нужно было оставаться сильным.
Кюбон закончил поправлять рукава его сюртука и отошел назад, восхищаясь величием императора. Это одеяние, вышитое золотой нитью по темной ткани, идеально сидело на Гоне, подчеркивая его фигуру, высокий рост и широкие плечи.
– Похоже, вы собираетесь в какое-то особенное место, Ваше Величество: вы снова надели костюм для церемоний.
В прошлый раз в этом сюртуке Гон встретился с Тэыль и подарил ей цветы. Глядя в зеркало, он принял очень важное решение. Гон тихо улыбнулся, поднял меч с выгравированными на лезвии иероглифами и вышел из гардеробной.
Перед уходом оставалось заглянуть еще к одному человеку. Дама Но стояла посреди чандоктэ[13] и лила на глиняные горшки со съестными припасами очищенную воду. Это был небольшой ритуал, чтобы помолиться за благополучие Корейской империи и ее императора Гона. Увидев Гона в торжественном одеянии, с мечом, она встрепенулась и подбежала к нему.
Робко, едва слышно, она протянула:
– Ваше Величество.
– Расскажу тебе первой, чтобы ты больше не беспокоилась.
– Расскажете что?
– Не представляю, как одиноко ты себя чувствовала все эти годы. Тяжело было хранить мой и свой секреты, не имея возможности хоть с кем-то разделить эту ношу.
Дама Но в изумлении смотрела на Гона.
Он продолжил говорить, но уже тише:
– Та книга стихов – мой тебе подарок. Помню, в детстве ты читала мне один – назывался «Мама и сестра». Я нашел его в той книге.
Стихи, которые читали Гону Тэыль и дама Но, входили в сборник произведений Ким Соволя. Улыбка Гона, вспоминающего эту прекрасную поэзию, была не менее прекрасна.
Дама Но, поклонившись, спросила:
– Я думала об этом и очень испугалась. Почему вы никогда не спрашивали?
– Боялся, что ты захочешь вернуться в свой мир.
– Ваше Величество!..
– Благодаря тебе я смог насладиться красивым стихотворением. Я должен просить тебя кое о чем: отпустите меня еще один раз.
Возможно, сейчас они прощались навсегда. Из-за нарушенного Ли Римом баланса Гон потерял слишком много дорогих сердцу людей. Дама Но была одной из тех, кто не погиб. Именно она дольше всех оставалась на стороне Гона и защищала его. Гон чувствовал себя виноватым, когда просил ее об этом. Но теперь его очередь спасти старенькую даму Но.
– Если я отпущу вас… Вы вернетесь обратно? – сквозь слезы, дрожащим голосом спросила дама Но.
Гон едва сдержался, чтобы тоже не заплакать. Он не мог показать свою слабость, нужно было оставаться каменной стеной перед самым верным его подданным.
– Будь всегда здорова. Это мой последний приказ.
Попрощавшись с дамой Но, Гон взял Максимуса и отправился в бамбуковую рощу. В темном лесу перед ним возник Ён верхом на коне.
– Куда вы собираетесь на этот раз?
– Ён.
– Даже не думайте. Куда бы вы ни собирались, вы ни за что не пойдете в одиночку. Я с вами. И неважно, куда вы направляетесь. Неважно, где будет поле битвы. И если есть вероятность, что вы можете не вернуться, то это даже не обсуждается.
Ён, который в детстве плакал и ссорился с Гоном, заслуживал стать капитаном стражи больше, чем кто-либо другой. И он ни разу не подвел. Для Ёна в этом мире нет и не будет другого императора, кроме Гона, точно так же как Гон не представлял никого другого на месте капитана стражи. Оба были настроены решительно, и оба не могли остановить друг друга.
Знай Гон, что наступит такой день, он никогда не попросил бы Ёна стать его несокрушимым мечом. Гон сожалел о том, чего никогда не делал раньше. Но сожаление это было мимолетным. Даже если бы Гон не приказал ему, Ён все равно с готовностью стал бы его мечом. В одиночестве дворца Ён оставался единственным другом и братом для Гона, неотъемлемой частью его жизни.
Плач флейты разнесся по бамбуковому лесу. Ли Рим уже находился у своих врат. Гон и Ён обменялись взглядами, стоя перед двумя гигантскими обелисками.
«Было бы хорошо, если бы нам удалось выжить после всего» – вот что означал их взгляд.
Гон натянул поводья Максимуса. Вместе с Ёном они оба нырнули в межпространственные врата, переместились сквозь время прямо в ночь мятежа.
Не виднелось ни одной звезды, с темного неба безмятежно падали белые хлопья снега. Гон и Ён прибыли как раз в тот момент, когда холодное белое покрывало легло на дорожки. Подкравшись незаметно сзади, Ён безжалостно сломал шею Сынхону, который стоял настороже у задних ворот. Гон поднял пистолет Сынхона и сразу же спрятался за колонной в коридоре.
Ён зарядил пистолет и посмотрел на Гона:
– Приказывайте, я все сделаю.
– Предатели будут у черного входа примерно через двадцать минут. Оставайся здесь и не дай Ли Риму уйти. Как только увидишь их, стреляй на поражение. Все должны умереть.
– Ваше Величество, вы хотите сказать, что пойдете в Чхонджонго один?
– Если у меня ничего не выйдет, убей предателя Ли Рима, чего бы это ни стоило.
Лицо Ёна, который всю жизнь беспрекословно следовал распоряжениям Гона, заметно напряглось. План Гона был похож на самопожертвование. Он собирался погибнуть в одиночку.
– Ваше Величество, что вы задумали? Только не говорите, что… Нет, не вздумайте, я против.
– Это мой последний приказ.
– Мне очень жаль, Ваше Величество. Я собираюсь пойти в Чхонджонго. Я буду до последнего защищать своего императора. Такова моя работа, – упрямо стоял на своем Ён.
Если Гон из прошлого умрет, то не станет и Гона из настоящего. Неважно, в какой точке временной шкалы они находились, Гон был императором, которого Ён должен оберегать любой ценой.
– Нет, Ён. Это наш последний шанс.
– Для меня тоже. Это мой последний шанс защитить моего повелителя.
Ён с трудом сдерживал слезы. Это достойный поступок для капитана гвардии, стража императора. Его жертва оправданна. Безопасность правителя – его единственная забота. С того самого момента, когда он только встретил Гона, и на протяжении всей жизни Ён оставался полон решимости стоять насмерть за Гона. И он был очень счастлив, что смог сохранить и пронести эту решимость сквозь годы.
– Берегите себя, Ваше Величество. – Сглотнув слезы, Ён попрощался с Гоном.
Чтобы Гон не успел его остановить, Ён ринулся к залу Чхонджонго. Звуки быстро удаляющихся шагов эхом отдавались в голове Гона.
– Ён… – тихонько произнес он.
Гон был разочарован, потому что не мог громко его позвать. Он надеялся, что все пойдет так же, как в ту ночь, но случилось иначе.
«В какой момент все начало меняться?» – задавался вопросом Гон. Когда Тэыль сказала, что будет храброй, или же когда Ынсоп получил ранение, защищая Гона? А может быть, это произошло, когда Синджэ не раздумывая согласился пойти с Ли Римом или когда дама Но молилась об удаче для него. Их лица пронеслись в мыслях Гона.
Наконец он понял. Чем проще уравнение, тем оно красивее. Изменилось то, что он был не одинок. Это единственное, что отличало ту ночь от сегодняшней.
– Мы пока не достигли конечной точки.
Гон оставил свой меч перед дверью и побежал за Ёном в зал Чхонджонго.
Глава 23. Только славные воспоминания
В Республике Корея, в бамбуковом лесу Ли Рима, уже величественно возвышались два массивных обелиска. Скованный наручниками, Ли Рим держал в руках половину флейты. Тэыль шаг за шагом подводила его к двери, приставив к затылку дуло пистолета. Прежде чем войти, она решила обернуться и взглянуть, возможно в последний раз, на мир, в котором родилась и выросла. Стояла ночь, вокруг царила кромешная тьма, и только из раскрытых врат лился яркий свет. Его лучи выхватывали из тьмы бамбуковые деревья, мерно покачивающиеся на ветру, их ветви мягко шелестели. Но Тэыль пыталась вспомнить родные места, в которые могла и не вернуться.
Наконец они вдвоем вошли во врата, которые мог открыть только Ли Рим. Пространство внутри было заполнено фотографиями, чьи жизни Ли Рим изменил и украл. Они парили в воздухе, словно призраки.
Как только они оказались внутри, Тэыль отобрала у Ли Рима флейту.
Он недовольно глянул на нее и нагло спросил:
– Итак, что ты собираешься делать?
– Буду ждать, пока Гон не остановит тебя в прошлом и не вернет все на свои места. Если ему это не удастся, тебя остановлю я.
Тэыль направила пистолет Ли Риму в лицо.
Он улыбнулся уголками губ:
– Если племянничек восстановит порядок, твои воспоминания о нем исчезнут.
– Я знаю, поэтому у меня так болит сердце. Эти бесценные воспоминания поселились глубоко внутри.
Тэыль стиснула зубы, отвела затвор и сняла пистолет с предохранителя.
– Ты не сможешь здесь выстрелить: в этом месте все замирает.
– А вот не факт. До меня еще никто не пробовал тут стрелять.
Ли Рим все еще не понимал, откуда у нее взялась непоколебимая вера в то, что этот мир можно изменить. Мир не так прост, нельзя взять и повернуть все вспять, как невозможно встать на колени, не сгибая ног. Но Тэыль не падала духом. Она не двигалась с места и держала Ли Рима на прицеле, мысленно молясь за Гона, за успешное завершение его плана.
В этот момент жгучая боль пронзила ее руку. Тэыль сдержала стон и опустила голову. Рука, в которой она держала потрескавшуюся флейту, в мгновение ока опустела: Манпасикчок обратилась в пепел и исчезла. Ли Рим, увидев, что произошло, на секунду растерялся, а после загадочно улыбнулся, глядя на Тэыль, как будто что-то понял.
– Мне удалось заполучить ее. Наконец-то в моих руках целая Манпасикчок! – с сияющими от радости глазами пробормотал Ли Рим: его усилия были не напрасны, он победил.
– Если моя половина исчезла, значит, половина племянника тоже. Какая жалость. Гон теперь никогда не вернется. А мы с тобой застряли здесь навеки.
Тэыль в отчаянии смотрела на опустевшую ладонь. Она не могла поверить, что Гону действительно не удалось убить Ли Рима. Она не хотела в это верить. Тем временем Ли Рим наслаждался, глядя на ее разочарованное и растерянное лицо.