– Похоже, план племянничка с треском провалился. Я все еще жив-здоров.
– А вот и нет. Если Гон потерпел неудачу, тебе конец.
Тэыль без колебаний нажала на курок – послышался глухой щелчок. Сколько бы она ни пыталась выстрелить, ничего не происходило, пуля не вылетала из дула. Однако девушка не сдавалась и пробовала снова и снова. Мысленно она не прекращала всем сердцем молиться за Гона.
Ли Рим торжествующе рассмеялся.
– Забавно смотреть, как ты не теряешь призрачной надежды, – злорадствовал он. – Но пора прекращать это.
Тэыль замешкалась лишь на секунду, а Ли Рим уже был рядом и тянул к ней огромные руки.
И тут у нее получилось…
Раздалась череда выстрелов, пули безжалостно убивали всех на своем пути.
Гон и Ён быстро расправились с приспешниками Ли Рима, охранявшими коридор, ведущий к залу. В эту минуту восьмилетний Гон, стоя босыми ножками в крови отца, поднял фамильный меч, чтобы сразить им Ли Рима. Меч был слишком тяжел для ребенка, мальчик с трудом удерживал его в руках. И еще до того, как он успел размахнуться, Кёнму приставил пистолет к его затылку. Теперь история складывалась иначе. Змеиные глаза Ли Рима блеснули, он приказал Кёнму убить племянника. Близилась смерть юного Гона, момент, когда его судьба изменится навсегда. В этот миг прогремел еще один выстрел и осколки стеклянного купола зала Чхонджонго с грохотом обвалились.
Ли Рим поднял руку, прикрывая лицо от осколков, и выронил Манпасикчок. Пронзительно зазвенели расположенные по периметру аварийные сирены. Лампы замигали красным цветом, будто сходили с ума.
– Чрезвычайная ситуация. Всей императорской страже немедленно прибыть в зал Чхонджонго. Стража, немедленно! – созывал охрану по рации настойчивый голос.
Люди Ли Рима стреляли без разбора. Гон и Ён вдвоем пошли против десятков предателей, и у каждого было что защищать. Ён покончил с мятежниками и бросился к юному Гону. Своим мускулистым телом он спрятал ребенка от пуль. Гон, уклоняясь от выстрелов, нацелился на Ли Рима и нажал на курок. Ли Рим среагировал быстро: он схватил Кёнму и прикрылся им. Кёнму пал бесславной смертью цепного пса, по гроб жизни верного своему хозяину. Пули пронзили сердце, он скончался мгновенно. Используя Кёнму в качестве щита, Ли Рим добрался до флейты, лежавшей на полу среди осколков стекла.
И когда целая Манпасикчок оказалась в руках Ли Рима, Гон почувствовал, как что-то обожгло его грудь. Половина флейты, которую он положил во внутренний карман сюртука, воспламенилась и сгорела, обратившись в пепел. Когда Гон поднял голову, Ли Рим уже выходил из зала с флейтой в руках. Разделавшись с Ким Гихваном и остальными предателями, стоявшими на пути, Гон отправился вслед за Ли Римом.
При виде убегающего Гона в глазах Ёна забрезжил лучик надежды. Его уже несколько раз ранили, но это не сломило дух воина. Дрожащими руками он нащупал пульс маленького Гона и с облегчением вздохнул. Слабо, но сердце ребенка билось, он выжил. У восьмилетнего мальчика было то же лицо, что у Гона в день их первой встречи. Слишком рано ему пришлось взять на себя обязанности императора. Ён с грустью на душе посмотрел на ребенка. Увы, но остаться вместе им суждено ненадолго.
Придворные, что услышали сигнал тревоги, со всех ног побежали к залу. Их топот и громкие возгласы уже доносились неподалеку из коридора. Оставив маленького Гона, Ён поспешил спрятаться, чтобы слуги его не заметили. Тело казалось тяжелым, словно вата, пропитанная водой. Но даже в его затуманенном рассудке воспоминания о Гоне были все так же ясны – воспоминания, как он плакал и смеялся вместе с ним.
Император был натурой романтичной, и Ён грустил оттого, что любовь Гона оказалась такой трагичной. В одиночку ему пришлось нести на своих плечах два мира. Но сегодня он не один. Ён всегда хотел, чтобы Гон чувствовал поддержку близких, и только это утешало его.
Отяжелевшие веки Ёна медленно закрылись, а белые хлопья снега, кружащие под разбитым куполом зала, мягко ложись ему на лицо.
Гон погнался за Ли Римом, под ногами его хрустел свежевыпавший снег. Теперь Ли Рим остался совершенно один. Даже самых преданных слуг он использовал в качестве щита, чтобы спасти свою шкуру. В руке у Гона снова был фамильный Меч четырех тигров, который он оставил у задних ворот дворца. С ног до головы запачканный кровью, Ли Рим бежал как сумасшедший в бамбуковый лес. Подул ветер, и какая-то незримая мощная энергия окружила его. Таинственный свет озарил ночную тьму, и над бамбуковыми деревьями возвысились два гигантских обелиска.
Глядя на величественные врата в другое измерение, Ли Рим не мог скрыть свой восторг:
– Я был прав. Я… был прав! Это дверь в другой мир!
Но когда Ли Рим, упиваясь победой, собирался войти в дверь, сзади раздался громкий крик:
– Предатель Ли Рим!
Будто разделяя небо и землю, крик эхом разнесся по лесу. Ли Рим повернул голову, и острый меч рассек руку, в которой он держал флейту. Лицо Гона забрызгало темно-красной кровью, яростно сверкали его глаза.
Ли Рим упал. Корчась от боли и истекая кровью, он пополз, словно хищник, что никогда не упустит своей добычи. Флейта должна принадлежать ему. Тогда Гон безжалостно рассек мечом его вторую руку.
– Проклятье!
Крики Ли Рима сотрясали воздух. Катаясь по земле, он яростно спросил:
– Ты кто, черт возьми, такой? Почему следил за мной? Откуда у тебя Меч четырех тигров?
– Я император Корейской империи и законный владелец Меча четырех тигров. Я тот, кто накажет тебя за содеянное.
– Ты император? Этого не может быть, я убил его собственными руками. Как смеешь ты называться его именем!
– «Небо дарует жизнь, а земля укрепляет дух. Луне подвластны морские приливы, а рекам – очертания гор. За вспышкой молнии грохочет гром…»
Гон держал в руках Меч четырех тигров и торжественно на память произносил выгравированные на нем слова, как научил его отец.
Интуиция не подвела Ли Рима, он сразу догадался:
– Так, значит, ты кронпринц. Вот какова сила флейты! Ты Ли Гон!
Манпасикчок не просто открывала дверь в иные миры – она могла переносить во времени. Осознав это, Ли Рим снова пополз к флейте. Падая снова и снова, он до самого конца не сдавался, точно обезумевший. Кипящий гнев Гона наполнял меч. Теперь он был готов выполнить приказ отца и осуществить призвание императора.
– «…Мудрец стремится победить зло гор и рек, искоренить его во имя праведного пути и добродетели». Используй его с глубокими мыслями и делай все правильно. Предатель Ли Рим будет обезглавлен.
Острое лезвие меча отсекло голову Ли Рима. Белый снег и зеленые листья бамбука окропила алая кровь предателя. Стая черных птиц взмахнула крыльями и улетела.
Бах!
В то же время пуля, которую выпустила Тэыль, попала точно в сердце Ли Рима.
Лепестки красных цветков ликориса, проросших внутри ворот Гона, разлетелись по ветру и проникли во врата Ли Рима. Парящие в воздухе фотографии распались на мелкие кусочки и исчезли, а Ли Рим упал навзничь, навсегда закрыв свои пустые глаза. Труп его, как и флейта, обратился в пепел и исчез, унесенный ветром.
– Тебе удалось. Это значит… Ты не сможешь вернуться.
Окруженная трепещущими на ветру лепестками, Тэыль безутешно рыдала, оставшись совсем одна в темноте.
Гон схватился за шею: шрам от рук Ли Рима полностью исчез.
– Если наши миры пойдут разными путями, то я не смогу тебя вспомнить. Мы будем жить, не зная друг о друге.
Только откуда-то издалека доносился слабый голосок Тэыль. Внезапно Гон расплакался. В месте, где они уже никогда не увидятся, двое стояли и рыдали, думая друг о друге.
Цифры, написанные на доске в кабинете Гона, исчезли, как исчезли мгновенные фотографии и банкноты Корейской империи в комнате Тэыль. Ее черный пояс, который хранил Гон, лицо Синджэ на групповой фотографии третьего отдела по особо тяжким преступлениям, кукла-лев, подаренная Тэыль Гоном, – все бесследно растаяло в воздухе. Все, что ранее связывало миры, пропало навсегда.
Мальчик, идущий по улице, играл с йо-йо. Толчком он отпускал игрушку, которая вновь возвращалась в руку. Тонкая нить снова и снова натягивалась. Казалось, она вот-вот порвется, но этого не произошло. Мальчик посмотрел на вращающееся йо-йо.
– Росток… Думал, сломался, а он пророс. Дверь закроется, останутся лишь воспоминания.
«Должен ли я покончить с этим?.. Или оставить все как есть?»
Мальчик был ребенком, молодым человеком, а иногда и стариком. Он существовал повсюду во Вселенной. Потому что мальчик этот был Богом.
В последний раз он натянул нить йо-йо.
Глава 24. Судьба, что нас выбрала
Теперь все встало на свои места. С ночи мятежа 1994 года все снова пошло своим чередом.
Поскольку Гон убил Ли Рима, ему не удалось сбежать в Республику Корея. Его двойник, Ли Сонджэ, и двойник Гона, Ли Джихун, остались живы. Муж Джонхе, отец Джихуна и младший брат Сонджэ, погиб из-за несчастного случая, но это не обернулось трагедией, разрушившей их семью. Жили они бедно, и, так как Сонджэ с детства был инвалидом, Джонхе пришлось отдать его в дом престарелых, чтобы обеспечить ему должный уход. Однако Джихун раз в месяц навещал там своего дядю.
В Корейской империи Сонён так же пыталась покончить жизнь самоубийством на мосту вместе с сыном Хёнмином, то есть Синджэ. Но в этот раз ей на помощь пришел другой человек, не Ли Рим. По воле судьбы принц Пуён, проезжая по мосту, стал свидетелем того, как женщина пыталась перекинуть ребенка через перила. Благодаря принцу Пуёну Синджэ не умер и не стал в руках Ли Рима товаром для обмена. Он вырос в Корейской империи с матерью, а не один в чужеземном мире.
Луна родилась сиротой в трущобах на окраине города. Как-то она пыталась украсть деньги в рыбной лавке на рынке, ее поймала мама Сорён и стала присматривать за девочкой. Материнское тепло и забота, которых ей так не хватало, навсегда изменили жизнь Луны. Синджэ и Луна выросли в достатке и, став полицейскими, нашли друг друга в Корейской империи. 27 мая 2022 года они встретились перед книжным магазином «Хэсон». Будущее изменилось для всего мира. Хотя Сорён по-прежнему была слишком амбициозна, в этот раз стать премьер-министром ей не удалось: ее посадили в тюрьму за растрату средств из государственной казны, когда она занимала должность члена Национального собрания.