапно Риарио резко наклонился и поцеловал меня, прерывая тот поток накопленных мыслей и вопросов, оставшихся без ответа, который я не могла до этого момента выплеснуть наружу. Я поддалась эмоциям и, засунув свой снобизм куда подальше, ответила на поцелуй, потому что я Сфорца, это мой муж, и я нахожусь в сраном пятнадцатом веке, где моего мнения никто не спрашивает. Он немного отстранился, глядя мне в глаза, немигающим взглядом. — Слишком эмоционально? — немного сбавив тон, спросила я.
— Достаточно эмоционально, — он усмехнулся и, наконец, отпустил меня. — Иди в свою комнату. Тебе нечего здесь делать. Пускай Вианео осмотрит тебя.
Я глядела на стену, за которой находился тайник, и не могла вот так категорично расстаться с золотом, часть которого я уже продумала куда пустить, исключительно на благое дело. Но и перечить мужу я не хотела, учитывая и так накопившийся послужной список.
— Но…
— Катерина, хоть раз сделай что-нибудь, о чем я тебя прошу, не переча мне, — прорычал он.
— Я надеюсь, ты поступишь правильно, — склонив голову, высказывая таким образом толику уважения, раздраженно развернулась и побрела к себе, в надежде не заблудиться в очередной раз. Я не оборачивалась, но спиной чувствовала прожигающий меня взгляд.
Когда я уже подходя к своей комнате, меня нагнала Ванесса, тряся передо мной какой-то исписанной бумагой.
— Я все сделала. Провела опись и рассортировала вещи. — Она всучила мне этот листок, который я только пробежала взглядом, отмечая довольно аккуратный и красивый почерк девушки, которая вроде бы не должна была владеть письмом в таком совершенстве.
— Ты сама писала? — задала я мучающий меня вопрос, садясь на кровать, и уже более внимательно вчитываясь в написанное.
— Конечно, уроки, приглашенного вами учителя, не прошли даром.
Катерина и правда была довольно меркантильной и расчётливой. Как она умудрилась вынести половину палаццо, в голове не укладывалось, только если кто заранее не сообщил ей о готовящемся нападении, что вполне могло оказаться правдой. Драгоценности, золото в том или ином виде и, в принципе, ценные вещи занимали шесть сундуков из семи. Только в один Ванессе удалось утрамбовать разного рода тряпки. Молодец, хоть какая-то черта была в Сфорца, которая не вызывала во мне раздражение.
— Позови Вианео, — девушка кивнула и исчезла за дверью комнаты. А я, тем временем, достала припрятанные мною письма, которые буквально в лицо мне швырнул Риарио.
Их было всего четыре, скорее всего, остальную макулатуру он тащить с собой не захотел или сжег, чтобы врагам не досталось. Судя по содержанию первого письма, взял он с собой первые попавшиеся, потому что никакой важной информации, кроме нытья любимому дядюшке на бренность своего существования и ненависть к мужу и детям, там не содержалось. Второе было уже интереснее, в нем довольно емко и кратко была описана информация о планах Сикста наложить интердикт на Венецию. Судя по содержанию, это письмо было отправлено ранее принятия официального решения римской церковью в 1483 году. Откуда она взяла эту информацию? Дятел то оказался не простой, а золотой. Владение этой информацией и возможностью предпринять какие-то упреждающие экономические решения делало Людовико очень дальновидным малым. Хоть Венеция и кичилась, что им было глубоко плевать на эти интердикты, их мол мы столько пережили и столько же переживем, только вот многим, кто ходил под папой и его свитой любые отношения с ними могли бы очень больно аукнуться. В третьем письме были восхваляющие Себастьяна Кара оды, в которых говорилось, что она, наконец-то, обрела толику счастья, и теперь любимый дядюшка, кото