Ли Рим хотел растоптать всех, кто шел против его воли и не желал нарушать баланс между двумя мирами. Чужая жизнь для него была лишь средством достижения цели.
Глава 22. Красивое уравнение
Сэджин, внучка принца Пуёна, которую Гон хотел объявить наследницей престола, погибла в автокатастрофе в Лос-Анджелесе. Это подстроил Ли Рим, чтобы наказать Гона за попытки восстановить нарушенный баланс между мирами. Боль сковала горло Гона, он словно вернулся в ту роковую ночь, когда Ли Рим своими большими ладонями сжимал его шею. Новость дошла и до жаждущей заполучить Манпасикчок Сорён. Адское пламя страха и растерянности охватило ее тело.
«Виновник происшествия – Пак Джиён, внучка основателя «Хогён Фармасьютикл». Известно, что женщина сейчас вынашивает ребенка, что только усилило шок от случившегося». Сорён, смотревшая выпуск новостей, перепугавшись, выронила из рук планшет. Она вспомнила их последнюю встречу с Джиён в ресторане кальгуксу.
– Так он и Джиён использовал? Ради такого?
Ли Рим успешно манипулировал девушками. Джиён из Корейской империи, которую он отправил жить жизнью Джиён из Республики Корея, пообещала ему сделать все, что он попросит, лишь бы вернуться в империю, к своей жизни богатой наследницы. Так Ли Рим использовал девушку, чтобы убить возможную наследницу престола Сэджин и досадить Гону. Такую он назначил цену за возвращение. Сорён тоже была в сговоре с ним и знала о существовании второго мира, у нее была своя задача. Однако она не справилась и теперь стала для Ли Рима бесполезной.
Сорён содрогнулась. Как сумасшедшая она схватила свой мобильный телефон. Мысли ее были об одном: если она сама до сих пор в порядке, тогда Ли Рим использовал единственный возможный способ загнать ее в угол.
Гудки тянулись вечность. Обгрызая ногти на одной руке и прижимая телефон к уху, Сорён в отчаянии металась по комнате. Наконец на звонок ответили.
Сорён, практически не дыша, протяжно позвала:
– Мама? Мам, мам! Мам, что ты сегодня… ела на ужин?
– Ужин? Ты еще не ужинала? Много работы, да?
– Мам, быстрее, просто ответь на вопрос. Что ты сегодня ела на ужин?
– Я заказала чаджанмен. А что? Ты голодна?
– Черт!
Потрясенная Сорён от испуга уронила телефон на пол.
«Мам, если я когда-нибудь спрошу, что ты ела на ужин, обязательно отвечай “скумбрию”. Поняла?»
Женщина, что ответила на звонок, не была матерью Сорён. Это была мать Ку Ыны. В отместку она, ослепленная своими желаниями, заключила договор с Ли Римом и убила своего двойника в другом мире. Сорён села на пол и от отчаяния закричала во все горло. Теперь и ее жизнь превратилась в ад.
Подвал, где Луну держали взаперти, был пуст. Синджэ посмотрел на стул, к которому ее привязывали, и перевел взгляд на Тэыль. В руках она держала наручники.
– Что случилось? Дверь не взломана. Как она сбежала?
– Я ее выпустила. Совсем недавно.
– Зачем?
В недоумении Синджэ захлопал глазами. Не знала Тэыль, что однажды настанет день, когда она будет просить Луну об одолжении.
«Сказали ли бы мне об этом раньше – ни за что бы не поверила», – думала она.
Но этот день настал сегодня. У Тэыль было две просьбы. Первая – Луна должна была украсть для нее кое-что из полицейского участка. И вторая – она продолжит жить в республике как Чон Тэыль и будет хорошей дочерью для своего отца. Тэыль не знала, насколько затянется ее путешествие и вернется ли она вообще, поэтому решила оставить вместо себя Луну.
Синджэ стоял в замешательстве, Тэыль протянула к нему руку и спросила:
– Манпасикчок ведь у тебя? Отдай мне ее.
Синджэ забеспокоился. Похоже, он догадался о намерениях Тэыль.
– Нет ее у меня. Не понимаю, о чем ты.
– Ли Рим у нас. Зачем тебе приводить его в участок? По нашим законам его не наказать. Тебе просто нужно было задержать его где-то на сорок восемь часов. Наверно, ты пообещал привести Ли Рима в бамбуковый лес через сорок восемь часов.
Синджэ ничего не ответил.
– Отдай мне Манпасикчок. Я должна пойти с ним.
Синджэ сделал шаг назад. Беспокойство его было не напрасным, Тэыль действительно обо всем догадалась.
– Я не могу тебя отпустить. Тебе нельзя идти. Если войдешь туда, вероятно, никогда не сможешь вернуться.
– Не думаю, что у меня получится спокойно держаться в стороне. Я не смогу остаться здесь одна. Пожалуйста, не останавливай меня. Прошу тебя. Отдай флейту.
В ее черных бездонных глазах не было ни капли беспокойства – была только вера в Гона.
– Почему до тебя никак не доходит?! Я тебя туда не отпущу, и точка! – закричал Синджэ.
Он очень дорожил Тэыль с того момента, когда впервые встретил ее. Как далеки времена старшей школы, как далек ее прекрасный облик в окне! Она сидела на подоконнике под нависшими ветвями цветущей сакуры в своем белом костюме для тхэквондо и читала книгу, ее волосы, подхватываемые порывами ветра, живописно развевались. Это была любовь с первого взгляда. Тэыль стала живительным источником, наполнившим светом сосуд его сухой и суровой жизни. Она оказалась единственным добрым и милым человеком в его жизни. Неважно, как его звали – Кан Хёнмин или Кан Синджэ, только Тэыль считала его братом.
И теперь она говорила ему, что готова уйти без оглядки в неизвестность, в место, где царит вечная пустота и поджидает смерть.
– Хотел, черт возьми, унести этот секрет с собой в могилу, но, видимо, придется рассказать тебе правду. Ты нравишься мне, Чон Тэыль. Всю свою жизнь я был влюблен только в тебя, – в отчаянии признался Синджэ, с сердцем, готовым разорваться на кусочки. Это признание он хранил глубоко в душе долгие годы. – Каждую секунду, каждый миг ты нравилась мне. Как я могу отпустить тебя? Как могу позволить умереть?! Не говори ерунду и просто иди домой.
Глаза его покраснели. Синджэ развернулся и пошел, сглатывая накатывающие слезы. Тэыль догнала его и схватила за запястье. Синджэ попытался выдернуть руку, но Тэыль крепко держала его, словно в тисках. Еще минуту назад она была спокойна и невозмутима, но сейчас сдавленно зарыдала.
– Пожалуйста… Умоляю, отдай мне флейту… Я не буду извиняться за то, что специально не замечала твоих чувств. Если скажу, что сожалею обо всем, буду лицемеркой. Но как ты влюблен в меня, так и я люблю кое-кого. – Голос ее становился все громче. Узкие плечи жалко дрожали от всхлипываний. – Обещаю, что вернусь и отплачу за все те мгновения, когда делала тебе больно. Я обязательно вернусь… Так что молю, просто отдай мне флейту. Прошу, помоги. Если не пойду туда, думаю, и правда умру, Синджэ.
В конце концов Синджэ сдался. Слезы потоком хлынули из глаз. Он сжал руку Тэыль, от которой еще недавно пытался отделаться. Горячие капли упали на кожу. В темном подвале раздавались только печальные рыдания двух людей. Старые кошмары и прекрасные сны Синджэ подходили к концу.
– Синджэ, Синджэ!..
Крики Хваён разносились по маленькой больничной палате. Синджэ увидел настоящего Кан Синджэ, безмолвно лежавшего без сознания на койке. Он нашел для своей матери настоящего сына, рассказал все, что скрывал отец, и привел в больницу, где лежал ее сын, который так и не вышел из комы.
– Как же так? Бедный мальчик… Сыночка, родной, мне так жаль, что все эти годы ты провел в одиночестве. Я и не знала, ничего не подозревала…
Сидя на кровати, Хваён рыдала и обнимала своего сына.
Вдруг она встала и бросилась к Синджэ:
– Когда ты узнал правду обо всем? Сколько ты обманывал меня? С каких пор скрывал правду про моего мальчика? Как ты мог так со мной поступить?! Что теперь будет с моим сыном?!
Больше не было никаких «ты мое чудо», не было ее широкой улыбки, с которой она говорила Синджэ эти слова. Она схватила его за шею, будто собираясь задушить. Синджэ смиренно сносил все удары, он принял ее гнев. Женщину трясло, она побледнела, словно вот-вот упадет в обморок. Руки ее болели, но она не чувствовала боли.
«Если это поможет ей унять боль в душе и выместить гнев, то пусть будет так, пусть хоть убьет меня», – думал Синджэ, ведь, как ни крути, для него она была настоящей матерью.
Из больницы он вышел опустошенный и побрел по улице. Последнее дело завершено. Но куда теперь податься, он не знал. Тэыль тоже здесь больше нет. Невыносимо было терпеть боль одиночества. Тяжелые слезы покатились по щекам.
– Синджэ!
Он обернулся: Хваён с опухшими от слез глазами бежала ему навстречу. Ее тело ослабло, энергия покинула его. Споткнувшись о камень на дороге, она не остановилась. Женщина бежала, чтобы удержать Синджэ.
– Ма… – Не договорив, Синджэ умолк.
Он уже не мог называть Хваён матерью. Рассудок Синджэ затуманился. Но, вопреки всем ожиданиям, она внезапно крепко обняла его:
– Прости… Я должна была обнять тебя сразу. Ты ведь тоже мой сын…
Синджэ не мог произнести ни слова.
– Это не твоя вина… Неправильно срываться на тебе… Прости, мне очень жаль.
– Ма… Мама… – наконец произнес Синджэ.
Он снова обнял Хваён. Теперь он действительно был ее сыном, безо всякой лжи.
Смерть Сэджин не сломала Гона, но сделала сильнее. Теперь он приложит все усилия, чтобы исправить то, что кажется непоправимым. Он взял в руки истрескавшуюся флейту.
Бог, должно быть, предвидел, что будет второй раз и тогда Гон изменит свое решение. Он пойдет спасать не себя в детстве, а ловить Ли Рима. Вот почему он заранее оставил шрам как метку на его плече – чтобы Гон мог избрать верный путь и следовать своей судьбе.
«Как эгоистично с Его стороны», – думал Гон.
Сделав глубокий вдох, он медленно закрыл, а после открыл глаза. Теперь в них горели уверенность и решительность. Он знал, что этот способ решить все раз и навсегда – единственный. И все равно в уголках глаз блеснули слезы. Своей участи не избежать, поэтому Гон стоял прямо и уверенно, глядя только вперед. Сейчас ему как никогда