– Они пытались отравить вас?
Дама Но кивнула и протянула Гону фотографию.
– Шпионила придворная дама Пак Сукчин. Слышала от Пак Дэвона, что она посещала книжный магазин предателей, а когда вышла оттуда, то попыталась сжечь это фото.
На самом деле это была не Пак Сукчин. Настоящая Пак Сукчин жила под именем Мин Сонён в Пхёнандо, а Мин Сонён, которая давно потеряла своего сына, стала Пак Сукчин и устроилась во дворец в качестве придворной дамы. Казалось, что они поменялись личностями, чтобы наверняка удалось проникнуть во дворец.
Пальцы Гона сжались в кулак, когда он посмотрел на снимок с обугленными краями. На нем был запечатлен момент, как Синджэ обедает со своей матерью. Нетрудно догадаться, как Синджэ попал в Республику Корея из Корейской империи.
– Когда я ее раскрыла, она начала захлебываться кровью.
– Значит, его родителей использовали… А я ему еще за обед не отплатил. Как она? Выкарабкается?
– Думаю, да. Сейчас она пришла в сознание. Только просила поговорить с вами лично.
Гон поднялся из-за стола. Он не знал, какую роль играла в этом спектакле Мин Сонён, но был уверен, что должен выслушать ее объяснение.
Сонён держали в одном из строений в той части дворца, куда члены императорской семьи редко заходят. С изможденным видом, в больничном халате, волоча за собой капельницу, она встала и поклонилась вошедшему в комнату Гону.
– Хотела поговорить лично? Ты долго меня обманывала.
– Я видела вас, Ваше Величество. Вы были с моим сыном Кан Синджэ…
Глаза Гона широко раскрылись. Он понял: она и есть биологическая мать Синджэ.
– …на последнем фото, которое дал мне Ли Рим… Вместе с фото я получила яд.
Как выяснила дама Но, Сонён ходила в книжный магазин, ставший базой приспешников Ли Рима, чтобы докладывать о делах во дворце и получать новые инструкции. Теперь же Гон узнал и о ее связи с Синджэ. Сначала Ли Рим передал ей снимок, где Гон рядом с Синджэ, а потом решил от нее избавиться, сказал ей, что эта фотография будет последней, которую она получит, так как пришла пора выполнить свою задачу.
Она выглядела потрепанной, как будто энергия в организме полностью иссякла. Глаза покраснели – последствие отравления ядом. Ради сына Сонён кардинально изменила не только свою жизнь, но и судьбу своего ребенка. Она не видела другого выхода. Была ли встреча Гона и Синджэ случайным совпадением или неизбежностью, навсегда останется загадкой. Теперь ясно, что у Ли Рима есть планы и на Синджэ.
– Так что я рискнула. Я выпила яд, вместо того чтобы отравить им вас. Умерев, я бы расплатилась за все свои грехи, а выжив, получила бы возможность говорить с вами лично.
От ее дерзости Гон слегка опешил.
– Я не жалею о своих действиях и понимаю, что это прозвучит слишком нагло, но я прошу вас решить судьбу моего сына. Он не сделал ничего плохого! Умоляю. Прошу вас. Защитите моего сына, Ваше Величество!
Со слезами на глазах Сонён бросилась на колени и уткнулась лицом в пол. Она отчаянно молила императора пощадить ее сына, не судить его, ни в чем не виновного, за ее тяжкое преступление. Гон молча смотрел на согнутую спину Сонён.
Глава 14. Когда время останавливается
По кухне витал аромат твенджан-ччигэ[8]. На столе стоял горшочек с тушеным мясом и множество простых, но очень вкусных гарниров: кимчи, водоросли, ростки фасоли, вареные яйца. Заметив, что дочь сидит и тупо смотрит на еду, отец Тэыль начал уговаривать ее съесть хоть ложечку тушеного мяса.
– Домашняя еда – самая лучшая, это факт. Суп просто обалденный получился!
В то время как Тэыль взяли в заложники и увезли в Корейскую империю, Луна заняла ее место по приказу Ли Рима. Она сидела перед отцом Тэыль и смотрела ему в глаза.
Заметив равнодушие во взгляде дочери, он спросил:
– Почему ты так сморишь? Гарниры не нравятся? Прекращай. Я сегодня постарался на славу, смотри, сколько наготовил.
– Пап…
У Луны язык не поворачивался произнести это слово. Всю жизнь она была предоставлена самой себе, и называть кого-то отцом для нее было непривычно. Непривычно было и просто сидеть с кем-то за столом и спокойно есть домашнюю еду.
Чон Кванчан смотрел на Луну, думая, что его дочь сегодня ведет себя крайне странно. В глазах его светились тепло и отцовская любовь.
– Да, что?
– Я хорошая дочь?
Чон Кванчан – мужчина остроумный и за словом в карман не полезет.
– Конечно. Лучшая! Но только раз в месяц – двадцать девятого числа, когда зарплату выдают. Осталась всего неделька, – ответил он взволнованно. Голос его звучал певуче: когда он беспокоился, то говорил так, будто напевал песню. – Убери за собой посуду в раковину, как доешь. Мне пора бежать.
Отец Тэыль ушел, Луна по-прежнему сидела за столом и смотрела на еще горячее тушеное мясо. Взяв в руки ложку, она зачерпнула немного и положила в рот. Впервые она пробовала твенджан-ччигэ в месте, которое можно назвать домом, отчего блюдо показалось ей особенно вкусным, хоть и слегка пересоленным.
Поев, Луна пошла в комнату Тэыль. Она внимательно все оглядела: книги на полках, фотографии на столе и даже одежду в шкафу. Подойдя к кровати, она взяла лежавшую на ней гигантскую игрушку в виде льва, бросила ее на пол и легла рядом. Такой роскоши, как мягкая кровать, у Луны никогда не было.
Все это любила Тэыль, и ничего из того никогда не было в жизни у Луны. Единственное, что их объединяло, – одинаковое лицо. Только приблизившись к свету, ты можешь понять, насколько тьма поглотила тебя изнутри. Впадая еще глубже в отчаяние, она посмотрела на свисающую с потолка старую светящуюся звезду.
– Я всего лишь хренов двойник. Бесит, – грубо выругалась Луна.
Гон стоял, скрестив руки за спиной, перед павильоном с видом на пруд и смотрел на безмятежную водную гладь. Вдруг подул ветер, по зеркалу воды побежала легкая рябь. Гон уже разобрался со всеми накопившимися делами, но Тэыль так и не вернулась. Он ждал, чтобы встретить ее у самого входа во дворец.
Ее не было всего день, а Гон уже страшно соскучился. Для них, живущих в разных мирах, каждая минута и каждая секунда встречи были на вес золота, поэтому он не мог понять, как можно так расточительно тратить драгоценное время. Им отпущено так мало, и нужно жадно хвататься за каждое мгновение.
Рядом стоял Хопиль и разговаривал по телефону с Мирыком, сопровождающим Тэыль. Не следовало заставлять императора ждать, поэтому Хопиль всячески торопил их:
– Ты же сказал, что уже давно на месте. Ну и где ты? Ну-ка, живо дуй сюда! На спине ее неси!
К счастью, на горизонте уже виднелись Тэыль и Мирык, со всех ног бегущие к Гону.
– Стойте, где стоите.
Отдав приказ, Гон пошел навстречу Тэыль, которая уже выбилась из сил после непредвиденного забега. Наконец оказавшись перед императором, Мирык извинился за задержку и поклонился. Гон благосклонно кивнул, как бы говоря, что все в порядке, после чего Мирык быстро удалился.
– Я волновался. Мне доложили, что ты даже охрану с собой взяла. Где ты была? Почему не отвечала на звонки?
Кое-как отдышавшись, Тэыль ответила:
– Времени не было. Его телефон без конца разрывался от входящих вызовов. Я же взяла охрану, чего так волноваться?
Гон слабо улыбнулся, на что Тэыль игриво подмигнула. Он отослал охрану, и они вдвоем направились в сад с деревьями гинкго.
Тэыль приблизилась к Гону и едва слышно произнесла:
– Думаю, что нашла бамбуковый лес Ли Рима.
Когда Тэыль похитили, бо́льшую часть времени она провела без сознания, а когда приходила в себя, была очень слаба. Сейчас, когда она уже восстановилась, воспоминания мало-помалу начинали пробуждаться. Она помнила, что, пока ее везли на соляные прииски, по дороге уловила сладкий запах, как будто от сахарной ваты. Исследовав окрестности, Тэыль обнаружила неподалеку рощу цветущего багрянника[9].
– Я запомнила кое-что, когда меня похитили, поэтому решила воспользоваться этой подсказкой. Я нашла лес, где очнулась. Местный Розочка прочесывает ту местность.
Фамилия Мирыка, лучшего гвардейского курсанта, сопровождавшего сегодня Тэыль, была Чан. У него было то же лицо, что и у Чанми, работающего вместе с Тэыль в полиции, и, как ни удивительно, прозвища они носили одинаковые – Розочка. Причем Чанми из империи казался Тэыль намного надежнее, чем Чанми из республики.
– Когда найдем врата, ты сможешь просто поставить рядом с ними стражу.
Гон остановился и посмотрел Тэыль в глаза:
– А что? Почему бы и нет?
В этот момент Гон понял, что Тэыль уже и сама начала догадываться. Больше не было смысла скрывать от нее правду. Гон просто хотел как можно дольше хранить эту печальную истину в тайне, хотя и понимал, что вечно молчать не получится.
Со смешанными чувствами он начал объяснять:
– В тот момент, когда врата открываются, время останавливается. И каждый раз пауза становится длиннее. Ли Рим уже несколько раз открывал дверь между измерениями, а когда время останавливается и все в мире замирает, я единственный могу передвигаться. В этот раз прошел почти час.
– Выставить там охрану означает подвергнуть их жизни опасности. Ведь, пока длится пауза, только Ли Рим сможет двигаться, – тупо пробормотала Тэыль, осознав суровую реальность. – Значит, я права. Вижу, ты уже думал об этом. Но время действительно замирает так надолго?
Гон утвердительно кивнул. Взглянув на него, Тэыль внезапно крепко обняла его обеими руками. Она уже и без уточнений догадалась, что, когда время останавливается, Гон оказывается совершенно один.
– И ты оставался в эти минуты в одиночестве, – сказала она.
– Пару раз мы были вместе.
Гон обнял Тэыль в ответ. Каждый раз, когда ему казалось, что все начинает распутываться, из ниоткуда появлялся новый, еще более запутанный клубок вопросов. В отчаянии Гон уткнулся лицом в плечо Тэыль.