Чем ближе подходил Фрейли, тем труднее становилось Вилу смотреть ему в лицо. В конце концов он сдался и опустил голову. За спиной президента он увидел Парнишку, блюющего в траву.
Фрейли подошел совсем близко к лежащему на траве Бриерсону, который теперь не видел ничего, кроме его спортивных туфель. Вил задумался, что будет, если Фрейли ударит его ногой в лицо. Он почему-то был уверен, что Стив размышляет о том же.
– Президент Фрейли. – Голос Елены доносился откуда-то сверху. – Совершенно с вами согласна по поводу старых обид.
– Да. – Фрейли отступил на пару шагов. Когда президент снова заговорил, Вилу показалось, что он смотрит вверх. – Хорошо, что вы его оглушили, мисс Королева. Мне кажется, пришло время разобраться, кому вы можете доверять, а кому нет.
Елена не ответила.
Прошло несколько секунд. Вокруг Вила возобновились разговоры. Он услышал приближающиеся шаги и голос Тюнка Блюменталя:
– Мы только хотим, чтобы он отошел в сторонку, Елена. Дай ему возможность воспользоваться ногами, ладно?
– Договорились.
Блюменталь помог Вилу перевернуться на спину, потом подхватил его за плечи. Оглянувшись, Вил увидел, что Рохан Дазгубта взял его за ноги, однако он ощущал только прикосновение рук Блюменталя – ноги, казалось, ему больше не принадлежали. Вдвоем они оттащили Вила в сторону от толпы и света. Для хрупкого Рохана ноша оказалась слишком тяжелой. Каждые несколько шагов зад Вила стукался о землю; он слышал звук, но ничего не чувствовал.
Наконец вокруг стало совсем темно. Его опустили на землю, прислонив спиной к большому камню. Волейбольные площадки и костры превратились в отдельные маяки света в океане мрака. Блюменталь присел на корточки рядом с Бриерсоном.
– Как только почувствуете покалывание в ногах, советую сразу встать и походить. Тогда боль будет терпимее.
Вил кивнул. Такой совет давали всем пострадавшим от парализующего выстрела – в тех случаях, когда не было затронуто сердце.
– Боже мой, Вил, что произошло? – Любопытство в голосе Рохана смешалось со смущением.
Бриерсон глубоко вздохнул; угли ярости еще продолжали тлеть.
– Ты ведь никогда не видел, Рохан, чтобы я терял самообладание, не правда ли?
Мир опустел. Все, кого он любил, исчезли… и их место в душе занял гнев, какого Вил до сих пор еще не знал. Он покачал головой. Ему и не снилось, насколько сильно мешает жить ненависть.
С минуту они сидели молча. В ногах Вила началось крайне неприятное покалывание. Никогда ему не приходилось видеть, чтобы последствия парализующего удара улетучивались так быстро; наверняка это еще одно достижение выстехов.
– Посмотрим, смогу ли я ходить, – пробормотал он и поднялся, опираясь на плечи Блюменталя и Дазгубты.
– Здесь есть тропинка, – сказал Блюменталь. – Просто попытайтесь идти, и вам сразу станет легче.
Они медленно двинулись по тропинке, уходящей вниз, в сторону от большой лужайки. Крики и смех постепенно стихли, и вскоре самым громким звуком стал стрекот насекомых. Здесь чувствовался сладковатый запах – цветов? – которого Вил никогда не замечал в городе Королевых. Воздух был прохладным, у него даже немного замерзли ноги – в тех местах, где восстанавливалась чувствительность.
Сначала Вилу приходилось сильно опираться на Блюменталя и Рохана. Ноги казались бесполезными обрубками, коленные суставы плохо слушались. Через пятьдесят метров он вновь обрел способность ощущать камешки на тропинке и уже мог выбирать место, куда лучше поставить ногу.
Ночь выдалась ясной и безлунной. Света звезд, однако, было достаточно, чтобы смутно различить слабое свечение между ними… Млечный Путь? Вил посмотрел на небо впереди. Бледный свет показался странно ярким. Он падал с востока широкой полосой, которая постепенно сужалась и тускнела. Восток? Неужели мегагоды изменили и это? Вил споткнулся и сразу почувствовал, что руки его спутников сжались сильнее, не давая ему упасть. Он поднял взгляд еще выше и увидел настоящий Млечный Путь, перерезавший небо совсем в другом направлении.
Блюменталь усмехнулся:
– В ваше время в точках Лагранжа не происходило ничего интересного, не так ли?
– В точках L-четыре и L-пять были населенные станции. Они выглядели как очень яркие звезды.
Но ничего похожего на эти клубы космической пыли.
– Если запустить побольше всякого барахла на лунную орбиту, можно будет заметить не просто несколько новых звезд. В его времена там жили миллионы людей. Всю тяжелую промышленность постепенно перевели на Луну. Появилось слишком много отходов. Нельзя бесконечно производить, не отравляя окружающую среду. Рано или поздно последствия начнут сказываться.
Теперь Вил вспомнил, что говорили Елена и Марта.
– Сейчас там остались только пузыри.
– Да. Свечение вызвано отнюдь не промышленными отходами – те давно уже «смыты» влиянием третьих тел. Теперь это самое подходящее место, чтобы хранить там оборудование или разместить аппаратуру слежения.
Вил снова посмотрел на тусклое свечение. Сколько тысяч пузырей должно там находиться, если свет получился таким ярким. Он знал, что Елена до сих пор держит значительную часть своего оборудования вне Земли. Сколько миллионов тонн там хранится? И сколько еще путешественников во времени остаются в стасисе, не заметив посланий Королевых, оставленных ими в разных эпохах? Этот свет действительно был призрачным.
Они прошли еще несколько сотен метров на восток. Постепенно координация движений восстановилась, и Вил смог шагать без посторонней помощи, лишь изредка спотыкаясь о небольшие камешки и корни деревьев. Его глаза полностью адаптировались к темноте. Цветы светлых оттенков украшали кусты, и временами сладковатый запах становился сильнее. «Интересно, – подумал Вил, – эта дорожка естественного происхождения или она продукт ландшафтного дизайна Королевой?» Он рискнул оторвать взгляд от земли – его походка все еще была не совсем уверенной, – чтобы посмотреть вверх. Как и следовало ожидать, он увидел темные очертания автонов Елены – и, вероятно, Деллы – у себя над головой.
Тропинка начала отклоняться к югу, к голым скалам, которые шли вдоль гряды холмов. Снизу доносился тихий плеск воды. Будто на озере Мичиган в спокойную ночь. Не хватало только комаров, чтобы он почувствовал себя совсем как дома.
Долгое молчание прервал Блюменталь:
– Вы были одним из моих любимых героев, Вил Бриерсон.
Вил почувствовал, что выстех улыбается.
– Что?
– Да. Вы и Шерлок Холмс. Я читал все романы, которые написал ваш сын.
«Билл написал… обо мне?»
«Грин-Инк» сообщил Вилу, что его сын стал писателем, но Бриерсон так и не успел посмотреть, что представляют собой его произведения.
– Сами приключения были вымыслом, но вы всегда оставались главным героем. Ваш сын писал романы, сделав предположение, что Дерек Линдеманн не сумел вас запузырить. Он написал почти тридцать романов; ваши приключения продолжались вплоть до конца двадцать второго века.
– Дерек Линдеманн? – переспросил Дазгубта. – Кто… А, понятно.
Вил кивнул. Паршивый Дерек Линдеманн. Парнишка.
– Да, Рохан. Тот тип, которого я пытался сейчас убить.
В этот момент собственная ярость показалось Вилу бессмысленной. Он печально улыбнулся в темноте. Подумать только – Билли придумал ему искусственную жизнь вместо той, которой его лишили. Видит бог, он обязательно прочитает эти романы!
Вил посмотрел на выстеха:
– Я рад, что вам доставили удовольствие мои приключения, Тюнк. Полагаю, вам удалось перерасти это детское увлечение. Кажется, вы занимались строительным бизнесом?
– Верно. Если бы я захотел стать полицейским, это было бы очень трудно сделать. Во второй половине двадцать второго века на миллион населения приходилось менее одного полицейского, а в сельских местностях и того меньше. Преступления стали до обидного редкими.
Вил улыбнулся. У Блюменталя был странный певучий акцент – что-то среднее между шотландским и азиатским. Никто из выстехов так не говорил. Во времена Вила разница в произношении уже начала размываться; связь и путешествия на линии Земля – Луна стали очень быстрыми. Блюменталь вырос в космосе, в нескольких днях пути от Земли.
– Кроме того, мне больше хотелось строить, чем защищать людей. В начале двадцать третьего века мир изменялся невероятно быстро. Бьюсь об заклад, что за первое его десятилетие было сделано больше изобретений, чем за все предыдущие столетия вплоть до двадцать второго. Вы заметили разницу между продвинутыми путешественниками? Моника Рейнс покинула цивилизацию в две тысячи сто девяносто пятом году; что бы она ни говорила сейчас, у нее лучшее оборудование, существовавшее на тот момент. Хуан Шансон ушел в две тысячи двухсотом году, причем денег у него было намного меньше. Однако оборудование Шансона выше качеством буквально во всех отношениях. Его автоны провели несколько тысяч лет в реальном времени и будут работать по меньшей мере еще столько же. Моника прожила в реальном времени шестьдесят лет, а у нее остался всего один исправный робот. Всего пять лет разницы! Королевы покинули цивилизацию через год после Шансона. Они накупили огромное количество оборудования, однако потратили на это денег немногим больше Хуана; за один год все стало куда более доступным. Шансон, Елена, Жене – они все это хорошо знают, хотя вряд ли представляют себе, каким мог быть дальнейший технический прогресс… Вам известно, что я покинул цивилизацию последним?
Вил читал об этом в записях Елены. Тогда разница в несколько лет не показалась ему существенной.
– Вы вошли в стасис в две тысячи двести десятом году?
– Именно. Передо мной была только Делла Лу – в две тысячи двести втором году. Нам не удалось найти никого, кто оказался бы ближе к Сингулярности, чем она.
– Вы, наверное, самый могущественный из всех, – тихо проговорил Рохан.
– Должен быть… наверное. Однако на самом деле я вовсе не стремился отправляться в путешествие. Я был более чем счастлив на своем месте. Я не собирался прыгать в будущее или становиться основоположником новой религии, и в мои планы не входила организация хитроумных махинаций на рынке ценных бумаг… Ох, простите меня, Рохан Дазгубта, я…